Со следующего дня мы начали громить врага. Применялась тактика: совершать налеты в основном на маленькие опорные пункты карателей, а если предоставится возможность, то и на сравнительно крупные.

Под первым нашим ударом оказался враг в Ляншуйцюаньцзы. Молниеносным налетом были разгромлены войска марионеточной армии Маньчжоу-Го и отряд самоохраны, полностью очищена казарма полиции японского консульства. Прогремел в Ляншуйцюаньцзы первый бой по дезорганизации вражеских тылов. Потом мы делали вид, что уходим куда-то далеко, а на самом деле возвращались на свое прежнее место. В Синьнаньгоу мы внезапным налетом уничтожили передвигающуюся автоколонну противника и захватили в качестве трофея немало пшеничной муки, а также различных военных материалов.

После этого отряд совершенно бесследно исчез, а затем быстро двинулся в горы Бэйфэнвудуна, что довольно далеко от Синьнаньгоу. Там мы готовились к очередному бою. Ночью 16 февраля 1934 года нашим отрядом были убиты, ранены и взяты в плен все солдаты марионеточной армии Маньчжоу-Го, полицейские и бойцы отряда самоохраны, находившиеся там.

После славной победы в Бэйфэнвудуне мы перешли через перевал Бэйгаолилин и двинулись в направлении Сыдуна. Здесь наш отряд атаковал лесную полицию противника, находившуюся в Восточном ущелье. Все полицейские были и на этот раз убиты, ранены и взяты в плен.

Последний решительный бой в срыве зимних карательных операций врага разыгрался в Дадучуане — главном военном опорном пункте у железной дороги Тумынь — Муданьцзян. Мы, переодетые в форму карателей, форсированным маршем преодолели горные кручи и перевалы на расстоянии более 40 километров. Потом, разделившись на три группы, совершили в Дадучуане налеты на полицейский участок, канцелярию отряда самоохраны и сожгли военный склад.

После этого боя враги вынуждены были отказаться от окружения партизанской зоны и отступили до рубежей, занимаемых ими 90 дней назад. Им так и не удалось ликвидировать «опухоль». Их зимняя карательная операция, угрожавшая целых три месяца существованию партизанских районов, лопнула, как мыльный пузырь.

Бои по обороне Сяованцинской опорной базы, которые назывались у нас для удобства Мацуньской операцией, увенчались нашей победой. Это было своего рода чудом, бесшумно сотворенным в одном из уголков земли, на которой в то время поднимался шум в связис занятием поста рейхсканцлера Адольфом Гитлером, много было шума и вокруг лейпцигского процесса, в связи с установлением дипломатических отношений между СССР и США. Жаль, что сейчас не могу подробно описать плоды боевых дел защитников Сяованцинского партизанского района — плоды героических подвигов и пережитых трудностей.

Да, за нашу победу пришлось дорого заплатить. Сотни человек лишились жизни под градом пуль и снарядов врага. Самой большой скорбью для меня было то, что ушли от нас Чвэ Гым Сук и Тун Чанжун.

Не стало нашей дорогой Чвэ Гым Сук, которая любила меня, как своего родного брата, которая проявляла теплую заботу обо мне. Ее лица не было видно среди людей партизанского района, которые со слезами на глазах бежали навстречу храбрым бойцам, когда мы возвращались с триумфом из вражеского района. В моем вещмешке, который нес мой ординарец, лежало карманное зеркальце, которое я хотел подарить этой необыкновенной женщине. Взяли мы с собой и несколько тюков с трофеями для других членов Общества женщин.

Сколько у них было мук той зимой, сколько было пролито блез при обороне партизанского участка! Сколько сварили они каши, сколько выкопали в горах корней различных растений для пищи! Разве можно было забыть Хе Сук и Ен Сук, которые, став под угрозой врага проводниками, завели карателей в глухое место, где не было никаких партизан, за что были расстреляны палачами! Не забыть и тетушку бойца Чвэ Чхан Бома! Когда враг воровски подползал к обрыву, где находился партизанский штаб, эта бесстрашная женщина громко закричала о налете противника и привлекла к себе внимание карателей, лишь бы обеспечить безопасность партизанского штаба.

Да они вместе с Ке Воль Хян[6]и Рон Гэ[7] были верными Родине женщинами, патриотками Кореи! Но моя запоздалая сердечность и забота, к великому сожалению, не дошли до Чвэ Гым Сук. Во всей своей жизни я, право же, только эту женщину звал сестрой и очень уважал.

Я говорил ей: «До освобождения Родины мы с тобой не умрем, давайте будем воевать!» «Я не старею, буду долго жить. Беспокоит меня то, что ты, командир, не бережешь себя…» — так сказала она.

И вот такая замечательная женщина погибла от рук врага!

И смерть Тун Чанжуна была для меня горькой утратой. Это был один из самых незабываемых соратников среди китайских товарищей, которые любили меня, ценили мои идеи. Мы с ним много полемизировали вокруг проблемы о важнейших политических установках. Человек он был немного упрямый, и мы порой не приходили к единому мнению. Но подобные разногласия никогда не омрачали нашу дружбу. Он очень любил и уважал меня. «Среди корейцев вам больше всех могу доверять», — так часто он говорил.

После боя в Дадучуане мы временно эвакуировались в направлении Яоингоу, а потом вернулись в Мацунь. Здесь подвели мы итоги боевых операций по обороне Сяованцинского партизанского района. В то время в Мацуне жители, вернувшиеся из эвакуации, начали воздвигать на пепелище жилье. Какой-то старик, говорили, строит дом свой уже в 70-й раз после начала жизни в партизанском районе. Столь устойчивой была жизнеспособность населения Цзяньдао, которое решило: «Жить будем только в партизанском районе, и умрем тоже здесь».

Не будь такой поддержки и помощи народа, мы, партизаны, не могли бы отражать крупные карательные акции противника. Победа в Мацуньской операции — это, я бы сказал, плод единства армии и народа, плод народного сопротивления. Мы жили дружно духом атакующих — чем становилось труднее, тем решительнее шли вперед. Таким духом были пропитаны и разнообразные методы ведения боя, ставшие отличительными чертами нашего стиля. Все это было решающим фактором нашей победы в Мацуньской операции.

Весь ход боевых действий в Мацуне был яркой демонстрацией «духа партизанского района» — той твердыни, которая на почве революционной власти гордо высилась, как великандерево, символизируя несгибаемую волю и порыв нашей нации. Именно этот дух родил стоическую силу, которую не в силах покорить ни авиация, ни артиллерия врага, позволил нам ценой крови защитить каждую пядь земли Сяованцина.

В результате Мацуньской операции враг понес серьезное поражение-и военное, и морально-политическое. А что касается нашей революционной армии, то ее военный авторитет стал несравненно ярче и значительно вырос. В процессе операции мы опробовали на деле неисчислимое множество новых методов ведения боя, которые послужили бы первоосновой тактики ведения партизанской войны. Были заложены нами военно-организационные и тактические основы перехода в дальнейшем на действия крупными отрядами. Антияпонский партизанский отряд обладал богатым опытом, что помогало ему отразить любые нашествия противника.

Мацуньская операция сделала возможной оборону Сяованцина. Это способствовало устранению кризиса, нависшего над партизанскими районами в соседних уездах, внесло большой вклад в развитие корейской революции в целом, в центре которой находилась антияпонская вооруженная борьба. Исток героизма бойцов — защитников высоты 1211[8] — вытекает именно из «духа партизанского района», рожденного в 30-е годы. И сейчас мы, пропитанные этим духом, несмотря на империалистическое окружение, уверенной поступью продвигаемся вперед, прославляя социализм нашего образца.

Нет на свете такой силы, которая смела бы подавить «дух партизанского района», рожденный иокрепший вгорниле антияпонской войны! Наша армия и наш народ, живущие этим духом, и впредь будут несокрушимы и неизменно будут следовать дорогой побед!