Крабы занимали немалую долю в пропитании нашей семьи. Когда в доме появлялся гость, бабушка угощала его засоленными крабами, которые хранились в глиняных кувшинах. Видя это, я подумал о том, как хорошо было бы угостить дедушку и бабушку, родителей матери, такими крабами. Для меня дом моей матери в Чхильгоре являлся таинственным уголком, вызывающим глубочайшую привязанность и симпатию. Я любил приятный запах нарезанной соломы в коровнике этого дома, радовало меня веселое щебетание птиц на ветвях жужубы во дворе. С величайшим интересом слушал я сказки летним вечером, сидя на мате и вдыхая запах полыни, когда разводили костер от комаров.
Сестра моей матери всегда твердила о том, что я ни на минуту не должен забывать о Чхильгоре, так как я родился в доме матери. Видимо, мать некоторое время находилась тогда в доме своих родителей. Однако мой дедушка и бабушка постоянно утверждали, что местом моего рождения является село Нам. «Твоя мать находилась несколько дней в доме своих родителей и там родила тебя, это правда, — говаривали они. — Но не положено считать Чхильгор местом твоего рождения. Пусть женщина родила ребенка в другом селе, но по нашим исконным традициям местом его рождения должна считаться местность, где находится дом его отца».
Так или иначе, но я любил дом матери, словно свой родной дом. И это чувство взыграло во мне и во время ловли крабов.
В то время я уже ходил в Чхандокскую школу в Чхильгоре. По воскресеньям шел в Мангендэ и вместе с дедом мы ловили крабов. Как-то раз я спрятал в кустарниках половину добычи, а деду передал сумку с остальными крабами.
— Сегодня не так удачна ловля, — проговорил он с сожалением. Но я пропустил мимо ушей его сетования.
Собственно говоря, я должен был честно сказать деду, что половину добычи оставил для дома матери. Но я не решился на это, потому что не знал, удовлетворит или огорчит моего дедушку такое признание. Доставив сумку с крабами домой, следуя за дедом, я затем снова пошел на берег реки Сунхва и, сложив спрятанную в кустарниках добычу в сумку, побежал стремглав в Чхильгор. Обитатели дома матери обрадовались, говоря, что это благодаря заботе Сон Чжу им довелось полакомиться крабами. Я сказал, что это подарок моего деда Бо Хена из Мангендэ, поэтому его и следовало бы благодарить.
Однажды дед по матери, гостивший у нас в Мангендэ, подробно рассказывал деду Бо Хену об упомянутых крабах. Он добавил, что благодаря заботам свата они полакомились вкусными крабами и поблагодарили его. Сначала дед Бо Хен не понял, в чем дело, но, выслушав слова свата до конца, остался очень доволен.
Спустя несколько дней дед похвалил меня за тот поступок, сказав, что у меня хорошая сообразительность и доброе сердце…
Вот такова была эта история с крабами, о чем напомнил Ли Гван. Это был эпизод, порожденный бедностью, в какой-то мере житейская драма, отражавшая человечность и доброту.
Но, казалось мне, Ли Гван смотрел на этот эпизод не с позиций человечности, у него на этот счет была другая точка зрения.
— Я стал сочувствовать твоей семье, выслушав рассказы о бракосочетании и крабах, — проговорил он.
Я был в полной мере пленен его добродушием, выраженным в этих глубокомысленных словах.
— Ну, как. Ли Гван, интересно тебе работать волостным начальником?
Этот вопрос интересовал меня еще в то время, когда я находился в средней части Маньчжурии. Подпольщики, направленные тогда в Восточную Маньчжурию, прислали мне информацию из Цзяньдао. В их сообщениях было указано, что Ли Гван — одно из лиц, на которое я обращал особенно большое внимание, — работает волостным начальником в Ванцине.
Ли Гван улыбнулся в ответ на мой вопрос.
— Тяжело, но пользы немало. Осенью прошлого года наши ребята были схвачены охранникам и в Хаматане. Тогда я спас их своим поручительством. Значит, положение волостного начальника сработало.
Он добавил в шутку, что готов всю жизнь работать на этой должности, если разрешат.
Я восхищался своим родным краем, а Ли Гван шутил:
— Коль так прекрасно Мангендэ, то я последую туда за тобой вместе со своей семьей, когда будет достигнута независимость страны.
— А как же быть с Чонсоном? Слыхал, что твоя родина Чонсон.
— Родным краем является не только место рождения. Любая местность может стать родиной, если только питаешь к ней привязанность. Впрочем, когда я прибуду туда, помоги мне устроиться учителем начальной школы. Ты, Сон Чжу, будешь директором, а я — учителем.
— Вся беда в том, что противна мне профессия учителя начальной школы…
— Врешь ты. Я слыхал, что ты когда-то учительствовал там. в Аньту али в Гуюйшу. Твой отец тоже долгое время работал учителем.
Наша дружба еще более укрепилась в дни создания отряда особого назначения. Ли Гван пришел в Сяошахэ для встречи со мной сразу же после того, как он организовал в Ванцине такой отряд по нашему совету. В то время наши товарищи в Ванцине испытывали большие трудности в подготовке к созданию Антияпонской народной партизанской армии вследствие враждебных действий Армии спасения отечества против корейских коммунистов и патриотической молодежи. Ли Гван после организации отряда особого назначения не мог определить направление его действий и ломал голову над этим вопросом.
Тогда я высказал ему свое мнение о ряде принципиальных проблем, возникающих в создании единого фронта с китайскими антияпонскими отрядами, и о мерах его осуществления, конкретно обсуждал вместе с ним направление и методы действий его отряда. Ли Гван принял мои предложения чистосердечно.
Моя мать оказала Ли Гвану теплое гостеприимство, от души угощая его кашей из чумизы и гаоляна, супом, заправленным соевой пастой, и салатом из сушеных съедобных трав. А Ли Гван, в свою очередь, глубоко уважал и почитал ее. Родительская любовь моей матери тронула Ли Гвана, а его юношеский задор и простой характер были ей по душе.
Когдамы создали АНПА, Ли Гван находился в Синлунцуне. Мать поднялась с постели, невзирая на болезнь, и посетила партизанский отряд вместе с Чхоль Чжу. Коснувшись рукой винтовки на плече Ли Гвана, она сказала:
— Можно воевать по — настоящему, имея только такую винтовку. Вряд ли можно бить японскую армию оружием Армии независимости, похожим на ножку курицы. У меня гора с плеч при виде нашей армии с винтовками. Как обрадовались бы ваши матери, если бы они увидели вас. Матери проливают горькие слезы, у них болит сердце, когда их дети сваляют дурака, когда они поступают вопреки совести. Но они плачут от гордости, видя сыновей, вставших с оружием в руках на борьбу за отчизну.
Ли Гван, вернувшись в Ванцин, активно развернул работу с Армией спасения отечества. В Аньту нам удалось добиться сотрудничества с командующим Юем, что послужило хорошим опытом работы с китайскими антияпонскими отрядами. Вначале эта работа шла сравнительно гладко. Было немало успехов. Многие отряды АСО активно откликались на призыв к созданию антиимпериалистического совместного фронта с нами.
При создании единого фронта с ними козыри оказались в руках коммунистов. Однако левачество мешало созданию единого фронта. Авантюристический лозунг «Свергнуть верхи, завоевать низы», брошенный левацкими элементами, вызвал сильное противодействие и возмущение верхушки китайских антияпонских отрядов и заставил многих командиров АСО остерегаться коммунистов и даже начать с ними расправу.
Именно в такой момент Ли Гван включился в работу с китайскими антияпонскими отрядами, что можно было только приветствовать. Для этой работы он переселился из Бэйхаматана в Тайпингоу. Тогда я часто посещал его дом в этом местечке. Село Тайпингоу примерно с 300 крестьянскими дворами было расположено в центре треугольника Сяованцин — Яоингоу — Лаохэйшань. Невдалеке от него пролегала советско-маньчжурcкая граница. Село находилось в 8–12 километрах от Лоцзыгоу. Все важные пункты базирования Армии спасения отечества были расположены вблизи Тайпингоу. Отряд особого назначения, возглавляемый Ли Гваном, был расквартирован в Цзяньчангоу, находившемся километрах в двух от городка Лоцзыгоу.
