Но даже такое временное правительство в середине 20-х годов не в состоянии было сохранять и свою вывеску, переживая финансовый кризис, и позже, оказавшись в плачевном положении, пребывало на иждивении Чунцинского правительства Чан Кайши.

Многие из руководителей национального движения — выходцы из имущего класса, склонные легко подвергаться политическим колебаниям, перепугавшись перед революционными выступлениями трудящихся масс, совершали предательство и капитулировали перед врагом. Они, обернувшись из «борцов-патриотов» в прислужников японского империализма, в националреформистов, стали препятствовать национально-освободительному движению.

Под вывеской «культурного управления» японские империалисты проповедовали, что если корейцы хотят независимости страны, то им не следует выступать против японского правления в политическом отношении, а следует сотрудничать с ним, стремиться обрести автономию под колониальным господством Японии, добиваться развития культуры и экономики и реформирования национальности.

Такую проповедь целиком воспринимали именно руководители национального движения — выходцы из имущего класса. Они под вывеской «реформирования нации» и «подготовки реальных сил» трубили о «развитии» просвещения и промышленности, кричали о «работе каждого над собой», ратовали за «классовое сотрудничество», «всеобщее сплочение» и «национальную автономию».

Такое реформистское веяние охватило и училище «Хвасоньисук». В верхней комнате Ким Си У всегда царило оживление юношей, приходивших ко мне поделиться мнениями по политическим проблемам. Я тогда с увлечением читал литературу по марксизму-ленинизму в личной библиотеке Ким Си У, поэтому естественно тема разговоров сводилась к политическим вопросам.

Когда я был в Фусуне, я прочитал лишь несколько таких книг, как «Жизнь Ленина» и «Общий смысл социализма», но в Хуадяне читал книг намного больше. Прежде я ограничивался просто познанием содержания книг, а после приезда в училище «Хвасоньисук», читая книги, постоянно думал о принципах революции, изложенных в классике, в сочетании с действительностью в Корее. Многое хотелось узнать относительно практики корейской революции.

Нужно разгромить японский империализм, вернуть себе потерянную Родину, но каким образом надо добиваться этой цели? В борьбе за возрождение Родины каких лиц определять, врагами, с какими слоями идти в союзе? После достижения независимости каким путем построить социализм и коммунизм? Все это было для меня загадкой.

Когда я брал в руки книгу, чтобы найти ответ этот вопрос, я терпеливо копался в ней до тех пор, пока не находил подобное содержание. В частности, те места, где был затронут вопрос о колонии, я десятки раз перечитывал. Поэтому, когда приходили ко мне товарищи, была уйма тем для разговоров.

Больше всего велось у нас разговоров о новом идейном течении и о Советском Союзе. В день, когда шел такой разговор, курсанты рисовали каждый перед своими глазами новый мир, свободный от эксплуатации и гнета, и не собирались скоро уходить. Они говорили, что такой разговор им гораздо интереснее, чем теория о восстановлении королевской династии, о капитализме, о реформировании нации. В душе курсантов, бесцельно проводивших время день за днем, начала постепенно зарождаться тяга к новому.

Однако в училище нельзя было свободно говорить о Ленине и об Октябрьской революции. Это запрещала администрация училища.

И в моей душе начали рушиться надежды на училище «Хвасоньисук».

Жизнь в училище «Хвасоньисук» не соответствовала велению времени. Отсталость эта навела мена на такое размышление: устаревшими способами дело не сдвинешь. Вооружение мизерным количеством оружия, переправа мелких вооруженных групп через реку Амнок, расправа с несколькими японскими полицейскими, сбор военных расходов — такими методами борьбы нельзя добиться независимости страны. Мое убеждение углублялось день ото дня.

Я твердо решил новым способом проложить путь к возрождению Родины. Во мнениях о том, что нужно идти новой дорогой, сошлись и мои друзья.

Однако такие взгляды обрели только несколько курсантов. Большинство из них не решились отозваться на новое идеологическое течение, — то остерегались, а то и просто отвергали его.

В училище запрещалось читать коммунистическую литературу.

Так, я беру с собой в аудиторию «Манифест Коммунистической партии» — курсанты, толкая меня в бок, шепчут на ухо: мол, этакую книжечку читай дома. Начальство училища, говорили, пуще всего остерегается «красных книг» и считает их самыми опасными. Угрожали курсантам: за такую вещь будет наказание, а в худшем случае даже и исключение из училища.

— Если мы, боясь контроля, не будем читать даже такие книги, которые хотим читать, то как же нам свершить большие дела? Пусть нас исключат, но нам надо читать книги, если в них пишется настоящая правда и настоящая суть дела, — настаивал я.

«Манифест Коммунистической партии» я взял из личной библиотечки Ким Си У. Там было много коммунистической литературы. Библиотечка его, можно сказать, отразила картину того времени, когда происходил поворот национально-освободительного движения от националистического к коммунистическому, показала позицию самого Ким Си У, стремившегося идти в ногу с течением времени.

Что же касается меня, то я не мог не испытывать недовольство тем, что руководство училища запрещает курсантам читать такие книги. Независимо от кодекса поведения в училище, мы увлеклись новыми идеями и стремились как можно глубже вникнуть в эту новизну. Нашего пламенного энтузиазма ничем охладить было нельзя. И я, не считаясь с предупреждениями администрации училища, отдал весь жар своего сердца чтению коммунистической литературы.

К тому времени желающих читать такие книги стало так много, что им приходилось ждать своей очереди. И мы определили очередь и срок чтения каждому, требовали вовремя вернуть книги. О таких «правилах» договорились сами друзья по училищу, приверженцы нового идеологического течения. И почти все молодые люди сознательно соблюдали эти нормы.

Частым нарушителем этих «правил» был непоседа Ке Ен Чхун — условленных сроков не соблюдал, место чтения выбирал несерьезно. Так, например, «Манифест Коммунистической партии» задержал у себя более 10 дней. Я говорю ему: «Передай другим немедленно», а он в ответ умоляет: «Мне же придется несколько мест законспектировать, подожди еще денька два».

На следующий день этот прилежный чтец не явился в аудиторию, из общежития ушел незаметно. Кончились уроки первой половины дня, настала пора обедать, а его все нет и нет. Мы нашли его на берегу реки Хуефахэ, — там он, ничком лежа на траве, весьма сосредоточенно читает.

Я тихо говорю ему: «Увлекаться книгой неплохо, но читай, не пропуская лекций, учитывай притом время и место».

Он пообещал быть осторожным. Но и на следующий день на лекции по истории он украдкой читал книгу, и учитель это увидел. Книга была отобрана. И попала она в руки начальника училища, что вызвало большой скандал.

Начальство училища узнало, что запрещенную книгу эту я взял из личной библиотечки управляющего Ким Си У. Ко мне и управляющему направили преподавателя истории, чтобы нас пожурить.

Преподаватель обращается к Ким Си У:

— Вы как управляющий обязаны хорошенько содействовать делу училища. Вы же видите, что курсанты читают такие левые книги, но об этом умалчиваете. Это для вас, управляющего, дело недостойное. Прошу отныне контролировать курсантов, чтобы они больше не брали такие книжицы.

А мне угрожал:

И тебе, Сон Чжу, лучше бы быть осторожным.

Я, собственно, не мог не возмущаться руководством училища.

Высказал я свой протест Ким Си У, выражая недовольство училищем.

— Чтобы обладать достойными человеческими качествами, человек должен освоить многосторонние знания. Не так ли? Молодежь жадно вбирает в себя новое. А почему руководство училища не дает ей даже право изучать признанные всеми в мире передовые идеи? Сочинения Маркса и Ленина появились даже в простых книжных магазинах. Все грамотные люди читают их. Непонятно, зачем и почему запрещают читать такие книги только в училище «Хвасоньисук».