— Согласовано, — сказал он. — Идите вооружайтесь.

Мне выдали видавший виды наган-самовзвод выпуска 1913 года. Я огорчился. Старикашка показался мне не очень надежным. Зато патронов дали к нему без счета. Я подставил сомкнутые ладони, и старшина сыпанул, не скупясь. Яков взял из батарейной пирамиды свой испытанный, пристрелянный карабин. Вооружившись, мы явились в особый отдел к Гаецкому.

— Поступаете в распоряжение оперуполномоченного уголовного розыска Исаева, — сказал Женя. — Вторая подсобная группа.

— Почему подсобная? — возмутился Яков. — Какие же мы подсобники?

— Работники угрозыска сведены в подсобные группы, — стал терпеливо пояснять Гаецкий, но тут, видимо вспомнив, что в этом деле он начальник, а мы подчиненные, гаркнул по-командирски:

— Все! Выполняйте!

Мы повернулись как положено и вышли из кабинета Гаецкого строевым шагом. Яков рассмеялся:

— Силен парень. Но ничего, дружбу понимает.

Начальник группы, оперуполномоченный угрозыска Исаев о дружбе с нами, видимо, не помышлял. Мы поступили под его начало, и он нами командовал. Командовать он умел и любил. Отдаленно он чем-то был похож на Якова Чапичева. Правда, в отличие от Якова, он был светловолосый, глаза голубые, кожа на лице белая, не поддающаяся загару. Похожи они были темпераментом, способностью страстно, на всю катушку увлекаться делом. Я видел, что Исаев всецело поглощен подготовкой к выполнению поставленной его начальством задачи и ни о чем другом в то время не думал.

— Надо взять Сейфулу, — сказал он. — Умереть, но взять.

Это была подлинная страсть, и она не могла не передаться тем, кто был тогда с Исаевым.

Наша подсобная группа продвигалась по заданному маршруту. Вскоре где-то справа возникла перестрелка. Стреляли затем еще и в других местах, но все далеко от нас. Спустя полтора-два часа для меня и Якова стало совершенно ясно, что мы действительно только подсобники, а в настоящем деле нам так и не придется принять участия.

Но вдруг случилось неожиданное: Сейфула оказался в районе нашей группы, и мы из подсобников сразу превратились в главных действующих лиц.

Между деревьями мелькнуло что-то темное. Ни лица, ни фигуры мы не различили. Что-то мелькнуло на миг и сразу же растворилось в лесу.

— Стой! — крикнул Исаев и выстрелил. Последовал ответный выстрел, который едва не стоил жизни нашему командиру — пуля срезала ветку почти у самой головы Исаева.

Мы стреляли, перебегая от дерева к дереву. Стреляли бесцельно. Даже неясной тени, и той уже не было видно. Только выстрел и перебежка. Выстрел и перебежка. Не помню, сколько это длилось, сколько мы прошли. И патроны у нас уже были на исходе. Но нам повезло — у Сейфулы они кончились раньше. Нас отделяла от него в тот момент небольшая поляна; с нашей стороны — высокие сосны, а там, где Сейфула, густые заросли лесного ореха. Практически Сейфула был недосягаем: поляна простреливалась им вдоль и поперек. Только сунься — получишь пулю.

— Окружай! — скомандовал Исаев. Но нас было маловато для выполнения такого маневра — всего пять человек. Каждый понимал: пока мы обогнем поляну, пока зайдем Сейфуле в тыл, он, конечно, успеет уйти. Но Сейфуле уже некуда было уходить. Он понял это раньше нас. Мурза все реже и реже отвечал на наш огонь и вдруг выбросил на поляну карабин, а вслед за ним маузер и какой-то короткоствольный пистолет.

— Шабаш, выходи! — торжествующе весело крикнул Исаев.

В ответ ни звука.

— Ранен, — предположил Чапичев.

— А может, уходит? — испугался Исаев и выбежал на поляну. Чапичев вместе с ним. Они уже достигли центра поляны, когда, сверкнув в воздухе, шагах в пяти от них упал какой-то круглый предмет.

— Граната! — крикнул Исаев и мгновенно распластался на земле. — Ложись!

Яков почему-то медлил.

— Ложись, мать твою… — выругался Исаев и, схватив Чапичева за ногу, опрокинул его на землю. И в это время, раздвинув кусты, на поляну вышел с поднятыми вверх руками человек в простой одежде татарского крестьянина — круглая барашковая шапка, темная сатиновая рубаха, синие шаровары, на ногах шерстяные носки, перехваченные крест-накрест ремешками от постолов.

Так вот он какой, мурза Сейфула! Черные, будто обугленные губы, провалившиеся щеки, лихорадочный блеск глубоко запавших глаз и большая кровоточащая царапина на лбу.

Поравнявшись с «гранатой», Сейфула остановился и подбросил ее ногой.

— Консервная банка, не взорвется, — сказал он и расхохотался.

— Ах, дьявол его возьми, он еще смеется над нами!

Первым поднялся с земли Исаев и приставил к вздрагивавшей от смеха груди мурзы револьвер. «Застрелит», — подумал я. Но Исаев не выстрелил, только скрежетнул зубами и заорал как-то очень уж не по-мужски:

— Молчать!

— Подчиняюсь, начальник, — спокойно сказал Сейфула.

Яков поднялся неторопливо, не глядя на Сейфулу, отошел в сторону и принялся старательно оттирать обшлагом рукава зеленое пятнышко на колене. Признаться, выглядел он нехорошо. Смущенный взгляд какая-то совсем не чапичевская виноватая улыбка.

Сейфуле связали руки и повели к дому лесника где был телефон. Лесник отсутствовал, а молодая жена его, хорошенькая татарка лет двадцати, увидев незнакомых мужчин, скрылась в летней кухне. Дворовая собачонка свирепо облаяла нас, но Исаев на нее так прикрикнул, что она, поджав хвост, умолкла. Сейфулу посадили на скамью у стены дома. Мы стали полукругом с оружием наготове.

Исаев ушел в контору лесника. Мы слышали, как он сердито и нервно ругался с телефонисткой районной станции. Потом заговорил тише и почтительнее. Вернулся он к нам спокойный и даже веселый. Видимо, начальство похвалило его, и парень сразу подобрел.

— Сейчас вышлют машину с конвоем, — сообщил он.

— А я никуда не тороплюсь, — сказал Сейфула.

— Тебя не спрашивают.

— Зачем же на «ты»? Это что — знак дружбы?

— Шайтан тебе друг, — беззлобно буркнул Исаев. Он все еще пребывал в хорошем настроении.

— Развяжите мне, пожалуйста, руки, — попросил Сейфула. — Я ушиб плечо, очень болит.

— Ничего, потерпишь, — сказал Исаев.

— Слово офицера — не убегу.

— Развяжи! — вдруг сказал до сих пор угрюм молчавший Яков.

— Еще чего,- огрызнулся Исаев, но все же развязал арестованному бандиту руки.

Сейфула размял пальцами ушибленное плечо и что-то сказал Якову по-татарски. Яков не успел ответить.

— Что он говорит? — быстро спросил Исаев.

— Я думал, он татарин, — ответил за Чапичева Сейфула.

— Это не имеет значения.

— Смотря для кого, — возразил арестованный.

Собака лесника приблизилась к нам. Сейфула поманил ее пальцем.

— Пойди ко мне, песик, — позвал ее также Исаев и даже губами поцокал. Собака раздраженно шевельнула ушами. На Исаева она не посмотрела. А подошла к Сейфуле, который что-то говорил ей по-татарски, и доверчиво ткнулась мордой в его колени. Яков рассмеялся.

— Что он ей сказал? — спросил Исаев у Чапичева.

— Я просто позвал ее, — пояснил Сейфула. — Надеюсь, с собакой мне можно разговаривать?

— Разговаривай, мне-то что, — разрешил Исаев, но когда Сейфула снова заговорил с собакой, не утерпел, сказал Якову: — Переводи!

— Разрешите, я сам переведу, — предложил Сейфула. — Я сказал ей, что на своей земле даже собаки и то кажутся удивительно милыми.

— «На своей земле»? — презрительно проговорил Исаев. — Нет у тебя своей земли. И не будет.

— Вы меня не так поняли.

— А чего тут понимать? И ребятишкам понятно, зачем ты сюда полез. Голодной курице просо снится, а тебе отцовские имения. Только номер не прошел и не пройдет. Как говорится, видит око, да зуб неймет. Слышал такое?

— Ошибаетесь, начальник, — возразил мурза. — У меня нет здесь имений. Отец проиграл и прокутил их еще до того, как я родился. У меня тут ни кола ни двора.

— А за что ты тогда кровь людскую проливаешь, за что жизнью своей рискуешь?

— Идея!..

— Идея? — Исаев хотел рассмеяться, но смех у него не получился, только вырвались из горла какие-то гортанные звуки. — Дать бы тебе как следует разок, и вся идея из тебя мигом вылетела б. Да и нет ее у тебя. Откуда, какая может быть идея у бандита?