Возможно, несмотря на свое высокомерие и неистовство, Исвал также понял, что его враги в конечном итоге могут быть способны его одолеть. Он взмахнул кулаком, и из его тела вырвались неровные завитки тени. Его противники споткнулись и зашатались. Когтями и хвостом ночной охотник принялся расталкивать их в стороны и отбрасывать назад, расчищая пространство для того, чтобы расправить крылья и взлететь.

Нет, подумал Аот, тебе не удастся смыться, чтобы без помех творить свою магию. Тебе придется остаться на земле, где каждый сможет тебя беспрепятственно достать.

– Взять его! – приказал он, и Яркокрылая нырнула.

Услышав или почувствовав их приближение, Исвал повернулся, чтобы встретить их лицом к лицу. Когда Аот встретился взглядом с молочно-белыми глазами твари, то невольно ощутил всплеск ужаса. Разозлившись на себя за такую реакцию, он обещал себе, что это было в последний раз. Тем или иным путем, этой грязной твари больше никогда не удастся испугать его снова.

И тут Яркокрылая оцепенела и застыла. Благодаря их психической связи Аот понял, что его фамильяр все ещё жив и остается в сознании. На самом деле она даже не была ранена, но Исвал каким-то образом парализовал её, и теперь вместо того, чтобы лететь вниз, она начала падать. Ночной охотник расхохотался.

А почему бы и нет? Теперь, когда грифониха оказалась неспособна махать крыльями, они не смогут приблизиться к нему настолько, чтобы его ранить.

Зарядив копье всей силой, какую только мог удержать, Аот швырнул его в противника, словно дротик. Длинное, тяжелое оружие не было предназначено для метания, но, не иначе, какой-то бог сделал его зрение острее, а руку – сильнее – возможно, Коссут, мстящий за предательское убийство своих Пылающих Жаровен. Копье вонзилось в плечо Исвала.

Он не знал, насколько эффективным был этот шаг, потому что мгновением спустя они с Яркокрылой тоже упали. Маг начал было быстро бормотать контрзаклинание, способное, если божественный покровитель бедной Чати ещё раз дарует ему свою милость, освободить парализованные мышцы грифонихи от магических оков, но не успел.

Он и Яркокрылая тяжело рухнули на крышу, которая с треском прогнулась под их весом, но выдержала. От удара все его тело пронзила вспышка боли, но, к его удивлению, оба они после падения остались живы. Возможно, размах её крыльев, даже парализованных, был достаточно широк, чтобы замедлить их падение.

Несколькими ярдами поодаль на улицу рухнул Исвал, из его тела все ещё торчало копье. Он тут же попытался снова подняться на ноги; очевидно, ни магическое оружие, ни падение его не прикончили, но, как Аот и надеялся, раненое плечо, по крайней мере, не позволило ему пользоваться крыльями.

Барерис и Зеркало, очевидно, уже оправились от оглушающего эффекта вспышки тени. Они бросились к Исвалу и принялись наносить ему удар за ударом. Ночной охотник сумел ещё раз взмахнуть когтистой лапой и хвостом, а затем завалился набок и неподвижно замер.

Какая-то часть Барериса осознавала, что Исвал мертв. Тем не менее, он не мог остановиться и продолжал рубить труп, пока в его поле зрения не промелькнул призрак, который выбил одного из рыцарей из седла.

Барерис посмотрел наверх. Просуществовав положенное им время, парящие преграды начали исчезать, и призраки обрушились на врагов через разрывы. Они окружили наездников на грифонах, словно рой мягких светящихся пиявок, атакующих группу пловцов.

По их плану предполагалось, что, когда Исвал погибнет, какой-нибудь маг, владеющий необходимым заклинанием, рассеет окутывающий крепость неестественный сумрак. Но этого, кажется, не происходило. Выжил ли кто-то из тех волшебников? Если так, то заметил ли он, захваченный хаосом боя и занятый тем, чтобы выжить и защититься от врагов, что время действовать пришло?

Сделав глубокий вздох, Барерис закричал так громко, как мог только бард:

– Уничтожьте темноту! Немедленно! Сейчас!

На другой стороне поля боя трубач Мислантоса послал сигнал, несший то же сообщение.

Несколько мгновений казалось, что их никто не услышал – по крайней мере, никто из тех, кто владел необходимыми силами. Но затем, однако, небо моментально из черного стало голубым. Внезапно вспыхнуло солнце, очищая воздух от призраков, и Барерис, вздрогнув, сощурился.

Он не был уверен, что все духи исчезли. Возможно, некоторые из них сгинули не полностью, а развоплотились в остаточную энергию, словно Зеркало в его самой эфирной форме, слишком рассеянную, чтобы вновь проявиться до наступления ночи.

Конечно, Тазарская крепость все ещё кишела гулями и ожившими трупами – тварями, что были способны переносить солнечный свет, пусть тот и причинял им боль. До конца битвы оставалось ещё далеко. И все же теперь Барерис был уверен, что он и его союзники победят. Но, если расценивать их победу как акт отмщения, её все равно было недостаточно. Ничего и никогда не будет достаточно, чтобы расплатиться за его потерю, но, по крайней мере, начало оказалось положено. Хотя бард и был вымотан до предела, он широкими шагами направился к разрушенной стене и хаосу шума кипевшей там драки, ища, кого бы ещё прикончить. Зеркало, который по какой-то причине был невосприимчив к очищающей силе солнечных лучей, последовал за ним.

Аот сделал глоток пива, рыгнул и произнес:

– Одно неоспоримое достоинство у нежити все-таки есть. Захватывая замок, они, по крайней мере, не выпивают до капли весь эль.

По правде говоря, у него и правда была веская причина этому радоваться. Учитывая то, сколько священников погибло от взорвавшихся факелов Сзасса Тэма, целебной магии катастрофически не хватало. Как капитан и боевой маг, он имел полное право воспользоваться помощью жрецов, чтобы те срастили переломанные кости ему и Яркокрылой, но ушибы, какими бы болезненными они ни были, это совсем другое дело. Нимия и многие другие знакомые ему офицеры без колебаний приказали бы истратить на себя ещё одну порцию исцеляющей магии, но только не он – не тогда, когда столько простых солдат могут умереть, так не дождавшись помощи жрецов. Он просто переносил это неудобство, как мог, и алкоголь ему помогал, как помогал и во многом другом.

Сидящий по другую сторону небольшой обшарпанной гостиной, которая составляла большую часть их нынешнего жилища, Барерис, методично точивший кинжал, поднял голову и спросил:

– Как ты думаешь, когда мы направимся в горы?

Аот вздохнул. Реплика его друга не имела никакого отношения к его собственной, но бард хотя бы отреагировал на его слова. В половине случаев он даже не утруждался ответить, когда кто-то с ним заговаривал.

– Сложно сказать. Ты знаешь не хуже, чем я – после такого большого и тяжелого сражения, как это, армии нужно время, чтобы вновь прийти в боевую готовность. Возможно, когда тарчионы решат выдвинуться в путь, до той подземной крепости, о которой ты говорил, будет проще добраться через портал в Дельхумиде.

– Нет, – лезвие прошуршало по точильному камню. – Некроманты знают, что нарушитель уже обнаружил и использовал его. Сомневаюсь, что он там ещё есть.

– Может быть, ты и прав, – на самом деле Аот не был уверен, что Нимия и Мислантос вообще решат отправиться на охоту за этим «Ксингаксом» и его сторонниками. Зулкиры не отдавали им такого приказа, переход через Рассветные Горы окажется тяжелым, вдобавок кто мог поручиться, что Барерис сумеет отыскать убежище волшебников снова? Но у него было чувство, что бард ещё не был готов это услышать.

Барерис кинул на него сердитый взгляд.

– Звучит так, словно ты и вовсе не хочешь туда идти.

– Я не захочу никуда идти в течение ещё как минимум пары дней. Если бы ты тоже вышел из боя с такими травмами, то понял бы меня. В любом случае, я – солдат. Я иду туда, куда приказывает мне мой тарчион.