Барерис криво усмехнулся.

– К счастью, говоришь?

– По большей части – да, потому что не все они превратились в камень. Один из них истек кровью, когда я пронзил его своими клыками, и, после того, как я съел часть его, то узнал, что он издалека наблюдал за самоубийством Фастрина. Возможно, тот его не заметил, или помутненный разум волшебника не расценивал орка как что-либо значимое – он не был подданным того королевства, и поэтому маг не видел причин нападать на него. В любом случае, я хотя бы понял, что произошло, узнал мрачный конец этой истории, и поэтому вернулся домой. А теперь поведай мне свою историю.

Барерис вздрогнул. Рассказ Быстрого Удара унес его прочь от собственных горестей, и теперь у него не было ни малейшего желания вновь возвращаться к ним.

– Она не стоит того.

– Учитывая, что тебе приходится спасаться от нежити? Не говори чушь.

Барерис подумал, что могильный ползун, по крайней мере, предоставил ему укрытие, поэтому он должен ответить любезностью на любезность, рассказав о себе.

– Как пожелаешь. Я не знаю, что тебе известно о нынешних человеческих государствах. Я родом из страны, которая называется Тэй…

Он постарался сделать свой рассказ как можно более коротким и не добавлял к нему никаких подробностей, как сделал бы, если бы испытывал от этого удовольствие или старался заслужить аплодисменты и содрать с аудитории побольше денег. И все же его повесть заняла достаточно времени, чтобы его глотка пересохла.

Юноша допил воду из одной из своих фляг.

– Вот и все, – закончил он. – Я предупреждал – тут не о чем особо рассказывать. Хороший рассказ должен создавать образ. После него можно почувствовать грусть или сожаление, но он обязательно должен дарить и определенный душевный подъем, а моя история – это просто бесполезная, пропитанная ужасом мешанина.

Быстрый Удар вскинул свою безглазую голову.

– Ты говоришь так, словно она уже подошла к концу.

– Так и есть. Разницы нет – даже если мне удастся выбраться из этих гор и прожить ещё сотню лет. Я уже потерял все, что так трепетно любил. Ни одна битва больше не стоит того, чтобы сражаться в ней.

– Мое существование и мой разум отличаются от твоих. Я не знаю, что такое любовь; долгое одиночество, которое не смог бы вынести ни один человек, мне подходит. Все сведения о мыслях и чувствах смертных я получил из вторых рук, и, возможно, главное продолжает от меня ускользать, но, думаю, что ты ещё можешь продолжить свой путь. Зеркало поможет тебе в этом.

– Что ты имеешь в виду?

– Он часто бродит по окрестностям. Несмотря на то, что его разум поврежден, он прекрасно ориентируется среди этих утесов и низин – этих Рассветных Гор, как вы, люди, их называете. Он может помочь тебе скрываться от врагов, пока ты вновь не окажешься в своей стране.

– А он хочет этого? Почему?

– Потому что он пуст. Ты – первый живой человек, который появился тут с тех пор, как Зеркало многие годы назад очутился в этих склепах. Ему необходимо что-то вроде тех лишенных жизни картин и резьбы, что-то, что он сможет отразить, чем наполнить себя и тем самым сам себе доказать, что существует. Может, ты сумеешь дать ему это, а я, нежить, нечеловеческое существо – нет.

– Звучит так, словно он будет сосать из меня жизненную силу, как пиявка.

– Не больше, чем твое собственное отражение в любом другом зеркале.

Барерису все же не нравилось, как это звучит.

– А тебе не будет его не хватать?

– Нет. Я желаю ему только блага, но, как я и говорил, мои потребности и чувства отличаются от твоих.

Барерис решил, что дальше спорить не стоит. Правда была в том, что, если он хотел продолжать бороться и жить дальше, то ему необходима любая помощь, и, кроме того, если Зеркало захочет последовать за ним, у него вряд ли получится его остановить. Но, если им предстоит быть соратниками, бард чувствовал, что должен прекратить разговаривать о призраке в третьем лице, словно его тут не было – пусть это и было недалеко от правды.

Он оглянулся и заметил зависшую в воздухе полосу неясной зыби.

– Спасибо, – произнес он. – Я благодарен тебе за помощь.

Как он и ожидал, Зеркало не ответил.

Ярпилл окинула взглядом убогую захламленную гостиную, комнату в невзрачном домишке, который, очевидно, принадлежал самой Дмитре Фласс под вымышленным именем. Легко представить, как добропорядочная домохозяйка выгоняет из этой комнаты детей, чтобы протереть пыль с дешевых керамических безделушек и отскоблить полы, или как её муж пьет здесь эль, перебрасываясь скабрезными шуточками со своими закадычными приятелями из гильдии бондарей. Но люди, которые находились тут сегодня, принадлежали к куда более привилегированному классу.

Первая Принцесса Тэя, чувственная по муланским стандартам, выглядела так же раздражающе очаровательно, как и обычно. Самас Кул, тучный, краснолицый и потеющий мужчина, носил одежду, подчеркивавшую его статус, в то время как Лаллара, как обычно, казалась раздосадованной и готовой выплеснуть свое раздражение на первого же, кто даст ей на это хоть какой-нибудь повод.

Хотя Ярпилл продолжала сомневаться, насколько разумным было решение посетить эту организованную Дмитрой тайную встречу, она слегка воспряла духом из-за того, что тарчион выглядела так же обеспокоенно, как и все остальные. О, Дмитра хорошо скрывала свои чувства, но каждый Красный Волшебник Прорицания в совершенстве владел языком тела и искусством чтения по лицу, и её поведение не могло обмануть Ярпилл. Если бы тарчион нервничала из-за того, что была замешана в заговоре против своего начальства, это, скорее всего, проявлялось бы по-другому.

С другой стороны, Дмитра была Красным Волшебником Иллюзии. Разве можно полагаться на её внешний вид, чтобы судить, была ли она обеспокоена по-настоящему или нет?

Наконец Самас вразвалку подошел к дивану, который был достаточно крепок, чтобы выдержать его вес, опустился на него, и Дмитра приготовилась начать.

– Господа, – произнесла она. – Благодарю вас за то, что уступили моей просьбе. В обычных обстоятельствах я не осмелилась бы возглавить собрание, в котором принимают участие мои повелители, но поскольку…

– Поскольку ты единственная, кто знает, о чем же, во имя Темного Солнца, мы собираемся здесь говорить, – оборвала её Лаллара, – это совершенно разумно. Мы понимаем и разрешаем тебе продолжать.

– Благодарю вас, Ваше Всемогущество. Я получила кое-какую неизвестную вам информацию, из которой следуют определенные выводы, и поэтому я обеспокоена, полна подозрений и озабочена благополучием нашего государства.

– Что за выводы? – спросил Самас, обмахивая лицо пухлой татуированной рукой.

– Что Сзасс Тэм убил и Друксуса Рима, и Азнара Трула, что он предал тэйскую армию врагам и солгал в докладе о вторжении рашеми.

Лаллара рассмеялась.

– Это просто нелепо.

– Если мы рассмотрим доказательства, Ваше Всемогущество, возможно, я смогу изменить ваше мнение. Можем ли мы начать с убийства Друксуса Рима?

– Определенно, – произнес Самас. – Это, кажется, самый быстрый способ развеять твои подозрения. Как я понимаю, убийца использовал магию воплощения, чтобы совершить задуманное.

– На его месте мы все могли сделать так же, – ответила Дмитра. – Пусть мы предпочитаем полагаться на заклинания собственных магических школ, но на самом деле каждый из нас владеет и множеством других заклинаний. Совершенно очевидно, что Сзасс Тэм, который повсеместно известен как самый умелый волшебник в стране, исключением не является. Моя догадка такова – он использовал именно эти заклинания только для того, чтобы бросить подозрение на орден Воплощения, а именно – на Азнара Трула, одного из своих врагов.