Он дематериализовал свое тело и превратился в огромную летучую мышь. Зачастую полет был куда быстрым и надежным способом попасть куда-либо, чем прыжки через пространство, особенно тогда, когда он и сам толком не знал, куда направляется. Хлопая крыльями, он промчался через анфиладу богато обставленных покоев и коридоров поверх множества голов, принадлежавших людям, оркам и прочим обитателям замка, зачастую также бежавших к источнику криков или от него.

Обогнув угол, он увидел Мари Агнех, которая наконец освободилась из своей темницы. При виде этого чудесного создания – своего творения – Тсагот почувствовал необычный укол гордости. От макушки до пояса покрытая брызгами ароматной человеческой крови, принадлежавшей, несомненно, Азнару Трулу, она, конечно, выглядела жалкой коротышкой по сравнению с любым кровавым извергом, но во всех остальных смыслах ему удалось превратить слабого, ничтожного смертного в создание вроде него самого.

Она сражалась с четырьмя воинами – тремя копейщиками и одним мечником с офицерскими знаками отличия, одетым в декорированную броню. Избавившись от облика летучей мыши, Тсагот начал принимать свою привычную форму, которая по всем параметрам куда больше подходила для схватки.

Но не успел он вступить в драку, как Мари подпрыгнула и выпустила одному из копейщиков кишки. При этом она невольно повернулась спиной к его товарищу, и воин глубоко вонзил копье в её спину. Казалось, она это едва заметила. Мари развернулась так стремительно, что рукоять оружия вырвалась из рук солдата, схватила беднягу за голову и ударила ею об пол. Он рухнул и замер, а куски кожи и плоти с его лица осталась на её когтях.

Оставшийся копейщик выронил оружие и убежал. Однако офицер взмахнул мечом, стремясь отрубить Мари голову, и Тсагот почувствовал, что на блестящее серое лезвие были наложены сильные чары. Возможно, Мари тоже ощутила это. Пусть она не обращала внимания на удары копий, но сейчас бывшая пленница отступила и подняла руку, чтобы защититься.

Офицер тут же опустил лезвие ниже и сорвался с места. Он атаковал, не заботясь о защите – спорный выбор в любой ситуации, а когда противник был так силен, как Мари, и подавно. Но ему удалось застать её врасплох, и зачарованное лезвие прошло сквозь её тело.

С воплем воин вытащил оружие и снова взмахнул клинком. Когда лезвие устремилось вниз, она поймала его двумя верхними руками. Острый край меча глубоко вонзился в её ладонь и отрубил большой палец, но, по крайней мере, солдату не удалось раскроить ей череп.

Приблизившись к мечнику, она стиснула его двумя оставшимися руками. Затем Мари вонзила клыки в его шею и принялась пить хлещущую кровь.

Это произошло так быстро, что Тсагот даже не успел завершить свою трансформацию и прийти ей на помощь. Почувствовав себя ещё более удовлетворенным, он направился к ней, и клеймо на его лбу в очередной раз ожгло болью. Кровавый изверг наконец вырвал надоевший символ из своего тела. Когда рана тут же начала затягиваться, он почувствовал легкую щекотку.

– Как я понимаю, Азнар Трул мертв, – произнес он.

К его удивлению Мари не ответила и никак не показала, что вообще его узнает. Она просто продолжила трапезу. Бедняга в её руках содрогнулся, его конечности дернулись.

– Сейчас придут и другие, – сказал он ей. – Мы можем убраться отсюда, но уходить нужно немедленно.

Она опять не удостоила его ответом, поэтому он положил руку на её плечо.

С рычанием развернувшись, Мари отбросила его руку. Посмотрев в её пылающие глаза, он не увидел в них ни тени разума или понимания – словно она была голодной собакой, а он – незнакомцем, который пытается оттащить её от куска говядины.

Как он и предупреждал, смертные были слишком хрупкими сосудами для силы, которой обладали кровавые изверги, и превращение свело её с ума. Вопрос только в том – временно или навсегда. Если верно первое, то, возможно, имеет смысл попытаться помочь ей безопасно выйти из этого состояния.

Или нет. Когда он услышал пронзительные, возбужденные голоса и оглянулся, то увидел, что на него наступает фаланга солдат, которые окружали шедших в центре волшебников в алых мантиях.

Возможно, двум кровавым извергам и удастся справиться с такой толпой, но Тсагот не видел особого смысла в этом эксперименте. Да, он почувствовал интерес к созданному им странному гибриду и решил, что сможет обучить её, как его создатель обучил его самого, но, когда собственная жизнь оказалась под угрозой, все это ушло на задний план. Теперь его заботило только то, как бы побыстрее выбраться из этой передряги.

Мари невольно помогла ему, переместившись через пространство и набросившись на воинов, стоявших в передних рядах. Копье все ещё торчало из её спины. Такая близкая угроза заставила всех врагов сосредоточить свое внимание только на ней, и Тсаготу оказалось нетрудно перенестись в противоположную сторону. Ни один маг не прочитал заклинание, чтобы ему помешать.

Однако он не ушел так далеко, как велело ему благоразумие. В конце концов он решил, что, даже если ему не хотелось драться рука об руку с бешеным, сумасшедшим созданием, которое он сотворил, будет интересно увидеть, что произойдет с Мари. Так что Тсагот встал в дверном проёме на некотором расстоянии поодаль и принялся наблюдать.

Мари хорошо сражалась, убив почти всех воинов и двух Красных Волшебников до того, как один из оставшихся магов окатил её призванным ливнем из кислоты. Её чешуя задымилась и начала покрываться волдырями, и она упала. Глаза её вытекли, лицо растворялось, но она все равно попыталась подняться. Волшебник прочитал заклинание, и в воздухе появился меч из изумрудного пламени. Лезвие принялось рубить её на куски, пока она не прекратила шевелиться.

Её гибель заставила Тсагота почувствовать слабый укол грусти, но это не уменьшило, а скорее усилило чувство удовлетворения от того, что эта затруднительная работа наконец осталась позади. Радуясь, что охранная система замка предназначалась больше для того, чтобы не впускать незваных посетителей, а не удерживать их внутри, он проскользнул через сеть оберегов и растворился в ночи.

Когда лунный свет померк, Барерис спускался по узкой, полузасыпанной тропинке, которая, извилисто петляя, вела вдоль отвесного склона. С бешено колотящимся сердцем юноша низко пригнулся и принялся осматриваться, пока не понял, что Селунэ просто скрылась за облаком.

Ночью на охоту выходила нежить – крылатые твари, летучие мыши, нематериальные призраки и многие другие, но Барерис понял, что ему все равно придется продолжать путь и в темное время суток. Поначалу юноша надеялся, что сможет найти какое-нибудь укромное местечко и отлежаться там до рассвета, но, слыша на протяжении двух ночей приближающиеся звуки погони, он понял, что ни одно укрытие не является достаточно надежным. Возможно, превратившись в крыс или волков, его враги могли выследить его по запаху. В любом случае, лучше всего продолжать двигаться дальше, чтобы опережать преследователей.

Пусть магия и давала ему возможность видеть в темноте, путь через горы все равно оказался опасным и выматывающим. У юноши возникли проблемы с едой, глотка пересохла, а желудок постоянно cводило от голода.

Частенько он задавался вопросом, почему вообще утруждает себя этой жалкой, заранее обреченной на провал попыткой бегства. Он обещал спасти Таммит, но, если поглядеть правде в глаза, какие у него были на это шансы? Как в достоверных исторических хрониках, так и в самых фантастических рассказах он не встречал и намека на то, что вампир может вновь стать человеком.

И какой смысл продолжать жить без неё? Как он мог вынести то, что возлюбленная проклинала его за то, что с ней случилось, подозревая, что в её обвинениях была толика правды? Он подвел её по крайней мере дважды, разве не так? Один раз – когда покинул её в Безантуре, а второй – когда попытался спасти её и потерпел неудачу.