— Какая-нибудь из новостных программ, — сказал я. — Вызвать сюда съемочную группу на цеппелине. Нам со всей определенностью потребуется поддержка средств массовой информации.

— Чудесная идея! — горячо одобрил Мак-Фили. — Надо как можно сильнее подпортить им рейтинг.

— У меня есть свои связи в «Эй-Би-Си-Дисней», — сказала Харрис, направляясь к двери. — Постараюсь поскорее вернуться. Боддеккер, пока составьте хоть какой-нибудь общий план.

— Я справлюсь, — пообещал я. Харрис кивнула и вышла. Я повернулся к Мак-Фили, Абернати и Хотчкиссу: — Ну, ребята, вы знаете ФБПЖ лучше, чем кто-либо из нас. И что нам теперь делать?

— Мы добились определенного взаимопонимания, — заявил Абернати, нервно глядя вниз на толпу. — А они нарушили слово.

— Да они и не собирались его держать. — Мак-Фили уселся за стол. — Привели с собой толпу, чтобы при любом развитии событий устроить большое представление. Если выйдет по-ихнему, трубить во всю мочь о полной и безоговорочной победе над алчными торгашами. А если не выйдет, предать нас анафеме и устроить добрую старую манифестацию протеста.

— Как оно и произошло, — добавил Абернати. Хотчкисс принялся нервно вышагивать взад-вперед по комнате.

— Нельзя забывать одно важное обстоятельство. Речь идет о ФБПЖ. Их никто не любит.

— По результатам опроса, проведенного сегодня утром, их любят двадцать пять процентов опрошенных, — заметил Мак-Фили.

— Это потому, что им удалось найти, кого выставить в еще более худшем свете, чем они сами, — объяснил я. — И этими кем-то стали мы.

Хотчкисс запихнул руки в карманы.

— Знаете, если немного обождать, все это само собой взлетит на воздух.

— Именно так говорили и про ураган Зельда, — мрачно промолвил Мак-Фили.

— Мак-Фили прав, — согласился я. — Надо вести себя так, будто мы проводим кампанию для какого-то товара, которому крупно не везет.

— Головидения, — проронил Абернати, не отводя взгляда от окна.

— Хуже, — покачал головой я. — Так что нам делать? Хотчкисс?

— Ну ладно. — Он остановился. — Я знаю что делать! Я справлюсь!

— Тогда заткнись и делай, — отрезал Мак-Фили.

— Ха! — вскричал Хотчкисс, обличающе показывая на Мак-Фили. — Я кое-что придумал! Такое, что никому другому и в голову не пришло! — Он развернулся ко мне. — Даже нашему местному гению! Почему бы не спросить Дьяволов, что они собираются сделать во искупление этого отвратительного злодеяния?

Отражаясь от стекла, голос Абернати звучал как-то металлически.

— А что, если они захотят содрать с Боддеккера шкуру живьем за такой сценарий?

— Не, это мы законным протестом не сочтем, — возразил Хотчкисс. — Они были в восторге от сценария. Даже Грегу Замзе понравилось. Они так и жаждали его еще приукрасить. Слава небу, шавка попала им в руки уже мертвой.

— А с чего ты вообще решил, будто Дьяволы собираются выступить с какой-нибудь соответствующей демонстрацией покаяния? — поинтересовался Мак-Фили.

— Они и не собираются, — заверил я. — По крайней мере не как группа. Может быть, сам по себе Тараканчик еще и сподобился бы, если в нем осталось что-то человеческое. Но как группа — никогда.

— Хорошая была идея, — вздохнул Мак-Фили.

— Но Хотчкисс прав, — продолжил я.

— Я прав?

— На все сто. Должно хотя бы казаться, что Дьяволы добровольно выступили с извинениями — над этим и надо работать. Нужен сценарий.

— Они ни за что не согласятся, — предрек Мак-Фили.

— Как миленькие сделают все, что мы велим, — возразил я, — потому что мы — Пембрук-Холл.

— Ну ладно. Ладно. — Хотчкисс опять принялся вышагивать по комнате. — Дайте подумать.

В дверь громко и настойчиво застучали. Я открыл — и разинул рот от удивления.

— Весельчак? Что ты здесь делаешь?

Весельчак схватил меня за руку и потянул за собой в коридор. Его брови были насуплены от тревоги, а глаза налились слезами.

— Мистер Боддеккер, — плачущим голосом начал он. — Это так ужасно. Я должен был вас предупредить. Но с вами все хорошо. Все хорошо.

Я заглянул в конференц-зал. Хотчкисс все так же расхаживал взад-вперед, размахивая руками, и что-то громко говорил, как будто диктовал Абернати.

— Ничего не понимаю. Что стряслось?

— Я тут слышал звериную леди, ну ту, с острыми зубами. Она сказала, вам плохо придется, а я подумал, о небо, только не это, я не позволю, чтобы с вами что-нибудь случилось, ведь вы мой друг и покупаете все мои…

— Весельчак, со мной все в полном порядке. Просто они обозлились, потому что не вышло по-ихнему.

— Но они говорили о…

— Весельчак! — закричал я. — Все в порядке. Люди, когда злятся, частенько говорят невесть что, а потом ничего такого не…

— Эй!

Это был Хотчкисс. Я сделал шаг назад, чтобы заглянуть в дверь. Он размахивал черным портфелем.

— Похоже, мисс Уткозад забыла свою сумочку.

В горле у меня пересохло. Из портфеля донесся какой-то треск.

— Жалкие человекоцентристские наземноживущие! — раздался надтреснутый голос, в котором отдаленно узнавался голос Линды Утконос-Хилл. — До последнего вздоха наших животных тел мы будем бороться за то, чтобы не позволить вам жить с вашим непростительным грехом, состоящим в эксплуатации, порабощении, унижении и уничтожении невинных созданий Гайи!

В желудке у меня перевернулось. На миг я подумал — не эти ли слова слышал Пэнгборн в последний миг жизни перед тем, как…

— Бомба! — закричал Весельчак. — Она говорила о…

— Хотчкисс! — Я повернулся, чтобы броситься в комнату, но что-то не пускало меня, тянуло назад.

— Так умрите, зачумленные издержки эволюции, безмозглые пузыри протухшей протоплазмы!

Я отчаянно вырывался, но что-то обхватило меня поперек туловища, утягивая подальше от малого конференц-зала.

А потом все вдруг стало слепяще белым и на краткий миг абсолютной тишины я взлетел в воздух.

От Мак-Фили осталась только нижняя половина туловища и ноги, защищенные массивным мраморным столом конференц-зала. Абернати вышвырнуло в окно и падение его могла бы смягчить толпа манифестантов, если бы их не разогнали обломки камней и осколки стекла, летящие с тридцать девятого этажа.

А Хотчкисс… Бедный Хотчкисс! Должно быть, ему повезло сильнее всех. От него не нашли ни клочка тела, по которому можно было бы опознать — если не считать нескольких случайных кусочков ДНК, размазанных по обугленным стенам комнаты.

Если вы слышали отчеты о взрыве в новостях, то, безусловно, помните, что жертв оказалось больше трех. Это потому что стену конференц-зала вышибло в коридор и там задавило двух работников секретариата и художника из группы Бродбент. Кроме того, нескольких человек из толпы манифестантов побило и порезало падающими обломками кирпича и осколками стекла — общим счетом вышло шесть убитых и одиннадцать раненых. Если в отчетах вам встречались большие цифры, значит, туда присчитывались еще и погибшие во время начавшихся после взрыва беспорядков, затеянных борцами за права животных. Но я уже не считаю их непосредственными жертвами теракта в Пембрук-Холле.

Я стал одним из раненых. Когда портфель Линды Утконос-Хилл взорвался, Весельчак швырнул меня на пол и закрыл своим телом, так что я отделался лишь порезами, синяками, ожогами да парой треснувших ребер. Весельчаку повезло меньше: его так нашпиговало осколками, что он напоминал дикобраза. Но он был крепок и благополучно перенес операцию. Через тридцать шесть часов его брат притащил ему запас того белого материала, что добывал из своих завалов, и Весельчак спокойно занялся производством динозавров самого что ни на есть свирепого вида.

Первого из них получил я. Я настоял на том, что если уж лежать в палате на двоих, то пусть моим соседом будет Весельчак. Он настолько проникся этим проявлением дружбы — в сущности, таким пустяком, учитывая, что он-то и спас мне жизнь, — что попытался отдать жестяного монстра даром. Но я все-таки всучил ему деньги.