— Алло.

— Депп? Это Боддеккер. Послушай, старина, мне нужно…

— Сейчас я в студии, так что если вы назовете себя и ваш номер, я с радостью перезвоню вам, когда вернусь.

Я попробовал дозвониться до Гризволда. Номер был отключен.

Выругавшись, я велел водителю велорикши ездить по кругу, а сам принялся обдумывать ситуацию.

Что ж, оставалась только одна кандидатура.

На то, чтобы отыскать ее, у меня ушла уйма времени. В справочнике номера не нашлось, поэтому я позвонил в Колумбийский университет и узнал номер ее родителей. Потом выжидал пару часов, пока ее мать не ответила на мой звонок. На всякий случай (вдруг мое имя стоит в черном списке) я соврал и назвался Гризволдом. А потом соврал снова и сказал, будто должен вернуть ей кое-какие личные вещи, которые она забыла в агентстве. Мамаша Бэйнбридж не дала мне адреса, но я добыл хотя бы номер телефона.

Я думал, не позвонить ли, хотя и догадывался, что Бэйнбридж повесит трубку в ту же секунду, как услышит мой голос. Поэтому я переслал номер своему феррету и велел выяснить адрес. Узнав, что регистрационный номер скрыт, чертова программа вздумала спорить со мной, этично ли так поступать. Я сказал, что иногда не вредно и ручки замарать, но феррет парировал моим же собственным изречением о необходимости блюсти чистоту. Я прикинул, не поставить ли электронный мозг перед моральным парадоксом — выполнение буквы закона грозит смертью невинным людям, — но в конце концов пригрозил перейти на другую марку программного обеспечения. Вопрос был решен и феррет приступил к поискам.

Пару часов спустя я обедал в маленьком индийском ресторанчике на Бродвее, когда часы наконец задребезжали и феррет сообщил мне адрес. Я занес его в память и, торопливо доев, отправился на велорикше в Квинс, чтобы завершить начатое.

Очень скоро я звонил в дверь, стоя перед самым порогом, чтобы меня было лучше видно и пытаясь выглядеть как можно невиннее — или обаятельнее, — словом, как угодно, лишь бы это побудило Бэйнбридж впустить меня.

Она долго не отвечала. Я знал, что она дома, потому что до меня доносились звуки телевизора, но она, надо думать, растерянно глядела на жидкокристаллический экран с моим изображением, гадая, что сказать и как отреагировать. Я молчал, боясь неверным словом загубить хрупкую гармонию, что струилась по оптическому волокну через дверь Бэйнбридж. Наконец моя бывшая подружка сжалилась и приоткрыла дверь, настороженно глядя через защитную электроцепочку.

— Что ты здесь делаешь?

Судя по голосу, она могла в любой момент вызвать полицию.

— Спасибо, что открыла. — Эту линию поведения было бы куда легче проводить, если бы я попал в квартиру, а не обивал порог. Но я решил! что предварительная благодарность ускорит дело или, на худой конец, заронит в голову Бэйнбридж идею, что меня можно пригласить внутрь. Потом я облизал пересохшие губы и сделал то, чего так старательно избегал весь год: назвал ее по имени:

— Бэйнбридж, мне нужна помощь.

— Тебе следовало воспользоваться «Любовным туманом», — хмуро отозвалась она. — А теперь придется пить псилоциллин, как простым смертным.

— Я здесь не поэтому…

— Я не хочу, чтобы ты возвращался. Слишком поздно, Боддеккер. Обжегшийся на молоке, дует на воду, а я не хочу, чтобы ты снова обжег меня. Уходи.

— Бэйнбридж, все дело в Дьяволах. Они вышли из-под контроля…

— Так до тебя вдруг дошло? Что ж, не хочется тебе говорить, но ты далеко не первый, кто это понял.

— Ты не понимаешь.

— Нет, это ты не понимаешь. Ты позволял им идти вперед, и вперед, и вперед. Все позволял и позволял. А теперь, смею предположить, они сделали что-то, что задело лично тебя, и ты вопиешь о справедливости. Что они такого вытворили? Развлеклись вчетвером с той черноглазой баньши, с которой ты спишь?

— …Я уже столько месяцев пытаюсь от них избавиться. Но что бы ни делал — они лишь становятся известнее, сильнее, отвратительнее. Надо как-то разорвать порочный круг, а для этого мне требуется взгляд со стороны.

Бэйнбридж покачала головой.

— Что ж, от меня ты помощи не дождешься. Я сделала крупное эмоциональное вложение в тебя, а оно совсем не окупилось.

— Послушай, Бэйнбридж, мы говорим о разных вещах. Я не виню тебя за то, что ты меня ненавидишь. Я это вполне заслужил. Но я говорю о Дьяволах. Ты не слышала, но они убили Чарли Анджелеса и изнасиловали Сильвестр, когда та была женщиной. А Сильвестр не выдержала и покончила с собой при помощи «Этических решений».

— Что? — Бэйнбридж приблизила лицо к щели.

— Я должен уничтожить их, пока они не убили кого-нибудь еще. Но все, что я делаю, лишь придает им больше цены в глазах Пембрук-Холла. У меня больше нет идей, мне нужна помощь человека со стороны.

Она внимательно посмотрела на мое лицо.

— И ты пришел ко мне?

— Когда все закончится, можешь снова ненавидеть меня, сколько душе угодно, я возражать не стану. Ведь это моя вина. Только я виноват в том, что произошло между нами. Но умоляю тебя помочь. Теперь ты уже не член компании. Поговори со мной. Скажи что-нибудь здравое, расскажи о том, что я не вижу сам, к чему я слеп. А самое главное — подай идею, как избавиться от этих убийц…

— Ты хочешь, чтобы я помогла тебе избавиться от Дьяволов?

— Клянусь, всего пара идей. Сейчас мне нужен слушатель, объективное мнение, свежий взгляд. Никто даже не узнает, что я обращался к тебе. — Она попятилась и закрыла дверь. Я услышал щелчок отстегиваемой цепочки. — Спасибо, — прошептал я. — Спасибо.

Дверь рывком отворилась и что-то с силой ударило меня по лицу. Я отшатнулся, едва не потеряв равновесие.

— Ах ты свинья! Гребаная свинья! — Бэйнбридж швырнула в меня второй туфлей, попав прямо по лбу. Я завопил и дернулся. — А я-то думала, ты пришел сюда из-за меня! Из-за меня! Думала, ты готов сказать то, что я до смерти хотела услышать! Но нет! Ты хочешь использовать меня, а потом выбросить, как всегда!

Она на миг скрылась в прихожей и вынырнула с запасом всевозможных метательных снарядов: зонтик, еще пара туфель, сумочка, стопка музыкальных чипов и несколько банок «И-Зи-Бри».

— Свинья! — вопила она. — Убирайся! Убирайся из моей квартиры, из этого дома! Убирайся из моей гребаной жизни!

Я повернулся и бросился вниз по лестнице, осыпаемый пакетиками «Бостон Харбор», бутылочками «Любовного тумана», новой порцией чипов, пакетиками кускусных хрустиков, сливами Джалука и «чуть живыми» куклами, еще не вытащенными из пластиковых коробок. Я еле успевал уворачиваться от всего этого хлама и через пару секунд уже вылетел на улицу. Вдогонку мне неслись вопли «Свинья!».

Я хотел поймать велорикшу, но побоялся, что Бэйнбридж застукает меня возле своего дома, так что прошел пару кварталов пешком до оживленного перекрестка и сел уже там. «Ну ладно, — думал я. — Хватит валять дурака. Наверняка должен найтись кто-то еще, кто сумеет помочь ничуть не хуже любого постороннего».

И вдруг меня озарило. Я готов был дать себе хорошего тумака — и как только не подумал об этом раньше?

Через сорок пять минут я уже вернулся на Манхэттен и стучал в дверь Дансигер, гадая, назовет ли она меня Тигром.

Сперва никто не отвечал. Я заискивающе улыбнулся оптическому фиброволокну и постучал снова. Конечно, было уже поздно, но мне казалось, обстоятельства оправдывают подобную бесцеремонность. Изнутри послышались приглушенные шаги. Я повернулся, чуть ли не прижимаясь лицом к идентификационной системе, и через миг услышал щелканье отпираемого замка и электроцепочек.

В дверях, запахивая на себе халат, показалась Дансигер.

— Боддеккер? — удивилась она. — Уже поздно. Почему ты не позвонил?

— Все из-за Дьяволов, — проговорил я. — У меня кончились идеи, как от них избавиться. Мне нужен мозговой штурм, причем с человеком, который знает ситуацию, но может взглянуть на нее со стороны.

— Как я. — Она кивнула.

Я заглянул ей через плечо в квартиру.

— Не хочу навязываться, но у тебя не найдется пары минут?