Водитель уселся за руль и оглянулся на нас.

— Ехать будем неходко, — предупредил он. — Это один из допотопных монстров на топливе внутреннего сгорания, весом в несколько тонн. Потом-то его перевели на электричество, но с таким весом любой рикша его в два счета обставит.

— Ничего страшного, — заверила Хонникер из Расчетного отдела.

Он пожал плечами.

— Приятной поездки.

Водитель повернулся к рулю, стеклянная перегородка поднялась, отделяя салон, и я ощутил дрожь заработавшего мотора.

— А нам это нужно? — спросил я у Хонникер. — Разве нам стоит появляться с видом денежных воротил?

— Насколько я знаю Левина, он думает, на них произведет впечатление, что мы послали к ним на переговоры важных персон в настоящем лимузине. Полагаю, он считает, они будут ослеплены.

— Они же ветераны шоу-бизнеса, — напомнил я. — С какой стати им преисполняться пиетета перед лимузином?

— Деньги тоже могу ослепить, — ответила она, и глаза ее засияли. Хонникер провела ладонью по мягкой обивке сиденья. — Тут места — хоть ложись.

Не могу объяснить, откуда я знал, что она так и скажет. Однако же знал. И покачал головой.

— Погоди. Нам захочется отпраздновать на обратном пути.

— Да. — Еще одна улыбка. — Хорошая идея. Очень хорошая. Родители Ранча Ле Роя жили на Лонг-Айленде, в доме,

что они купили после окончания проката «Малыша Нарко». Собственно, они успели убраться из Калифорнии за месяц до землетрясения, сделавшего дружка моей матери богатым человеком.

Лимузин плавно и неспешно провез нас мимо домов миллиардеров в гораздо более скромную часть острова. Мы остановились около полицейского заграждения, где сгрудились фургончики новостных программ, репортеры и ждущие седоков велорикши. Наш водитель отправился поговорить с дежурным. Полиция пыталась оттеснить людей от лимузина, но сквозь затененные стекла я видел, как журналисты тянут к машине микрофоны и портативные камеры, как будто она сама по себе способна была дать показания.

А потом мы миновали заграждение и остановились у дома, лишь немногим больше того, что я приглядел себе в Принстоне. Это место Ранч Ле Рой называл домом, пока не уехал учиться в Колумбийский университет. А после того, как он женился и открыл свою студию боевых искусств, Ранч переехал в даже более скромный домик в Квинсе.

«Колумбийский выпускник, как Бэйнбридж, — подумал я. — И теперь оба ушли из моей жизни». Я гадал, знала ли Бэйнбридж Ранча как старшекурсника, и нет ли некой зловещей связи между ними и тем, как они повлияли на мою жизнь. Через пару секунд промедления я отставил подобные мысли и пошел к двери вместе с Хонникер из Расчетного отдела, глядя на полицейские посты с обоих концов улицы — журналисты вовсю напирали на выставленные заграждения.

Дежурный у двери дома Роя придирчиво осмотрел нас.

— Кто вы такие?

Я назвал ему наши имена.

— Мы из Пембрук-Холла.

Он вытащил слейт, сверился с ним и шагнул прочь, пропуская нас к двери.

— Все верно.

— Я успела разглядеть его список, — с гордостью заявила Хонникер. — Кроме нас двоих там никого и нет.

Палец ее потянулся к кнопке звонка, но я уже постучал. Дверь открыл очередной коп. — Да?

— Они из Пембрук-Холла, — сообщил тот, что стоял позади нас.

Полицейский в дверях учтиво кивнул и позволил нам войти. Изнутри все дышало таким уютом, что сердце у меня сжалось. Куда ни глянь — всякие безделушки и плакатики этого пыльного оттенка, который зовется «милым синеньким», со всевозможными изречениями наподобие «Дом — это место, где можно облизывать тарелки» или «Как воротишься домой, на душе теплеет». Милые синенькие гусыни в шляпках и фартучках раскатывали скалками тесто и пекли пироги, другие милые синенькие гусыни в платьицах из милого синенького ситца вышивали милые синенькие пледы. Даже ковры и обивка на мебели были того же самого оттенка. Я покосился на Хонникер из Расчетного отдела и увидел, как она передернулась. По-моему, вовсе не от того, что мы вошли в дом покойника.

Лысоватый мужчина с длинными поникшими усами вышел навстречу и обменялся с нами рукопожатиями.

— Я Кларенс Мак-Лелланд, — уклончиво представился он. — Назначен полномочным представителем семьи Ле Рой.

«Надо было прихватить с собой Мак-Фили или по крайней мере кого-нибудь с юридическим образованием», — размышлял я, пожимая ему руку, но быстро отвлекся, когда Хонникер представила нас и провела в столовую, где мы встретились с заплаканным и всхлипывающим семейством Ле Роев.

Мистер и миссис Ле Рой оказались типичной американской четой, справившей серебряную свадьбу в прошлом июне. Оба явно страдали от ожирения и выглядели супругами, зовущими друг друга «мамуля» и «папуля», а Ранча и его братьев и сестер — «малой» и «малая», если, конечно, у Ранча были братья и сестры. Они сидели рядом друг с дружкой у длинного конца стола, держась за руки и переплетя пальцы в неразрывном пожатии. А когда один говорил, другой глядел ему в глаза и время от времени кивал, словно подтверждая, что слова эти рождены их общим союзом. От этого зрелища я почувствовал себя распоследним псом, вторгающимся в чужое горе с какими-то жалкими деньгами.

Потом я перевел взгляд на жену Ранча, Лоррейн. Ее нельзя было назвать красивой, как, скажем, Хонникер из Расчетного отдела, зато она обладала свеженькой мордашкой типичной «девушки-из-соседнего-дома». Она тоже была слегка толстовата, словно тело еще не пришло в норму после недавних родов. Особенно пухленьким казалось лицо, впрочем, возможно, это-то как раз объяснялось двадцатью четырьмя часами непрерывных слез. Она сидела во главе стола, скрестив руки на груди и всей своей позой безмолвно давая понять: что бы мы ни говорили, она и слушать не хочет. Ребенка нигде видно не было, и я не стал спрашивать. Я знал: если увижу его, мне станет еще хуже.

Кларенс Мак-Лелланд уселся напротив Лоррейн, предоставив нам с Хонникер садиться напротив родителей Роя. Мак-Лелланд представил нас, сказав в заключение:

— Они из Пембрук-Холла и хотят обсудить с вами кое-что насчет Ранча и трагической случайности, оборвавшей его жизнь.

От этих слов меня аж затошнило.

— Вы имеете в виду, — сказала Лоррейн Ле Рой, — что они пришли сюда, чтобы снять с себя какую бы то ни было ответственность, верно? А с чего бы еще они прикатили сюда так быстро? Тело Ранча даже остыть не успело.

— Миссис Ле Рой, — неловко начал я, — позвольте заверить вас…

Ошибка! Лоррейн пронзила меня убийственным взглядом.

— Выведите их отсюда, мистер Мак-Лелланд. Тот посмотрел на нее.

— Лоррейн, мне кажется, ради себя и Ранча-младшего вы должны выслушать этих людей.

— Я не хочу видеть их здесь! — страстно произнесла Лоррейн.

— Поймите, мы вовсе не обязаны были приходить, — вежливо заметила Хонникер из Расчетного отдела.

— Тогда уходите.

— Моя коллега имеет в виду, — вмешался я, — что мы представляем здесь Пембрук-Холл и потому, хотя ваш супруг погиб в результате трагической, — на этом слове я поперхнулся, — случайности, мы все же в определенной мере чувствуем свою ответственность, поскольку именно мы запустили цепочку событий, которая привела к его смерти.

— Да что вы? — саркастически протянула Лоррейн.

— Лоррейн, душечка, — вступила мамуля Ле Рой, — давай выслушаем, что нам могут сказать эти люди.

Она поглядела на папулю Роя. Тот кивнул. Лоррейн тоже кивнула.

— Ну ладно. Ради вас.

— И маленького Ранча-младшего, — сказал папуля Рой.

— И маленького Ранча-младшего, — снизошла она.

Я откашлялся и чуть-чуть поерзал на сиденье, стараясь устроиться немного удобнее. Ничего не вышло.

— Мы понимаем всю зыбкость вашего положения. Собственно говоря, именно поэтому в первую очередь мы и наняли мистера Ле Роя. Он обладал талантом, который требовался для нашей рекламы, и мы знали, что средства, заработанные им на съемках, помогут развитию его бизнеса. Но теперь движущая сила этого бизнеса исчезла, оставив Лоррейн и Ранча-младшего без поддержки и опоры.