— Существует вероятность, что я ошибаюсь.

— Вот это первая разумная мысль, какую ты высказал.

— Все, что я говорю, разумно, — ответил он. — Я могу ошибаться по поводу того, сколько зла она может принести в этот мир. И это будет не первой моей ошибкой. — Он поставил стакан обратно, так и не сделав глотка. — Но в этом я сомневаюсь.

— Тогда я повторю свой вопрос: зачем ты вообще здесь? Почему бы тебе не отойти в сторону и не позволить охотникам за сокровищами просто забрать ее?

— Я собираюсь отойти в сторону.

— Не понимаю!

Если она сможет устроить так, чтобы Вечный Малыш убил их всех, то, значит, она действительно так опасна, как я о ней думаю. Если не сможет, тогда я буду действовать.

— Это не докажет ровным счетом ничего, — сказала Мышка. — Я видела, как он спокойно расправился с восемью старателями одновременно.

— То были старатели, — сказал Айсберг. — Сюда же прибудут охотники за премиями. Здесь будут Олли Три Кулака, и Джимми Колючка, и Смит Могила, и еще человек пять не хуже. Вечный Малыш, конечно, великолепен, но не настолько.

— Так что, ты хочешь сказать, что будешь сидеть и смотреть, как он умирает, защищая Пенелопу?

— Во-первых, ничто не осчастливит его больше, чем смерть, а во-вторых, я не думаю, что он погибнет.

— Так о чем же ты думаешь?

— Я полагаю, что он убьет их всех, а затем я попытаюсь убить ее вне зависимости от того, будет он мне мешать или нет. — Айсберг устало помолчал. — Если же мне не удастся это сделать, то я надеюсь, что ты отбросишь в сторону свои чувства и сделаешь то, что нужно.

— И не надейся, — ровно ответила Мышка.

— Тогда мне будет тебя очень жаль. — Наступила короткая пауза, после которой он добавил: — Ты все время любишь не того, кого надо. Однажды это встало тебе в целый год в инопланетной тюрьме. Теперь это может стоить тебе жизни.

— Тебе всегда было на меня наплевать! — воскликнула Мышка. — А Пенелопа меня любит!

— Она любит тебя потому, что ей нужна мать, а ты являешься для нее таковой, — сказал Айсберг. — Что же будет, когда мать окажется ей больше не нужна?

— Все маленькие девочки рано или поздно вырастают, и им тогда не нужны матери, — сказала Мышка. — Но это еще не значит, что они их больше не любят.

— Но ты-то ей не мать, — заметил он. — К тому времени, когда она станет взрослой, с тобой у нее будет не больше общего, чем у тебя с насекомым.

— Ты не знаешь ее, иначе ты бы ни за что так не говорил.

— Я вполне с тобой согласен, — сказал Айсберг. — Я всего лишь пытаюсь тебе доказать, что и ты ее не знаешь. Она выглядит как обычная маленькая девочка и ведет себя как обычная маленькая девочка, но ею она не является. — Он выпил глоток и подумал. — Тогда, на Последнем Шансе, я задал тебе один вопрос. Сейчас я снова хочу спросить тебя о том же: сколько женщин и мужчин убила эта обычная маленькая девочка?

— Я устала тебе повторять, — возмутилась Мышка. — Каждый раз, когда она убивала кого-нибудь или причиняла зло, это было исключительно в целях самозащиты.

— Ты мне не ответила. Сколько? Цифру.

— Не знаю.

— Больше, чем Вечный Малыш?

— Сомневаюсь. Но дело-то совсем не в этом. Она не наемный убийца. Она просто пытается остаться в живых.

— Знаю. Но позволь мне спросить и следующее: выражала ли она когда-нибудь сожаление или раскаяние по поводу того, что убила столько людей?

— Нет, — сказала Мышка. И тут же поправилась, защищаясь: — А ты бы чувствовал себя виноватым, если бы убил кого-нибудь, кто пытался убить тебя?

— Нет, — ответил Айсберг.

— Тогда почему ты считаешь, что она должна быть не такой, как ты?

— Потому что, когда я был мальчишкой, в свои восемь лет я не мог убить десять, двадцать — или сколько любителей наживы она там убила, — сказал Айсберг. — Она все еще маленькая девочка, и у нее простые желания. Она хочет жить и хочет быть свободной, качаться на качелях, может быть. — Он бросил, не поворачивая головы, взгляд за окно. — Но какие у нее появятся желания, когда она вырастет?

— Я не знаю. И ты не знаешь.

— Никто не знает, — подтвердил он. — Возможно, даже сама Пенелопа. Но одно я знаю точно: если возможности будут продолжать расти, а у нас нет причин предполагать, что они перестанут расти, то, когда она вырастет, она сможет получить все, что захочет Планету? Звездную систему? Триллион кредиток? Ей стоит только попросить, точнее захотеть, и произвести необходимое воздействие.

— Точно так же поступают все политики и все бизнесмены!

— Но разница есть, — ответил Айсберг. — Их можно остановить, ее — нельзя. Черт побери, она уже убила больше людей, чем большинство головорезов, которые гонятся за ней. Разве ты не видишь, что нас всех ждет?

— Это все догадки! — Она уже почти кричала. — Ты хочешь, чтобы я убила ее, потому что считаешь, что она может стать чудовищем, когда подрастет! Так она не чудовище и никогда им не будет! Ты не знаешь ее так, как я!

— Не знаю, — в который раз согласился Айсберг. — Но я знаю кое-что еще. Я знаю, что и раньше на свет появлялись монстры — и я тебе это тоже говорил, вспомни Гитлера, Калигулу, Конрада Бланда. У них у всех были матери, и они любили их.

— И что все это, по-твоему, значит?!

— Подумай, сколько жизней можно было бы сохранить, если бы хоть одна из тех матерей увидела в своем ребенке того монстра, которым он был. — Он замолчал и заглянул ей в глаза. — Ты можешь об этом подумать, у нас пока еще есть время.

Он поднялся из-за стола и ушел из ресторана, оставив ее один на один со своим пивом и своими мыслями.

Прошел час.

Черепаха Квази, Мышка и Пенелопа тихо сидели в зале гостиницы пожилого скряги. Айсберг прислонился к стене, глядя на улицу в окно, а Вечный Малыш стоял у открытой входной двери, полностью расслабившись и лениво поигрывая рукояткой акустического пистолета.

Айсберг зажег сигару, глубоко затянулся и повернул свое лицо, не выражавшее, как всегда, ничего, к девочке.

— Не надо так, — сказала Пенелопа.

— Не надо чего? — спросил он.

— Не смотрите на меня так, — сказала она. — Мне страшно.

Он снова затянулся, потом вышел в холл и присел на краешек стола.

— Да где же они все, черт возьми? — нервно сказала Мышка, поднимаясь и подходя к двери, чтобы выглянуть наружу.

— Скоро будут, не беспокойся, — сказал Айсберг.

— Странно как-то воевать безо всякого плана, — так же нервно произнесла она.

— Когда придет время, Прорицательница скажет нам, что делать, — рассудительно сказал Черепаха Квази.

— А вы почему, черт возьми, такой безмятежный? — набросилась на него Мышка. — Вы вообще когда-нибудь волнуетесь?

— А почему вы так взволнованы? — ответил Черепаха Квази спокойным и ровным голосом. — У вас нет веры в Прорицательницу?

Мышка уже собиралась ответить иножителю какой-то резкостью, но потом передумала и снова принялась бродить по комнате.

Пенелопа прижала Марианну к груди, покачиваясь взад и вперед на старом диванчике, наполовину шепча, наполовину напевая кукле колыбельную. Время от времени она останавливалась, чтобы посмотреть, на прежнем ли месте Айсберг, затем принималась любовно разглаживать платье куклы и снова напевать ей колыбельную.

Вечный Малыш вытащил из кобуры акустический пистолет и проверил заряд.

— Если ты так и будешь вертеть в руках эту игрушку, ты в конце концов незаметно используешь весь заряд, — прокомментировал Айсберг. — Если ты нервничаешь, ступай напротив и выпей.

— Я не нервничаю, — поправил его Малыш. — Мне скучно. Я еще ни разу не встречал ни Колючку, ни Смита Могилу. Интересно, на что они способны?

— Они могут убить тебя — вот на что они способны, — сказал Айсберг.

— Ты действительно думаешь, у них есть шанс? — спросил Малыш почти с надеждой в голосе.

— У каждого всегда есть шанс, — ответил Айсберг не задумываясь. — Здесь, на Границе, так: если ты вооружен, то пока что не побежден.