Что касается меня самой… Я всю жизнь стараюсь быть с собою честной. Это то минимальное, что я могу сделать для собственной психики, мой тайный меч джедая. В сущности, жизнь моя – это наскоро прорубленная топориком дорога в густых джунглях. Настоящее похоже на приключенческий фильм, но плата за эту пиратскую, стрекозиную, свободную жизнь в стиле перекати-поле – неопределенность и беззащитность будущего. А возможно, и вовсе его отсутствие. Зато я всегда честна по отношению к себе, а это трудно, очень трудно. Сколько раз у меня была возможность впахаться в строительство карточного домика, обрести очаг с мужчинами, которые казались мне любимыми, но все равно выпорхнули бы из неумело сплетенного мною гнезда, потому что его несущими стенами были бы чужие представления о счастье. Потому что на самом-то деле я никогда и не хотела этого очага, этой определенности и устаканенности. Легко быть пиратом, когда тебе двадцать лет, но мало найдется сорокалетних женщин, достаточно храбрых и принципиальных, чтобы признаться самим себе – я одиночка. Жизнь без стен – это не суровая бабья доля, не лотерейный билетик-пустышка, а мой осознанный выбор. Не «так вышло», а «я так хочу». Это мой выбор, и точка.

Но иногда паутина иллюзий незаметно оплетает меня, как перуанский гамак.

Была ночь, и меня разбудил грохот грома. С трудом разлепив глаза, я нащупала внутреннего Воина, который отвел меня в ванную, умыл мое припухшее лицо ледяной водой и заварил для меня большую кружку пуэра. Я никогда не пропускаю грозу – грозы случаются слишком редко, чтобы пренебрегать ими пусть даже и ради сна. Я распахнула окна и уселась перед одним из них в жажде наполняющего созерцания. Это мое, моя стихия, мой кислород. Запах озона, березы как будто танцуют фламенко, вскидывая юбки к небу, рваные облака похожи на бороду Зевса-громовержца, развевающуюся на ветру.

И вдруг внутренний гром взорвался в моей черепной коробке, и спровоцировавшая его мысль была похожа на молнию.

Я живу в иллюзии уже несколько месяцев.

Никакой у нас с Олегом не «простосекс».

Не просто секс.

Что-то другое. Большее. Выходящее за рамки и растущее, как забытое на батарее тесто.

В одном из офисов, где я когда-то работала, была курилка странной конфигурации – с коридором-загогулиной. Однажды я забилась уже не помню с какой целью в самый дальний ее угол. И услышала, как одна женщина из бухгалтерии (похожая на пятипалубный корабль, такая же пышная и торжественная – огромные бусы на огромной груди, кудри химического происхождения, уложенные кренделем, ядреные румяна) рассказывает другой женщине из бухгалтерии (похожей на богомола-мутанта – огромные глаза за огромными очками, длинные конечности) о том, как справиться с неразделенной любовью. В смысле – женщина-богомол любила и мучилась, а женщина-корабль сострадала и советовала.

– Представь его во всех подробностях, – монотонным голосом йогина, который объясняет, как правильно лежать в шавасане, говорила она. – Его лицо, его костюм, его запонки. Представила?

– Ну да, – неуверенно согласилась женщина-богомол.

– А теперь представь, что он сидит на унитазе и КАКАЕТ, – с интонацией мальчиша-плохиша сказала первая, и мне пришлось рот зажать ладонью, чтобы не выдать свое присутствие басовитым ржанием ахалтекинца. – Сидит и какает…

К чему я это вспомнила?

Да вот, попалось в Гюисмансе:

«Всю неделю Дюрталь в одиночестве грезил о ней. Он не мог работать, даже читать – все заслонил образ этой женщины.

Дюрталь пытался внушить себе низкие мысли, представить незнакомку в минуты слабости, предавался грязным видениям, но этот прием, прежде всегда безотказный, если он желал какую-нибудь недоступную ему женщину, на этот раз не срабатывал. Дюрталь не мог вообразить себе неведомую корреспондентку за каким-нибудь обыденным занятием, она появлялась перед ним всегда печальной, возбужденной, обезумевшей от страсти и впивалась в него глазами, волнуя движениями бледных рук».

То есть, возможно (и даже скорее всего), под МИНУТАМИ СЛАБОСТИ Гюисманс имел в виду вовсе не defecatio, но почему-то, наткнувшись на этот абзац, очень живо вспомнила женщину-корабль и женщину-богомола.

Не впервые за неделю меня упрекнули в снобизме, основываясь на суждении, не имеющем лично ко мне никакого отношения. Я сделала вывод (и это уже снобизм, наверное), что определенный (большой) процент людей не умеет думать абстрактно, не принимая за точку отсчета собственное существо. С одной стороны, я даже немного завидую обладателям этого блуждающего идеала, который меняется, когда меняются их жизненные обстоятельства. Они никогда не подвергают себя сомнению, никогда не рефлексируют и не анализируют, принимают себя как безусловное и неоспоримое божество. С другой – считаю, что подобная зацикленность на себе здорово тормозит развитие.

А еще есть женщины, которые не способны воспринимать красоту вне рамок собственного типажа. Это из той же оперы. Я знаю худеньких девушек, которые не способны воспринимать полное тело в ином контексте, кроме как дать совет о диете. Или знаю писательниц, красавицы-героини которых всегда подозрительно похожи на портрет автора. Такое впечатление, что люди боятся жить в открытом со всех сторон пространстве и предпочитают занавешивать глаза шорами, оставляя для обозрения лишь кажущийся безопасным узкий коридор.

Олег не звонил мне неделю. Думаю, он тоже что-то понимает. Уверена, что его и тянет ко мне, и тяготит мое общество. Лет десять назад я бы обиделась, сейчас – просто считаю, что он экспериментирует с социальными моделями. Пытается расширить сознание. А на подобное обижаться как-то глупо.

Да и вообще…

На самом деле ни обидчиков, ни раздражителей не существует.

Если вас что-то обижает или раздражает, дело только в вас самих. Вы как многоногое божество индуистского пантеона, и на каждой ноге – ахиллесова пята.

Стоит быть благодарным тому, кто помог обнаружить очередную подобную пятку, ведь это шанс нарастить на ней панцирь. Нет, я вовсе не думаю, что человек должен быть пуленепробиваемым. Я как раз против пропагандируемой на Западе концепции вечного позитива – когда горе не переживается, а замазывается «няшечками» во всех смыслах этого дурацкого, но забавного слова. Я, скорее, о том, что у большинства из нас есть сотни искусственных болевых точек, и каждый дисбаланс – это повод от них избавиться. Для того чтобы работать с этими точками продуктивно, нужно уметь:

а) быть честным с самим собой;

б) быть эмпатом, уметь встать на место другого человека и примерить на себя его мотивы, даже если человек кажется вам мелким, подлым, недостойным.

В большинстве же случаев мелкие обиды просто прокручиваются по привычной человеку схеме – сначала эмоциональный дисбаланс, потом какая-нибудь удобная поза (отказ, невидимый стикер «мудозвон» на лбу обидчика, самобичевание – вариантов много может быть).

С возрастом многие искусственные болевые точки зарастают сами собою. Простой и низменный пример: если подойти на улице к тринадцатилетней девочке и сказать ей – мол, ты урод, у тебя нос картошкой, маленькие глаза и ноги толстые, то она (скорее всего) расстроится, и это нормальная эмоциональная реакция. Если же в аналогичной ситуации расстроится тридцатилетняя женщина, то это признак и незрелости, и полного незнания собственных глубин, неумения с ними работать.

Чем старше становишься, тем больше ценишь все реже и реже встречающихся на пути обидчиков.

Они помогают обрести равновесие.

В День дурака я писала стихи: