— Послушай меня, Саша, это не он ко мне пришел, а я вызвала его.

— Если бы ты не вызвала его сегодня вечером, он сам бы пришел к тебе завтра. Что больше всего меня занимает во всей этой идиотской истории, это то, что я не знаю, какую, собственно, роль здесь играет Лаза. Входит он тоже в число заговорщиков?

— Как ты мог такое подумать, Саша. Никого нет преданнее его.

— Я все это слышал раньше. Но если ты спросишь меня, то я тебе скажу, что во всем этом муравейнике я доверяю одному-единственному человеку — Мике Наумовичу. — Не обращая внимания на сдавленный стон, который издал полковник при этих словах, король продолжал: — Все остальные, chére, это лакейские душонки, преданные тому, кто больше заплатит.

Тихий смешок заставил короля остановиться. Полковник все еще стоял в дверях, повернувшись к королевской чете спиной, его широкие плечи подрагивали, как будто он не мог больше сопротивляться приступу смеха.

— Что здесь смешного? — резко спросил король.

Наумович повернулся. По его щекам катились слезы и увлажняли воротник его парадной формы.

— Sacrebleu[99], Мика, что с Вами? — спросил Александр, сбитый с толку.

— Вы оба так добры ко мне, я этого не заслужил, — заикаясь, пролепетал Наумович. — Я этого не заслуживаю, клянусь, не заслуживаю.

— Tiens, qui c’est agaçant[100], — раздраженно пробормотал король. — В любое другое время проявление такой преданности порадовало бы его, но сейчас оно мешало. — Я высоко ценю Вашу преданность, полковник. Уверен, в будущем Вам еще представится возможность доказать это, но сейчас возьмите себя в руки и арестуйте капитана Василовича.

— Минуту. — Королева не собиралась сдаваться. — Зачем его арестовывать? Чего мы этим добьемся?

— Имена заговорщиков. Если заговор действительно существует и он в нем участвует, он знает их.

— Он их никогда не выдаст.

— Ты забываешь, что мы можем его заставить это сделать.

Наумович больше не всхлипывал, глаза его были сухи, и он внимательно слушал супругов.

— Я давно ждал этого, и вот наконец один из этих мерзавцев у нас в руках. Остальных мы тоже получим. Это можно спокойно поручить префекту.

— Я не хочу этого! — возразила королева, повысив голос. — Ты совершишь ужасную ошибку. Очнись, Саша. Уже не те времена, когда ты мог решить свои проблемы, заковав противников в кандалы. У нас не хватит тюрем, чтобы запереть всех людей, которые против нас. Нужно сдаться. Сейчас у тебя есть возможность с честью выйти в отставку.

Александр гневно взглянул на нее; сжав губы, он зашагал по комнате. Пройдясь несколько раз туда-сюда, он остановился перед Наумовичем так близко, что тот отшатнулся.

— Доставьте этого типа сюда.

— А если он откажется, сир? — спросил Наумович, его глаза хищно блеснули при этом. — Остается ли все еще в силе Ваш приказ?

По тону, которым он сказал это, Драга поняла, что Наумович абсолютно готов застрелить Михаила.

— Нет, — быстро сказала королева. — Приказ отменяется. Думаю, он не станет отказываться. Скажите ему, что это мое желание, чтобы он говорил с королем.

Наумович глубоко вздохнул, как будто хотел возразить, но передумал и быстрыми шагами вышел из комнаты.

Король тут же обратился к Драге.

— Ты опять настояла на своем! Нужно заметить, мадам, Вы изо всех сил поспешили вновь встретиться с капитаном.

Она покачала головой от такого непонимания.

— Повзрослеешь ли ты когда-нибудь, Саша? Ну, хорошо, он был моим любовником. Но одновременно он был самым близким человеком твоего отца. Капитан действительно зол на тебя, но не из-за меня, а из-за твоего отца. И тем не менее он хочет тебе помочь. Ты сам мне рассказывал, что он учил тебя ездить на лошади, когда ты был маленьким, и играл с тобой в теннис. Мне кажется, детские воспоминания о Михаиле Василовиче перевесят ту антипатию, которую ты питаешь к нему в последние годы. И не пытайся заставить его выдать своих товарищей. Он этого никогда не сделает. Он упрям и будет молчать до конца.

— Ну, положим, не упрямее меня, — пробормотал король. Затем, повысив голос, сказал: — Так вот, раз и навсегда: отрекаться я не собираюсь. Но чтобы сделать тебе одолжение, скажу Василовичу, что обещаю подумать об этом.

— Но…

— Ты считаешь, что так делать не принято? Тут я с тобой согласен, но о порядочности сейчас и речи быть не может. Я сыт по горло этими ужасными слухами. Каждый, с кем бы я ни хотел посоветоваться, знает нечто другое. «Покончите Вы с этим змеиным гнездом!», «Нужно подождать», «Ждать нельзя ни в коем случае!» Сдается, что все как будто сговорились свести меня с ума. Я тебе не рассказал, что Боза Маршитьянин советовал мне недавно избавиться от Наумовича? Мика якобы перебежал в лагерь Карагеоргиевичей. Ты видишь, до чего доходит общая истерия? Маршитьянин обвиняет своего и моего лучшего друга в предательстве.

— Я не знаю, Саша. Наумович в последние дни сильно изменился.

Король резко повернулся; указав пальцем на свою жену, он воскликнул:

— Видишь! И ты туда же! А что я сказал? Достаточно малейшего повода, и все принимают это за чистую монету. Нет-нет, никто меня не заставит бежать в заячьем страхе, J’y suis, j’y reste.[101] И если мне удастся найти источник, пощады не будет. Это я тебе обещаю.

В дверь постучали. Драга закрыла глаза и судорожно сжала руки, так что ногти впились в кожу. Она услышала, как король сказал «Войдите» и то, как Наумович по всей форме объявил о прибытии капитана Василовича — что было в этих обстоятельствах совершенно лишней формальностью.

Вообще, никто никогда не знал точно, кто, когда и как должен представляться королевской чете. Любопытным часто разрешалось бродить по дворцу, как им вздумается, а массажистка королевы направлялась в ее спальню с церемонией, напоминающей по пышности вручение верительных грамот иностранными послами, — болезнь, свойственная всем молодым, еще не имеющим устоявшихся традиций монархиям.

Оба офицера остановились у дверей и поклонились королю и королеве. Александр рассматривал их мрачным взглядом.

— Вы можете идти, полковник, — сказал он Наумовичу.

Губы адъютанта нервно подрагивали. Ему не нравилось, что он должен уйти. Он стоял позади Михаила, правой рукой сжимая в кармане брюк маленький пистолет, который, перед тем как проводить сюда капитана, взял у кого-то. При этом он заговорщицки подмигивал королю.

— Не целесообразней было бы мне остаться, сир? — спросил Наумович.

— В этом нет необходимости, — ответил король и нетерпеливым величественным жестом руки показал на дверь. — Выйдите!

На этот раз, без сомнения, это был приказ. Наумович, вздохнув, поклонился и покинул комнату. Драга спрашивала себя, по какой причине обычно апатичный Мика Наумович вдруг проявляет такой интерес к тому, о чем будут говорить друг с другом король и Михаил.

Михаил сделал несколько шагов вперед и остановился, согласно предписаниям, в трех шагах от короля.

— Осмелюсь доложить, Ваше Величество, капитан Василович.

Александр нахмурился.

— Собственно говоря, я должен Вас арестовать как государственного преступника и отдать под суд трибунала, Василович. Я сделал бы это с большим удовольствием, потому что у меня нет никакого страха перед Вами и Вашими друзьями-заговорщиками. И я не так глуп, как Вы думаете. Кстати, мне известно, кто за этим стоит, и мы уничтожим это осиное гнездо. В моей армии две тысячи офицеров, честных и преданных людей, и я не допущу, чтобы жалкая кучка мерзавцев вносила своей ложью раскол между армией и мной. Это гнусная ложь, что я задерживаю выплату жалованья, никого не продвигаю по службе или не приглашаю офицеров в Конак. Нет, тот, кто грабит полковую кассу, не должен ожидать, что он еще и жалованье получит; тот, кто не может сдать экзамены, никогда не будет продвинут по службе; а тем, кто ведет себя как свинопас и от кого разит потом и конским навозом, не место за моим столом.