— Я много раз встречался с шефом австрийского Бюро безопасности. Только вчера он намекал на то, что министр иностранных дел граф Голуховски завален телеграммами от Александра. По-видимому, постоянное требование королевы быть принятой императором Францем-Иосифом переполнило чашу терпения. Эти старые венские аристократы довольно своеобразные люди. Они готовы закрывать глаза на разврат, коррупцию — любую подлость, но только не на чьи-то попытки прорваться по социальной лестнице вверх.

Милош, который при случае сам был готов пробиваться локтями, должен бы заметить, насколько эти слова относятся к нему самому, подумал Михаил; но в серых, как сталь, глазах собеседника не было и следа самоиронии.

На перроне перед самым отходом поезда Милош как бы мимоходом сделал замечание, которое заставило Михаила пожалеть, что он вообще ввязался в этот заговор. Они как раз обсуждали отказ Франции предоставить Сербии очередной заем, как вдруг Ненадович совершенно неожиданно, метнув на него быстрый взгляд, сказал:

— Я давно хотел спросить: правда ли, что когда-то у Вас была интрижка с королевой Драгой?

Михаил нахмурился.

— Не понимаю, какая тут связь, — ответил он, пытаясь защититься.

— О какой связи Вы говорите?

— Мы говорили о французском займе.

Ненадович расхохотался:

— Ну как же, связь здесь налицо. Нам не нужны займы, если мы не банкроты, а мы не были бы банкротами, если бы Драга не внесла на свой счет в швейцарском банке три миллиона франков. — Он перестал смеяться и строго посмотрел на своего молодого собеседника. — Так как же, было с ней или нет?

— Было что?

— Была у Вас с ней связь или нет?

— Об этом Вам следовало у меня спросить до того, как Вы меня в это… втянули в это дело. Что, если я скажу «да»? Вы застрелите меня прямо здесь, на перроне? Или об этом позаботится кто-нибудь в Белграде? Потому что откуда Вам знать, что я не выдам весь план? Я бы мог это сделать сразу же после нашего первого разговора, год назад.

— Вы так и не ответили на мой вопрос.

— Нет. Я не буду на него отвечать. Думаю, это к делу не относится. Кроме того, считаю вопрос бестактным. Возможно… — Он хотел сказать, что об этом можно было бы поговорить после переворота, но тут раздался свисток к отравлению.

Ненадович внезапно вновь стал приветлив. Он похлопал Михаила по плечу и сказал:

— Не будем об этом. Всего хорошего и удачи! — И после короткой паузы добавил почти торжественно: — Да храни тебя Господь, сын мой. — После этого он перекрестил лоб Михаила, обнял его и братски поцеловал в обе щеки.

Одетый в засаленный кафтан человек, вероятно какой-нибудь венгерский свиноторговец, взял последнего извозчика, что окончательно заставило Михаила отправиться в офицерский клуб пешком. Из соображений безопасности он сделал крюк через маленькие переулки — между деревянными домишками, хлевами и теми безликими, отвратительными жилищами, в которых спустя двадцать пять лет после освобождения Сербии от турецкого ига обитали оставшиеся в Белграде мусульмане.

Один переулок пролегал позади домика, где жила Драга Машина до того, как переехала в элегантный особняк на улице Короны, который она заняла как официальная любовница царя Александра. Михаил не смог удержаться от искушения бросить взгляд поверх забора на заросший бурьяном сад и ветхую веранду — здесь они с Драгой обнимались летними ночами.

Трудно было поверить, что всего только шесть лет назад эти развалины казались ему раем. Рассохшиеся ставни, разбитые стекла и видневшиеся за ними разграбленные комнаты… Даже черепица с крыши была украдена, так что внутренние помещения обрекались на произвол дождей. В прихожей бывшего будуара Драги акация смело пробивалась своими тонкими ветками через балки перекрытия к свету.

Эта картина вызвала в нем воспоминания об одном зимнем вечере, когда он, вне себя от гнева из-за ухода Драги, разбил всю мебель, что было абсолютно чуждо его натуре и чего он не переставал стыдиться. Растерянный от вспышки, казалось бы похороненных, эмоций, он удивлялся таинственному случаю, явившемуся предвестником падения бывшей возлюбленной.

События минувших недель не оставляли ему ни минуты для размышлений. Но только после основательного анализа своих чувств и убеждений он пришел к выводу, что решение примкнуть к заговорщикам не вызвано желанием мести отставленного любовника. Он хотел, чтобы Александр и Драга были свергнуты, так как их господство наносило вред стране. Сегодняшняя королева и женщина, шесть лет назад бывшая его возлюбленной, внушал он себе, не одна и та же персона. Его Драга была милой и ласковой, в то время как за королевой утвердилась слава жадной, бессовестной мерзавки. Чтобы не подвергаться риску вынужденно скрывать свое изменившееся к ней отношение, Михаил, приехав в Белград, твердо решил избегать всякого личного контакта с Драгой.

Он свернул на улицу, что вела мимо зданий университета к офицерскому клубу, и увидел за густым кустарником марширующий во главе с лейтенантом взвод пехоты. После того как Михаил днем раньше наблюдал проходящий в центре Вены австрийский полк, вид сербских солдат в плохо сидящих, надетых на голое тело мундирах, солдат, обутых в красные сандалии, привязанные ремешками к болтающимся на худых ногах штанинам, вызывал в нем стыд и ярость. Снова осознал он, насколько отстала его страна. Кто засовывает неукротимых борцов за свободу в голубые суконные кители с зеленым кантом, еще долго не будет иметь дисциплинированное войско. Солдат в обуви домашнего изготовления, напоминавшей детскую, действительно можно было увидеть только на Балканах. Денег, которые королева положила на свой счет в Швейцарии, было бы достаточно, чтобы придать профессиональный вид восемнадцатитысячной сербской армии: приличные сапоги, современное оружие и гарантированное денежное довольствие вместо нерегулярных выплат, которыми должна была удовлетвориться армия сейчас.

Когда взвод проходил мимо него, Михаил заметил, что лейтенант внимательно осматривается вокруг. Неужели заговор раскрыт и заговорщики разоблачены? В Вене Ненадович дал ему прочитать довольно оптимистичное письмо полковника Машина, но оно было написано задолго до этого — многое уже могло произойти. Да и сам полковник признавался, что командование Моравской дивизии в Нише[2] остается верным королю, о чем в своем письме писал как о несущественном различии во взглядах, которое после переворота может быть легко улажено. Поскольку Михаил из-за своего долгого отсутствия был не совсем в курсе местных взаимоотношений, он принял на веру описание ситуации, данное Машиным. Но теперь он спрашивал себя, не угодил ли в западню.

Михаил взглянул на золотые часы — подарок отца по случаю окончания военного училища, — он опаздывал к назначенной встрече уже на десять минут. Даже малейшие отклонения от плана могли повредить делу, — он решил отбросить всякие опасения и ускорил шаг.

Больше трех лет он не был в этом, похожем на сарай, здании клуба и поэтому не сразу сориентировался в коридоре со сводчатым потолком и бесчисленными дверями, ведущими в винный погреб, на кухню, в складские помещения, комнаты ординарцев. На просьбу указать путь один солдат ответил пристальным взглядом, Михаилу его глаза показались линзой камеры, запечатлевающей его незнакомца в зеленой тирольской шляпе.

Он постучал в указанную ему дверь, и, когда вошел, все восемь офицеров — от младшего лейтенанта до полковника, — а также присутствующий штатский замерли в оцепенении. За долю секунды Михаил прочел на их лицах свои собственные опасения и сомнения. Первым взят себя в руки капитан Драгутин Димитриевич, который за свой эффектный могучий вид получил прозвище Апис.[3]

— Наконец-то, — произнес он, поднявшись, и Михаил очутился в могучих объятиях. Горячее, отдающее запахом табака и винным перегаром дыхание капитана ударило Михаилу в нос.