Максим Николаевич прервал ее:

– Да не стоит поднимать столько шума из-за газеты.

Но для Натальи дело было не в газете. Случай давал ей законное основание нарушать его одиночество, когда она того пожелает, чтобы рассказать ему о последних стычках с соседкой.

Кража газеты из почтового ящика Максима Николаевича стала причиной ежедневных ссор с соседкой, после которых Наталья стучала в дверь соседа и пересказывала ему разговор во всех подробностях, пока он в очередной раз не прерывал ее, едва она переходила на рассуждения о «хороших людях». И тогда она добавляла с разочарованным видом:

– Ах, чуть не забыла, зачем пришла. Я увидела в газете одну статью и подумала, что надо бы ее почитать.

Она забирала газету, но потом приходила вновь, чтобы вернуть ее.

Эти преследования казались Люде похожими на веселые сцены из любовного фарса, где из двух героев, выброшенных жизнью на задворки, один постоянно убегает от другого.

Но самое большое отвращение вызывало у нее поведение Максима Николаевича, у которого не хватало смелости открыто сказать «нет».

Когда Наталья прочитала газету от первой до последней буквы (не запомнив при этом ничего из прочитанного) и исчерпала все причины для визитов, она оставила соседа в покое. Целых два дня Максим Николаевич не видел ее и не сталкивался с ней ни в одном из тесных углов коммуналки. Он предположил, что Наталья потеряла надежду и решила выпустить его из своих когтей, избавив его от тяжелой необходимости сказать: «Я не тот, которого ты ищешь».

Он ошибался. Она предоставила ему свободу и прекратила погоню лишь для того, чтобы собраться с мыслями. Он по-прежнему оставался «им» – мужчиной, которого она искала. Он жил один, и за два прошедших месяца к нему ни разу не пришла женщина, если не считать посещений дочери. Он был старше Натальи. И – самое главное – их кровати разделяла лишь стена. «Это он», – продолжала утверждать Наталья, готовясь нанести решающий удар. Когда традиционное восхождение по лестнице – обмен взглядами, затем улыбка, свидание, любовь и постель – не принесло успеха, она решила, что эту лестницу следует перевернуть вверх ногами: постель, затем любовь, разговор, улыбка и обмен взглядами.

Наталья была уверена, что для осуществления этого плана ей следует прибегнуть к испытанному народному средству, которое никогда и никого не подводило, – водке. Она купит бутылку и пригласит его на ужин, придумав какой-нибудь повод, и водка сделает свое дело – «этот айсберг растает».

Но перед ней стояла одна проблема – у нее не было денег на устройство такого ужина. Она подсчитала, что если накрыть скромный стол из салата с майонезом и обычных солений, поджарить две американские куриные ляжки, купить бутылку водки среднего качества, то на это уйдет половина ее зарплаты. Наталья мучилась несколько ночей, то обдумывая, как бы сэкономить такую сумму, то прикидывая, как обойтись более дешевыми продуктами. Наконец, скрепя сердце, она решила рискнуть. Не потому, что боялась, а потому, что именно сердце казалось тем настоящим капиталом, на который делалась ставка.

До зарплаты оставалось несколько дней, и Наталья была по голову занята подготовкой предстоящего ужина, когда Максим Николаевич неожиданно исчез из квартиры. Целых два дня она оставалась в недоумении, теряясь в догадках и предположениях. Тем более что ни она, ни Люда, ни Иван не знали о новом соседе ровным счетом ничего и не могли навести справки. Положение облегчалось лишь тем, что он взял с собой собаку, и они решили, что он куда-то уехал. «Может быть, он сбежал от тебя и вернулся домой», – смеясь, заключила Люда, не предполагая, что для Натальи это наихудший вариант. Это было даже хуже, чем если бы с ним произошло несчастье.

Но Максим Николаевич вернулся так же неожиданно, как и исчез. Наталья увидела его на третий день выходящим из комнаты, как будто тот никуда не пропадал. Она готова была засыпать его вопросами, но вдруг увидела на нем черный костюм с черным галстуком.

Наталья перекрестилась и удивленно спросила:

– О боже! Почему вы так одеты, словно собрались на похороны?

Он ответил спокойно:

– Так оно и есть.

– Кто же умер?

– Моя жена. – И добавил: – Моя жена… Я имею в виду – моя бывшая жена.

Наталья не могла скрыть изумления по поводу его холодности, и когда он вышел, проговорила громким голосом:

– Ох уж эти мужики! До чего бессердечные!

Но его бессердечие не помешало Наталье заметить, до чего он красив. Высокий, полноватый, но не толстый, с густой седой шевелюрой, широкими сонными глазами и тонким носом. На мгновение она представила себя в его объятиях, и как он целует ее долгим поцелуем. И подумала, что теперь, после смерти его жены, их с ним ничто не разделяет.

Положение Ларисы ухудшилось за последние месяцы. Она продала просторную квартиру и купила вместо нее другую, небольшую, для себя и Ани, чтобы за вырученную разницу расплатиться с мафией и адвокатами, которые так и не смогли вернуть ей и малой доли присвоенного Олегом. «Он как ртуть, его ни на чем нельзя поймать», – сокрушались они. Но тут же заверяли: «Потерпите немного, он никуда от нас не денется». И хотя эти обещания все еще оставались в силе, и Лариса была готова пожертвовать последней копейкой ради отмщения, с каждым новым взносом ей казалось, будто она платит частью своей надежды, убывающей быстрее, чем деньги. В конце концов, надежда иссякла, деньги закончились, и Лариса обнаружила, что оказалась у разбитого корыта, сжигаемая злобой и ненавистью.

Она не могла вынести такое поражение. Все пути, на которых могло повеять хоть слабым дуновением победы, оказались перекрытыми. Она пала духом, и в один злополучный момент ее сердце остановилось.

Максим Николаевич воспринял известие о смерти жены с полным спокойствием. Дочь рыдающим голосом сообщила ему, что у матери случился второй инсульт, и она скончалась сразу. Он попытался успокоить ее:

– Держись, я сейчас приеду.

Максим Николаевич положил телефонную трубку, неторопливо прошел в свою комнату, захватил кое-какие вещи, затем, сообразив, что ему придется остаться там на ночь, взял с собой и собаку.

В первые два дня он был занят устройством похорон и звонил родственникам и знакомым, чтобы те могли попрощаться с покойной. На третий день вернулся к себе, чтобы надеть черный костюм по случаю похорон.

Он купил этот костюм с галстуком десять лет назад, когда его отец находился при смерти. Глубокое уныние не помешало ему преподнести свою искреннюю печаль с надлежащей элегантностью. Тем самым Максим Николаевич проявил верность правилу, на котором был воспитан и которому не изменял в самые тяжелые минуты: нет ничего, что оправдывало бы появление человека в неаккуратном виде, и даже смерть нужно встречать подобающе.

Последний раз он надевал этот костюм год назад, когда хоронил мать. Теперь он надевал его в третий раз с момента покупки.

В течение тех десяти лет костюм висел в шкафу вместе со множеством других костюмов, которые Максим Николаевич мысленно сортировал в зависимости от случаев, в связи с которыми они были приобретены. Вот тот куплен по поводу женитьбы, а другой – для встречи жены из роддома, по случаю рождения дочери. Сохранилась черно-белая фотография, на которой он был снят с новорожденной дочерью на руках, а рядом – жена с букетом роз. Еще был костюм, приобретенный по случаю поездки в Москву для участия в партийном съезде. Были другие костюмы, купленные для различных заседаний и культурных мероприятий.

Все они хранили следы тех или иных эмоциональных переживаний, воспоминаний – важных и неважных. Но черный костюм с черным галстуком был связан исключительно с похоронами. Каждый раз, когда взгляд Максима Николаевича падал на этот черный наряд, он начинал грустить, тем более что избавиться от костюма не было возможности – его присутствие связывалось со смертью и выходило за рамки воли хозяина. Избавиться от него он мог только после собственной смерти. Как-то раз он подумал, что присутствие этого костюма, напоминающего о смерти, стало в то же время символом его бытия и продолжения жизни.