Мучил Виржилиу и другой вопрос: кто же все-таки стрелял в Вандерлея и почему на бокале отпечатки пальцев Ракел?

Он как раз раздумывал об этом, когда к нему в кабинет вошел взволнованный Сесар.

— Мой брат исчез, — сообщил он. — Я уже дал запрос в полицию, но и полиция не может его найти. Если с ним что-то случилось, я сотру Рут в порошок!

— Брось, Сесар, не кипятись! При чем тут Рут? Рут всегда была тихоней. А вот ее сестра! Та всегда попадала не в бровь, а в глаз!

— Да Рут еще хуже Ракел? — в сердцах сказал Сесар. — Рыба-прилипала. Прилипнет и сосет, сосет. Уж кто-кто, а я-то ее знаю. Из-за Зе Луиса просто ненавижу!

— А что ты думаешь про отпечатки пальцев? А пистолет? А драгоценности? Нет, Рут на такое не способна. И знаешь, что внезапно пришло мне в голову: а что, если Ракел жива?

Сесар посмотрел на Виржилиу недоверчиво. Предположение его было слишком смелым, чтобы оказаться правдой. Но в то же время оно многое объясняло.

Изаура все твердила пре себя обещание Ракел: «Я скоро уеду. Перед отъездом покажусь отцу. И больше вы меня не увидите».

Изаура болела, лежала в жару, и все ждала, когда же дочка исполнит свое обещание. Болезнь свалила ее с ног внезапно. Видно, последние события вконец подкосили ее, и она слегла.

Флориану заботливо ухаживал за женой. Он расстроился и в то же время был доволен: наконец-то Изаура была с ним, никуда не уходила. Радовался он и тому, что любимой его дочери Рут, похоже, посветило счастье. С нее было снято тяжкое обвинение, она любила и была любима. Отрадные мысли о дочери утешали Флориану в горе, которое постигло всех рыбаков поселка, — у них сгорели лодки. Все до единой, и те, что принадлежали сбежавшему Донату. И те, что купил рыболовецкому кооперативу Маркус. Ни у кого из рыбаков не было сомнения, что это поджог. Но вот Кто его совершил?..

— А Ракел, должно быть, уже уехала, — вдруг произнесла Изаура с блестящими от жара глазами. — Как бы она не навредила Рут, хоть и обещала, что не будет вредить сестре.

— Сейчас я тебе дам лекарство, — заторопился Флориану, поднимаясь.

У Изауры, видно, сильно повысилась температура, раз она начала бредить.

Приняв лекарство, Изаура задремала, проснулась часа через полтора. Температура у нее за это время явно снизилась, была она вся в поту, лоб совершенно холодный, но бред продолжался.

— А ты знаешь, ведь наша Ракел жива! — заявила она Флориану.

— Успокойся, старушка, лежи и ни о чем не думай, — попробовал образумить ее муж. — А еще лучше поспи. Глядишь, тебе и полегчает.

— Да я же правду тебе говорю! — вскинулась Изаура. — Я не брежу. Все это время Ракел скрывалась в хижине. К ней-то я и ходила, но она просила никому-никому об этом не говорить. И я молчала как рыба!

Флориану вспомнил Тоньу, который всем твердил о призраке Ракел, и, похолодев, вдруг понял: жена в самом деле говорит правду. И не знал, рад он этой правде или нет. С одной стороны, можно ли не обрадоваться тому, что твоя дочь жива? А с другой — Ракел принесла всем столько горя… И предчувствие новых горьких бед вызвало слезы на глазах Флориану.

— Tы предала и меня и Рут, — невольно упрекнул он жену.

Выходило, что правда Изауры была для него даже хуже, чем если бы жена призналась ему в супружеской измене…

— Ракел очень изменилась, поверь, — попробовала смягчить мужа Изаура.

— В чем? — простонал Флориану. — Скажешь, не она стреляла в Вандерлея? Не она взяла пистолет Маркуса? Не она подставила Рут? Так в чем жe изменилась наша дочь, Изаура?

Изаура вместо ответа заплакала и сквозь слезы повторяла:

— Но теперь-то она уже далеко отсюда. Она уехала.

Ракел и вправду была далеко. Но совсем не так далеко, как представлялось Изауре. Она была в Рио и входила в дом Виржилиу. Продумав свое положение, она приняла решение. И оно было беспроигрышным.

Увидев поднимающуюся по лестнице навстречу ему Ракел, Виржилиу с изумлением и не без яда спросил:

— Неужели медовый месяц закончился? Так скоро? И куда же ты дела Маркуса?

— Я — Ракел, сеньор Виржилиу, — со свойственной ей усмешкой ответила Ракел, и Виржилиу застыл не то чтобы в изумлении, но в каком-то подобии ступора.

Хоть он и высказал предположение, что невестка его жива, но сам в это нисколько не верил. Но вот она стояла перед ним живая и невредимая. И Виржилиу видел, что это именно Ракел, потому что смотрела она с такой откровенной бессовестностью, о которой, общаясь с Рут, он уже успел позабыть.

В холл заглянула Дива, и Ракел распорядилась:

— Забери-ка из машины мои сумки и неси их в спальню!

Дива беспрекословно повиновалась.

— А почему, собственно, ты так долго не появлялась? — наконец спросил Виржилиу.

— Почему же не появлялась? — расхохоталась Ракел. — Мы даже с вами вино пили и беседовали.

Да-да, было, было, потому на бокале и остались отпечатки пальцев Ракел… Виржилиу больше ни в чём не сомневался.

— Мое место заняла сестричка Рут, но я подумала, подумала и все-таки вернулась. Как ни смешно, но пришла я за тем, что мне принадлежит. И за моим мужем тоже!

Виржилиу тяжело вздохнул. Борьба им всем предстояла нелегкая.

А Ракел уже поднялась в спальню. И начала с того, что выкинула из шкафа все платья Рут, твердо решив, что отстоит все свои права, что ни одного шагу не уступит без боя. После того как история с Вандерлеем закончилась для нее так благополучно, она почувствовала себя совершенно неуязвимой и с тайным злорадством предвкушала свою встречу с Маркусом. Он успел, наверное, забыть, но он вспомнит, на что способна его жена Ракел Ассунсон!

Утвердив себя в правах в доме мужа, Ракел отправилась в Понтал-де-Арейа. Ее родители, да и все остальные жители поселка теперь должны были убедиться в том, что она жива.

Однако Ракел не была бы Ракел, если бы для начала не пощекотала чьи-то нервы.

Тоньу сидел у себя в мастерской и трудился над скульптурой, которая никак ему не давалась. Он вызывал из неподатливой памяти, из неподатливой глины облик своего отца, и ему все казалось: вот-вот он схватит никак не дающееся ему сходство. И вдруг на пороге появилась странная, закутанная в покрывало женская фигура. Тоньу похолодел — снова призрак!

Призрак приоткрыл лицо, и бледная Ракел усмехнулась Тоньу кровавыми губами. Перед глазами Тоньу все поплыло, он почувствовал, что теряет сознание.

Ракел схватила его за руку и сильно встряхнула.

— Я жива! — сказала она, — Можешь пойти и и всем рассказать об этом!

Тоньу чувствовал тепло ее руки, да и насмешливый тон Ракел не оставлял никаких сомнений.

Не сказав больше ни слова, она повернулась и ушла. Посидев с секунду, поднялся и Тоньу. Ему просто необходима была какая-то разрядка после появления ненавистной Ракел, и он отправился в самое людное место поселка — в бар Алемона, где всегда толпился народ.

— Ракел-то жива! — объявил он всем.

Но рыбакам сейчас было не до фантазии Тоньу, они толковали о сгоревших лодках и судили-рядили, кто же мог их спалить.

— Брось свои бредни, Тоньу! Ты скоро вконец сдвинешься на этой злосчастной Ракел, — только и услышал Тоньу в ответ на свою новость.

Свидание Ракел с отцом вышло не слишком радостным. Если Флориану печалился о ее смерти, то не меньше печалился и о том, что она осталась в живых. Тяжкое испытание для родителей — иметь такую злую, неуправляемую дочь.

Ракел не видела никакой необходимости ссориться сейчас с отцом. Ей предстояла борьба с Виржилиу, с Маркусом, и поэтому она хотела заручиться его поддержкой.

— Я ни в коем случае не хочу перебегать дорогу Рут, — постаралась утешить она обеспокоенного Флориану. — Вполне может быть, что, получив от Маркуса какую-то сумму денег, я просто уеду, и как можно скорее.

— Зачем ты нам лжешь, дочка? — горестно спросил Флориану. — Я звонил в Рио. Кларита сказала, что ты вселилась в свою комнату и уже выбросила все платья Рут.

— Так в свою же! — мгновенно разозлилась Ракел.