— Но я уже согласился, — холодно глядя на Малу, сказал Алоар.

А вечером в спальне, где на время пребывания у них Селины они спали вместе, он сказал:

— Если тебя что-то не устраивает, давай разведемся, — и вышел, оставив на постели рыдающую Малу, для которой это предложение было большим ударом.

Спустя два дня Родригу снова вызвал Маркуса на беседу. При более тщательном обыске номера отыскался пистолет, из которого и были произведены выстрелы.

Маркус не мог не признать, что пистолет этот принадлежал ему.

— Вы что же, пришли в номер сеньора Вандерлея с пистолетом? — продолжал допрашивать Родригу.

— Нет, — ответил с недоумением Маркус, сам прекрасно чувствуя, что ответ его выглядит крайне неубедительно, и еще раз повторил рассказ про лежащего поперек постели Вандерлея, разбитые бутылки, опрокинутый поднос и орущий телевизор.

Родригу отметил про себя, что в первый раз орущий телевизор не фигурировал.

В принципе ему было вполне достаточно пистолета для того, чтобы арестовать Маркуса, независимо от того, признает он себя виновным или нет. Естественно, что убийца всегда пытается вывернуться. Хоть этот убийца позвонил в полицию и сообщил об убийстве. Но такое тоже бывает. И если бы первый допрос снимал не сам Родригу, он бы арестовал Маркуса немедленно. Но допрашивал, а. вернее, расспрашивал его он сам. Глаз у него был наметанный, и он видел, что Маркус вел себя как человек, потрясенный случившимся, но ни в коей мере себя к этому событию не причисляющий. Вел себя очень естественно и не возбудил ни малейшего подозрения. Настораживало Родригy и то, что пистолет был найден спустя два дня. Он самолично тщательнейшим образом осмотрел номер сразу же после звонка Маркуса. И то, что пистолета он не обнаружил, даже задевало в какой-то мере его профессиональную честь.

Находка пистолета наталкивала Родригу на мысль, что убийца ухитрился его подкинуть, с тем чтобы направить следствие по ложному следу — хотя как бы и совершенно очевидному, как бы напрашивающемуся само собой. Поэтому он пока ос-тавил Маркуса в покое и только взял с него подписку о невыезде.

То, что его пистолет оказался в номере Вандерлея, потрясло Маркуса. И своим потрясением он не мог не поделиться с Рут. Может, она что-то поймет? Может, ей придет что-то в голову?

— Знаешь, я действительно решил взять с собой пистолет, когда собрался круто поговорить с Вандерлеем, — признался он Рут. — Но когда я пошел за ним, в сейфе его не обнаружил. И решил, что его для какой-то надобности взял отец. И вот теперь этот пистолет обнаружили в номере Вандерлея… Как тебе это нравится?

Тут Маркус припомнил признание Виржилиу, — значит, отец тоже был у Вандерлея, и он не позвонил в полицию… «Неужели? Неужели?» — забилась у него в голове мысль.

Рут, слушая сбивчивый, взволнованный рассказ Маркуса, который вдруг прервался молчанием, наполненным явно какими-то страшными картинами, тоже невольно подумала: «Неужели?»

Она поняла, что муж ее не признался в полиции в том, что взял с собой пистолет, как не признался сейчас и ей. Но если пистолет был у Маркуса, и выстрелы сделаны из него, то выходит, что Маркус…

«Вполне может быть, что из ревности, из ненависти к этому грязному, отвратительному человеку Маркус, потеряв контроль над собой, выстрелил… — думала Рут. — Но теперь, когда он опомнился, ему и самому непонятно, как же это могло произойти. Вот он бежит и от того, что произошло, и от того, что может за этим последовать…»

Страх и жалость завладели сердцем Рут. Слезы сами собой полились у нее из глаз. Счастье посветило ей так недолго! Только оберегая ее покой, отправился Маркус к Вандерлею. Выходит, она стала причиной величайшего несчастья в его жизни. Его несчастья и своего…

Маркус нежно обнял плачущую Рут и принялся утешать. Он уже сожалел, что рассказал ей обо всех этих дрязгах. Разве не знал он, что его Рут так впечатлительна?..

Однако загадка убийства очень его занимала. Кто же мог взять пистолет из сейфа? Код его знали только Виржилиу, Кларита, Маркус, Рут и погибшая Ракел…

Не сразу смирилась Рут с мыслью, что Маркус, се Маркус, такой добрый, честный и благородный, совершил убийство. Все в ней противилось этой ужасной мысли. Она гнала ее от себя прочь. Не верила ей! Но превратившись в навязчивую идею, мысль эта преследовала ее неотступно, и настал миг, когда Рут признала: «Да, этот ужас совершил Маркус». И почти тотчас же пришло к ней еще одно твердое и отчетливое решение.

Решение Рут было таким простым и логичным, что она даже улыбнулась.

Медлить она не стала, оделась, спустилась вниз и села в машину. Погруженная в свои мысли, Рут даже не заметила, как оказалась уже в Понтал-де-Арейа. Знакомые светлые домики, яркая зелень, синее море, золотой песок пляжа — все это она видела будто впервые. Впервые, а может быть, даже во сне — так все было ярко, празднично, нарядно. И еще дом, не менее знакомый, чем все остальные, — полицейский участок, руг не спеша направилась прямо в кабинет Родригу.

Родригу что-то писал и удивился появлению Рут, которая вошла без стука.

— Вы хотите что-то сообщить, сеньора Ракел? — спросил он.

— Да, — сказала Рут. — Да. Хочу сообщить, что Вандерлея убила я.

Родригу впился в нее пристальным, испытующим взглядом. Поворот неожиданный, но вполне реальный. Родригу, как местный житель, был в курсе если не сути взаимоотношений Вандерлея и Ракел, то, во всяком случае, сплетен, которые вокруг них ходили.

Сплетни делали вполне правдоподобной эту развязку.

— Вас побудила к признанию находка пистолета? — спросил следователь.

— Да, — признала Рут. — Да. Поскольку я взяла пистолет моего мужа.

— Расскажите, как это было, более подробно, — попросил Родригу, приготовившись записывать.

— Самое главное, что я убила этого подонка, — сказала Рут. — Подробности совсем неважны. Все произошло очень быстро. И я не хочу об этом вспоминать!

— И все-таки, раз вы делаете такое признание, вам придется припомнить и подробности, — продолжал настаивать Родригу.

— Нет-нет, главное я сказала, и больше ничего от меня не требуйте!..

Родригу вспомнил беспорядок, который царил в номере, полуголого Вандерлея. Подробности, видно, были не слишком аппетитны. Однако со временем сеньора Ракел снизойдет и до подробностей. Сейчас она еще потрясена тем, что оказалась способной на чистосердечное признание. Как видно, поначалу она хотела подставить мужа. Расквитаться разом с обоими. Но спасовала. В ней заговорила совесть. Да, многим оказывается не по зубам их собственное преступление. Многие способны совершить его, но немногие потом спокойно пользуются его плодами.

Родригу придвинул Рут — Ракел лист с записанными показаниями.

— Распишитесь вот тут, — ткнул он пальцем. Рут расписалась.

— Вы меня арестуете? — спросила она.

— Пока нет, — ответил Родригу. — Отправляйтесь домой и ждите решения правоохранительных органов.

Рут приготовилась к самому страшному. Взяв на себя преступление, она распрощалась с тем привычным обыденным миром, где люди спят, обедают, работают, ходят в гости. Что ей там делать? Вернуться сейчас обратно домой, сделав шаг, переступив черту, было для нее, наверное, не менее тяжким наказанием, чем оказаться в тюрьме.

Силы вдруг покинули ее, и, выйдя из полицейского участка, она какое-то время, безучастная и будто чужая всему на свете, сидела на скамейке. Потом поднялась и отправилась к родителям.

Она сожгла все свои корабли и поэтому призналась отцу и матери тихим, безучастным голосом в том, что это она убила Вандерлея.

Флориану расплакался, повторяя:

— Как же? Как же это так? Ты же не выходила! Ты же была дома!

А Изаура со стесненным сердцем сердито посмотрела на дочь:

— Господи! Да не возводи ты на себя напраслину! Ты и пистолета в руках держать не умеешь!

Рут ничего не ответила матери. Она сидела в уголке, погрузившись в какие-то свои мысли. Изаура не могла выдержать эту пытку. Она прекрасно поняла, что дочь взяла на себя вину, спасая Маркуса. Но и в вине Маркуса она тоже не была уверена. Поэтому, накинув платок, она побежала к Ракел.