Присутствие Эмануила в ложе оперы было для нее еще небывалым событием. Ей казалось, что все прочтут на ее лице выражение этого счастья, которым преисполнится ее сердце; что все угадают эту любовь, которую она зажгла в душе де Бриона, и что на другой день весь Париж только и будет повторять: «Де Брион влюблен».

Мари сообщила свои мечты Клементине и повторяла их беспрестанно. А Клементина начинала уже задумываться, зная, что послезавтра она должна расстаться с этой приятной жизнью, которою она жила два месяца, и возвратиться в провинцию, в пансион. Надо сказать, были минуты, в которые она не могла победить сожаления о своей минутной мечте, которой она так легко пожертвовала ради своей подруги. Представляя себе эту крошечную комнатку, которая ожидает ее у мадам Дюверне и где она будет совершенно одна, она не могла скрыть глубокой грусти, на которую Мари, дышащая счастьем, не обращала даже внимания.

— О, как мне будет скучно в Дре, — сказала ей Клементина.

— Бедная, — отвечала ей Мари, которая, лишь только тоска ее подруги выражалась словами, тотчас же начинала ей сочувствовать. — Хочешь, я поеду с тобою и проведу несколько дней у мадам Дюверне?

— Ты уверена, что я не приму твоего предложения. Могу ли я увезти тебя из Парижа в такое время?

— Я пожертвую для тебя Парижем.

— Может быть; но так ли легко пожертвуешь людьми, которые вернулись в него вместе с тобою?

Время было ехать в оперу. Вместо ответа Мари пожала ей руку. Ложа графини находилась прямо против сцены; к ней прилегала комната, в которой барон, когда только он бывал в спектакле, проспал по крайней мере не одно действие.

Приезд г-жи д’Ерми, двух девиц и де Бриона в одну ложу возбудил общее внимание. Все бинокли направились в их сторону, и Мари невольно должна была опустить глаза, едва удерживая биение сердца. Среди множества взоров, направленных на ложу графини, были и глаза нашей старой знакомки, Юлии Ловели.

— Это он, — проговорила она, узнав де Бриона, и бледность покрыла внезапно ее лицо.

— Посмотрите, — сказал ей Леон, который был с нею, — какие хорошенькие особы находятся в ложе графа д’Ерми.

Прибавим, что ложа Юлии находилась в бенуаре, и Леон мог быть виден только тогда, когда он сам этого хотел.

— Две довольно неважных пансионерки, — отвечала Юлия. — Он увидел меня, — прибавила она внезапно, — но он показал вид, что не заметил меня.

— Надобно бы узнать, кто такие эти девушки, — возразил Леон. — Они прелестны, в особенности блондинка.

— Что делает Эмануил у них в ложе? — спросила Юлия.

— То же самое, что и я в вашей; он в опере.

— Разве он знаком с семейством графа?

— И очень.

— Вы почему знаете?

— Он сам говорил мне об этом.

— А вы уже видели его, где бы это?

— Вчера, мы с ним встретились у Королевского моста.

— Говорил он вам обо мне?

— Он сказал, — отвечал небрежно де Гриж, — что вы очаровательная женщина.

— Вы несносны сегодня, милый Леон.

Леон, устремив глаза на одну ложу, казалось, не слыхал ни слова из того, что говорила его дама, и потому отвечал ей бессознательно.

— На кого вы так засмотрелись? — спросила она.

— На одну из этих девушек; она, точно, восхитительна.

— Что, вы уже начинаете восторгаться ею?

— Отчего же и нет? Я не видел доселе такой пленительной головки.

— Хорош комплимент, которым вы меня удостаиваете.

— Я уже давно не говорю вам их, они ни к чему мне не служат.

— А может быть, это новый способ ухаживать за мною?

— Право, нет, я и от этого отказался.

— И прекрасно сделали.

Они замолчали.

— Я думал, — начал Леон, — что у графини д’Ерми одна дочь.

— Любезный друг, вы надоели мне с вашим д’Ерми. Мать и отец ее вместе с нею, дождитесь антракта и ступайте просить у них ее руки, а меня оставьте в покое.

Юлия, видимо, была встревожена; но не Леон был тому причиной. По временам она смотрела на ложу, в которой находился де Брион, хотя и показывала вид, что смотрит в другую сторону. Де Брион был тоже не совсем спокоен. И точно, вид Юлии поражал его неприятно, не потому, чтоб он придавал какое-нибудь значение своей связи с нею, но тем не менее он хотел бы избегать случаев ее видеть. Он уселся в глубине ложи и утешал себя, глядя на Мари, счастливую и гордостью, и сердцем, ибо она смело могла сказать, что из всей массы зрительниц не было никого прекраснее ее и более любимой. Между тем Гризи пела восхитительно.

— Кто эта дама? — спросила Мари у своей матери, показывая взглядом на ложу Юлии, — она не сводит с нас своего бинокля. Ты знаешь ее?

— Нет.

— А ты? — сказала она, обращаясь к отцу.

Тоже «нет» было ответом графа.

— Она прелестна, браслет на ее руке так и горит бриллиантами; вероятно, желая показать его, она так лорнирует беспрестанно, — продолжала Мари.

Эмануил задрожал при мысли, что Мари могла узнать в этом браслете его подарок, а также и повод, по которому он был сделан; но он успокоился, подумав, и довольно основательно, каким образом и кто может доставить ей эти сведения.

Занавес опустился. Леон встал, чтобы выйти из ложи.

— Куда вы? — спросила Юлия.

— Пойду повидаться с де Брионом; он тоже вышел из ложи графа.

— Не приводите его ко мне.

— Не беспокойтесь, он и сам не имеет этого желания, я в этом уверен.

Леон, не будучи любовником этой женщины, не боялся ее и потому не имел причин щадить ее самолюбие.

— Вы меня оставляете? — сказала она.

— Нет, вот старый виконт де Самюль идет вам представиться.

— Я полагала, что он уж умер от старости.

— О, если б ему было суждено умереть только от этой причины, — возразил Леон, надевая шляпу, — то уже давно бы его не было на свете.

Леон встретил Эмануила в фойе. Де Брион, как и все, стоящие высоко в обществе и обращающие на себя внимание, охотно показывался на публике. Ему приятно было слышать, как его имя переходит из уст в уста, особенно в этот вечер, ибо целых два месяца он не был в Париже. Он прогуливался с графом, место которого около графини занял барон де Бэ.

— Я не предвижу случая более удобного, — сказал Эмануил, взяв за руку Леона. — Граф, позвольте вам представить маркиза де Грижа, который так давно желал познакомиться с вами; исполняя его желание, я тем более радуюсь, что отнимаю подобное удовольствие у барона.

Леон поклонился.

— Мы принимаем по четвергам, — сказал граф, — и я надеюсь, вы не откажетесь посетить нас; вы всегда застанете де Бриона подле графини.

Леон отвечал стереотипной фразой и поклоном.

— Мне бы хотелось по секрету спросить вас кой о чем, — шепнул маркиз Эмануилу.

— Граф, — сказал Эмануил, — позвольте мне оставить вас на минуту.

— У графини две дочери? — спросил Леон.

— Нет, одна.

— Блондинка или брюнетка?

— Блондинка.

— Я никогда не видел ее ни вместе с графом, ни с графиней.

— Неудивительно, она недавно приехала из пансиона.

— Она чудно хороша!..

— В самом деле?.. Брюнетка тоже прекрасна, — поспешил прибавить Эмануил.

— Это ее родственница?

— Нет, это ее подруга; она уезжает завтра.

— Мадемуазель д’Ерми мне больше нравится, а вам кто?

— Мне тоже, — проговорил Эмануил с невольной улыбкой.

— Кстати, я был в ложе Юлии, она не перестает говорить о вас. Вам не угодно ее видеть?

— Конечно, нет.

Они расстались: Эмануил пошел в ложу графини, Леон к Юлии.

— Блондинка и есть девица д’Ерми, я узнал это от де Бриона, — сказал Леон, садясь около Ловели, которая выразила свое нетерпение, услышав, что де Гриж толкует о предмете, так мало для нее занимательном.

— Только-то он и сообщил вам?

— И еще представил меня графу, который принимает по четвергам и у которого я могу всегда встретить Эмануила.

— Уж не принадлежит ли он к числу обожателей графини? Эти политические люди всегда имеют такие чудовищные связи…

— Я скоро узнаю истину, бывая каждый четверг у графа…