— Можете задавать любые вопросы, — сказала врач, доставая из шкафа что-то вроде банки с вазелином. — Может быть, вам стоит снять одежду и надеть это, — она протянула мне какой-то хлопчато-бумажный халат с резинками, которые не завязывались. Я юркнула за шторку и переоделась. Как я и думала, то был больничный халат. К тому времени как я вышла из-за шторки и увидела, как она мажет руки вазелином, я испугалась так, словно шла на серьезную операцию.

— Вы помните дату последней эвакуации?

— Простите, дату чего? — спросила я. На мгновение мне показалось, что она спрашивает про эвакуацию детей из Лондона в сельскую местность во время Второй мировой войны, чтобы я думала о посторонних темах, пока она возится с моим нижним этажом. Но она имела в виду другое.

— Стул, милочка, — нетерпеливо сказала она. — Когда у вас в последний раз был стул?

— Да вроде бы утром.

— Стул бывает регулярно?

— Вообще-то я об этом не задумывалась.

— Мало кто думает о своем кишечнике, — сказала она и посмотрела на меня с укоризной. Затем скрестила на груди руки, обтянутые резиновыми перчатками, и разразилась лекцией, судя по всему не первой в ее практике. — Да, это укромная часть тела — но это вовсе не означает, что она не важна, — вещала она. — Люди заботятся о сердце, легких, почках. Обо всех органах, которые пользуются популярностью. Селезенку и ту иногда обследуют. А про старый добрый кишечник все забывают. Но только представьте себе, что будет, если кишечник выйдет из строя?

Я послушно кивала, как школьница, застуканная за курением.

— Что, по вашему мнению, случится, если все мусорщики Лондона устроят забастовку? — спросила она меня. — С завтрашнего дня? При такой погоде? Начнется гниение, вот что. Гниение.

Она осуждающе ткнула меня пальцем в живот. И там тоже начнется гниение?

— Ваш кишечник засорен, видимо, уже давно, — вздохнула она. — Возможно, дело зашло уже слишком далеко. Лягте лицом вниз.

— Стоишь ли ты этих мук, Брайан Корен? — страдальчески прошептала я, когда мне вставили в попу небольшую трубку.

— Что вы сказали? — спросила она. Вряд ли она расслышала, потому что в это время крутила какую-то машинку, издававшую поочередно то свист, то чавканье.

— Ничего. Просто ругнулась.

— Ругайтесь, — сказала она. — Все ругаются. И поверьте мне, ни один мужчина не стоит таких мук.

Видимо, да. Но я надеялась, что ирригация кишечника уменьшает живот быстрее, чем приседания.

— Теперь я введу вам в кишечник теплую воду, — продолжала врач. — И скоро вы увидите, какая грязь будет выходить из вашего кишечнику по этой трубке. Можете посмотреть, как это происходит. Думаю, вам будет интересно.

— Я лучше зажмурюсь, — ответила я.

После промывания я так боялась дать течь, что остаток дня ходила в трех парах трусов.

Конечно, не заметно было, чтоб я похудела хотя бы на унцию, хотя врач и заверяла меня, что все отбросы вышли через трубочку (как она меня ни уговаривала, я не стала смотреть). И вместо обещанной бодрости я ощущала полнейшее изнеможение. И вдобавок, легкую досаду.

Возможно, задница у меня и стала чище, но гостей звать как-то не хотелось, поэтому Ричарда, явившегося вечером без приглашения, я встретила не слишком приветливо. Он, видимо, понял, что я ему не рада, потому что не побежал, как всегда, прямиком в гостиную, чтобы плюхнуться на мое место на диване и требовать чая, а стоял на пороге, пока я не пригласила его зайти.

— Ты постриглась, — сказал он.

— Кроме тебя, никто не заметил. А тебя Сима предупредила? — спросила я.

— Нет, — гневно отверг он. — Я сразу заметил. Ты выглядишь по-другому. Просто сияешь. Что с тобой случилось за эту неделю?

Я не стала объяснять, что истратила месячную квартплату на трубку, которую вставляют в зад, чтобы очистить организм от завалов камней.

— Да ничего особенного, — ответила я просто. — А что, я правда выгляжу по-другому?

— Да, ты выглядишь классно.

— Спасибо.

— Послушай, я ненадолго. Я знаю, ты меня сегодня не ждала, но мне хотелось бы с тобой увидеться еще раз, прежде чем твой друг приедет сюда. Мне будет не хватать тебя, Лиззи.

— Да он всего на несколько дней, — фыркнула я.

— Я знаю, но мне кажется, мне все равно будет тебя не хватать.

— Ну что ты так расклеился. Сходи, поиграй в футбол или во что-нибудь еще.

— Да, наверно, надо. Слушай, если ты все же решишь нас познакомить, просто позвони мне. Я хочу сказать, а вдруг он тебе надоест и ты захочешь, чтобы он поиграл с ребятами в футбол или во что-нибудь еще. Чтобы ты немножко отдохнула от него. Я с удовольствием им займусь.

— Спасибо. Не думаю, что устану от Брайана, — сказала я. — И потом, он не играет в футбол.

Он топтался у входа, держась за ручку двери.

— Брайан. Это его имя?

— Да.

— Смешное.

— Возможно.

Повисла пауза. Обычно в таком случае я говорю что-нибудь простое и веселое, но тогда я хотела успеть накрасить ногти. Ричард первым нарушил молчание.

— Э-э, Лиззи, а ты, ээ, не подумала о том, что я тебе сказал в воскресенье?

— О чем это?

— Ну, чтобы снять квартиру? Вместе.

Господи, только не это, мысленно охнула я. Я совершенно забыла. Я почувствовала, как мое сердце упало в пятки.

— Да я тут закрутилась, — выпалила я. — Приходится все делать самой. Харриет уехала, на неделю, а собаку оставила мне. — Геркулес, как будто дождавшись нужной реплики, вышел и обнюхал посетителя. Ричард наклонился и погладил его по голове.

— Симпатичный, — сказал он.

— Точно как шило в одном месте.

— Может, выгуляем его? Заодно и поболтаем?

— Он не очень любит гулять. Он жутко пугливый.

— Ладно, — кивнул Ричард. — Послушай, наверно, мы увидимся, когда уедет твой друг. Мне просто сегодня захотелось сказать тебе «привет». И сказать, что…

— Что?

— Просто, что ты отлично выглядишь и вообще. Ты всегда хорошо выглядишь…

Я смущенно коснулась своих волос, затем чмокнула Ричарда в щеку и проводила его до улицы.

— Мне надо рано вставать завтра, чтобы открыть офис, — соврала я.

— И еще одно… — начал он снова.

— Что? — спросила я, обнаружив, что с трудом сдерживаюсь, чтобы не быть резкой.

— Я ведь ничего не подарил тебе на день рожденья, но хотел бы пока что подарить тебе это. Пока мы не пошли в магазин.

Он передал мне конверт.

— Но ты уже предложил мне свою кредитную карточку, — сказала я.

— Да, но это я сделал сам.

Я открыла конверт и достала оттуда сложенный пополам в виде открытки лист тонкой бумаги. На первой странице был карандашный набросок. Это была я. Я сразу же себя узнала по позе. Ричард нарисовал меня с фотографии, которую он сделал во время нашей с ним поездки в Брайтон. Я тогда еще была слишком взволнована самим фактом того, что у меня есть постоянный друг, чтобы набраться наглости и пытаться изменить его. Например, сделать так, скажем, чтобы он немного разбогател.

— Спасибо. Очень хорошо, — сказала я.

Это была правда.

— Тебя легко рисовать, — сказал Ричард. — Мне хочется нарисовать тебя как-нибудь с натуры.

— Да, — рассеянно ответила я, засовывая открытку назад в конверт и кладя конверт на стойку для цветов, где он потом довольно долго лежал.

Ричард уже вышел на улицу и стоял на тротуаре.

— Увидимся, — снова сказал он. — Когда уедет твой приятель.

— Да. Пока. Послушай, я закрою дверь, а то если мы будем так стоять, то тепло уйдет из дома.

Ричард кивнул. Я закрыла дверь, чтобы сохранить тепло, хотя на улице был один из самых жарких дней в году. Я поднялась к себе в комнату и спряталась за занавесками. Я смотрела, как Ричард шел по улице, пиная камни и фонарные столбы, пока не скрылся из глаз. Потом я села перед зеркалом и снова долго и внимательно смотрела в него.

Но я смотрела не потому, что была отвратительна себе за холодность, с которой обошлась с другом, позволив ему уйти, словно побитой собаке, — я думала над тем, что он сказал.