— В вашем изложении это звучит заманчиво, — успокоенный, засмеялся он. — Я говорил вам об угрозе, которую услышал, когда готовился к апелляции. Не думаю, что у меня есть особый выбор. Я имею в виду, что не знаю, как смогу ужиться со своей совестью, если, получив теперь шанс выиграть это дело, я пройду мимо, чтобы только не лишиться своей спокойной практики. Когда я получу от вас эту кипу бумаг?

— Сегодня вечером, если сможете приехать на Северную сторону. В семь тридцать. Хорошо?

Я дала ему адрес Лотти.

Когда он повесил трубку, я позвонила Максу в госпиталь. После нескольких минут обсуждения моих рискованных приключений, о которых уже сообщили вкратце утренние газеты, он согласился скопировать документы Чигуэлла. Когда я сказала, что подъеду к нему в конце дня, он вежливо запротестовал: ему доставит удовольствие привезти их к Лотти ради меня.

После всего этого я уже не могла откладывать разговора по душам с Бобби. Я застала его по телефону в центральном округе и договорилась встретиться с ним в час. У меня было время отмокнуть в ванне, чтобы расправить свои больные плечи, и позвонить мистеру Контрерасу, заверив его, что я жива, в относительном порядке и вернусь домой утром. Он пустился в долгие взволнованные объяснения, что почувствовал, когда увидел утренние новости. Я мягко перебила его:

— У меня встреча с полицией. Непременно надо связаться с ними сегодня, но завтра мы с вами устроим поздний завтрак и все нагоним…

— Звучит хорошо, куколка. Французские тосты или оладьи?

— Французские тосты.

Я не могла удержаться от смеха. В Главное полицейское управление я заявилась в относительно веселом настроении, способная выдержать натиск Бобби.

Его гордость была уязвлена тем, что я поймала Мусорного короля. Дрезберг водил полицию за нос в течение многих лет. Мэллори был бы обижен, если бы какой-нибудь частный детектив укокошил Дрезберга по всем правилам. Но то, что этим следователем оказалась я, настолько вывело его из равновесия, что он продержал меня в деловой части города до четырех.

Он допрашивал меня сам, а офицер Нили вела записи. Потом пригласил людей из отдела по борьбе с организованной преступностью в сопровождении сотрудников из подразделения специального назначения и завершил дело беседой с двумя агентами ФБР. К тому времени моя усталость достигла полного апогея.

Я засыпала между вопросами и с трудом вспоминала, что раскрыла, а что решила оставить при себе. На третий раз агенты ФБР были вынуждены растолкать меня, чтобы я проснулась, и приняли решение, что провели время достаточно хорошо, убедив затем Бобби отправить меня домой.

— Да, полагаю, что мы получили все, что рассчитывали получить, — сказал он.

Дождавшись, когда Нили покинула кабинет, Бобби раздраженно спросил:

— Что ты сделала с Мак-Гоннигалом прошлой ночью, Вики? Он предельно ясно дал понять, что не собирается присутствовать, пока я не поговорю с тобой.

— Ничего, — ответила я, поднимая брови. — Он просто озверел или не может выносить моего присутствия.

Бобби разозлился:

— Если ты попытаешься выставить какие-то обвинения против Джона Мак-Гоннигала, который является одним из лучших…

— Цирцея, — поспешно отрезала я. — Она превращала мужчин в свиней. Полагаю, ты подумал о чем-то в этом роде.

Глаза Бобби сузились, но он лишь сказал:

— Иди домой, Вики. У меня нет сил воспринимать сейчас твой юмор.

Я была уже у двери, когда он выпустил свое последнее едкое замечание:

— Насколько близко ты знакома с Роном Каппельманом?

Он спросил это как бы между прочим, но я мгновенно вспомнила об осторожности. Я обернулась, чтобы взглянуть ему в глаза и все еще держа руку на дверной ручке.

— Я разговаривала с ним три или четыре раза. Мы не любовники, если это то, о чем ты спрашиваешь.

Серые глаза Бобби в упор изучали меня.

— Ты знаешь, что Юршак сделал ему несколько одолжений, когда он подписал согласие работать адвокатом в ПВЮЧ?

Я почувствовала, как внутри у меня что-то опустилось.

— Каких одолжений?

— Ну, например, открыл ему путь для полного обновления деятельности. Что-то в этом роде.

— А что взамен?

— Информация. Ничего неэтичного. Он не стал бы компрометировать своего клиента. Просто сообщал члену городского управления, что им следует предпринять. Или что собирается сделать одна хорошенькая женщина… какой-нибудь частный следователь вроде тебя.

— Понятно. — Мне потребовалось усилие, чтобы выговорить это ровным голосом. — Как вы узнали все это?

— Юршак многое рассказал этим утром. Нет ничего сильнее страха смерти, когда хочешь заставить кого-то говорить. Конечно, суд выяснит это — ведь информация получена под давлением. Но думай, кому и что говоришь, Вики. Ты изящная девушка… изящная молодая леди. Я даже согласен, что тобою проделана хорошая работа. Но полагаешься ты только на себя. И просто не можешь делать работу, за которую платят полицейским.

Я была слишком измучена и расстроена, чтобы спорить. И настолько плохо чувствовала себя, что даже думать не хотелось, что Бобби не прав. Мои плечи поникли. Я с трудом дотащилась по длинным коридорам до парковки и поехала к Лотти.

Когда я добралась до Лотти, Макс был уже там. Я так упала духом после разговора с Бобби, что предпочла бы избежать встречи с Манхеймом. На что способен человек, в конце концов? До того как он появился, я лишь успела объяснить Лотти, кто такой Фредерик Манхейм и почему я пригласила его. Его круглое лицо с торжественным выражением раскраснелось от волнения, но, вежливо обменявшись рукопожатиями с Максом и Лотти, он предложил бутылку вина. Это был «Гранд ларош» семьдесят восьмого года. Макс поднял брови, отдав тем самым должное подношению, посему я предположила, что это бутылка хорошего вина.

Пока мы разговаривали на кухне, моя поколебленная было уверенность в себе начала воскресать. В конце концов, я ведь все время не забывала о Роне Каппельмане. Это не мое упущение. Бобби просто жаждал посадить меня на вертел, мстя за то, что я остановила Стива Дрезберга, когда он сам и тысячи его подчиненных были не способны поймать его.

Пока Макс с благоговением открывал вино, выжидая, когда оно выдохнется, я взбивала омлеты. За едой, разместившись у кухонного стола Лотти, мы говорили на общие темы: вино было слишком первоклассным, чтобы осквернять принятие его рассуждениями о ксерсине.

Однако потом мы перешли в гостиную. Я изложила историю, вводя в курс дела Макса и Манхейма. Лежа на кушетке, я сообщила, что узнала от Чигуэлла, как они делали анализы крови, когда заметили, как повысился уровень заболеваемости еще в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году.

— Вы убедились бы в этом, если бы говорили с «Аякс». Они вели страхование жизни и здоровья на «Ксерксесе». Я знаю, что заводские обратились к «Маринерз рест» в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году, чтобы доказать, какие они безупречные. Но хорошо бы выяснить, почему в «Аяксе» забыли о пятидесятых. Вам, возможно, тайно подсунули какую-то ложную информацию о том, почему они решили проверять кровь.

Манхейм, слушавший меня лежа на полу, уперевшись локтями в ковер, был, естественно, очень заинтересован тем, что находится в записных книжках Чигуэлла. Лотти набросала для него кое-какие выборочные данные на листочке, но предупредила, что он должен привлечь для консультации специалистов.

— Я всего лишь гинеколог, понимаете. Поэтому говорю вам только то, что узнала от доктора Кристоферсен. Вам понадобится много людей — специалистов по крови, хороших урологов. И, кроме всего прочего, вам понадобится бригада врачей из профессионального здравоохранения.

Манхейм рассудительно кивал, слушая эти советы. Его розовые щеки херувима постепенно становились все более красными, пока он заполнял какие-то юридические бумаги. Время от времени он задавал мне вопросы о заводе и служащих.