Однако я не остановилась бы на обработке этих двоих в ущерб другим, которые, возможно, тоже причастны, Куртис Чигуэлл например. Рано утром во вторник я направила Мюррея Райерсона по его следу, и двенадцатью часами позже он попытался убить себя. Да, была еще крупная рыба — сам Густав Гумбольдт. Что бы Чигуэлл ни знал, что бы они ни скрывали о Джое Пановски и Стиве Ферраро, Густав Гумбольдт обладает исчерпывающей информацией. Иначе он никогда не разыскал бы меня, чтобы попытаться влить в меня глоток лжи относительно двух мелких служащих его всемирной империи. Кстати, отчет о страховании, который нашла Нэнси, тоже имеет отношение к его компании. Это должно что-то значить — я просто еще не знала что.

В конце концов, конечно, есть еще малышка Кэролайн. Теперь, когда я поняла, что она оберегает Луизу, я решила, что можно пригласить ее поговорить. Она могла знать, что увидела Нэнси в отчете по страхованию. Значит, Кэролайн — лучшая отправная точка в моих поисках.

Я скинула одеяло и встала. Собака немедленно поднялась на лапы, завиляв хвостом: если я на ногах, значит, пора пойти побегать. Когда она увидела, что я направилась к телефону, разочарованию ее не было предела.

— Кэролайн на совещании, — сказала мне секретарша ПВЮЧ. — Ее нельзя беспокоить.

— Вы только напишите ей записку и передайте в зал. В записке должно быть: «История жизни Луизы на передней полосе „Геральд стар“». Поставьте вопросительный знак и добавьте мое имя. Я гарантирую, что она будет у телефона через секунду. — Мне пришлось еще немного поуговаривать секретаршу, но в конце концов она согласилась.

Я перенесла телефон к креслу. Пеппи с обидой взглянула на меня, но мне хотелось услышать проклятья Кэролайн сидя.

Кэролайн мгновенно появилась на линии и начала без преамбулы: я-де отличаюсь отвратительным характером, и она сожалеет, что мне удалось выбраться невредимой из болота. Она даже горько посетовала, что я не лежу теперь похороненная в грязи. Я слушала ее, не прерывая несколько минут, но на последней фразе решила прекратить ее излияния:

— Кэролайн, это подло и обидно. Позволь тебе заметить, что если бы у тебя была хоть капля воображения или сострадания, ты никогда и думать не посмела бы о таких вещах, не то что произносить их вслух.

На минуту она замолчала.

— Извини, Вик. Но тебе не следовало посылать мне записку с угрозами в адрес мамы.

— Правильно, детка. Я поняла. Я догадалась, что единственная причина, по-которой ты вела себя более подло, чем обычно, состоит в том, что кто-то угрожает Луизе. Мне необходимо знать кто и почему.

— Откуда ты знаешь? — вырвалось у нее.

— Я знаю твой характер, дорогая. Правда, мне понадобилось некоторое время, чтобы вспомнить об этом. Ты манипулируешь людьми, способна обойти любые правила всеми способами, лишь бы заполучить то, что тебе хочется, но ты не малое дитя. Ты можешь испугаться только по одной причине.

Она надолго замолчала.

— Я не собираюсь говорить, права ты или нет, — наконец изрекла она. — Я просто не могу говорить об этом. Если ты права, то ты сумеешь понять почему. Если не права — я полагаю, это потому, что я — лошадиная задница.

Я попыталась внушить ей:

— Кэролайн, это важно. Коли кто-то сказал тебе, что это повредит Луизе, если ты не заставишь меня прекратить поиски твоего отца, то мне нужно знать это. Потому что это значит, что существует связь между смертью Нэнси и дознанием относительно Джоя Пановски и Стива Ферраро.

— Тебе придется предать меня, но я думаю, что ты на это не способна. — Тон ее был очень серьезным. Она говорила по-взрослому, что так было на нее не похоже.

— По крайней мере, позволь мне попытаться, детка. Приезжай сюда завтра утром. Как ты понимаешь, я не в форме сейчас. Или я соберусь с силами и нагряну сегодня вечером?

Наконец она неохотно согласилась приехать ко мне после обеда. Мы повесили трубки, расставшись по-дружески, что я считала невозможным десятью минутами раньше.

Отвратительная слабость сковала мое тело. Даже короткая беседа с Кэролайн вымотала меня совершенно. Я налила еще немного чаю и включила телевизор. Пробежав по всем программам и убедившись, что ничего интересного, кроме мелодрам и сериалов, не показывают, я с отвращением выключила его. Разобрать газеты или привести в порядок счета мне тоже было не под силу. Я закуталась в одеяло и прилегла на софу вздремнуть.

Проснулась я за двадцать минут до того часа, когда мы условились о встрече с Каппельманом. Я потащилась в ванную, чтобы обмыть лицо холодной водой. Кто-то убрал грязные полотенца, вычистил раковину и ванну, привел в порядок и расставил туалетные принадлежности и косметику. Заглянув в спальню, я поразилась: постель застелена, а одежда и обувь убраны. Я бы никогда не допустила этого, но чистые комнаты приятно радовали глаз и улучшили мое настроение.

В тот день я спрятала документы Нэнси в кипе нот на пианино. Добрые волшебники аккуратно переложили ноты в ящик, но бумаги по страхованию остались непотревоженными и лежали там же — между «Итальянскими романсами» и «Концертными ариями» Моцарта.

Я подобрала одну мелодию, тема которой оказалась настолько восхитительной, что я не услышала, когда Каппельман позвонил в звонок переговорного устройства. Прежде чем я сумела отвлечься от музыки и ответить, мистер Контрерас успел выскочить в прихожую, чтобы выяснить, кто пришел. Открыв дверь, я услышала их голоса на лестнице — они поднимались вместе. Мистер Контрерас стремился избавиться от подозрений, которые он теперь испытывал к любому посетителю мужского пола, а Каппельман едва сдерживал раздражение, подчинившись провожатому. Мой сосед заговорил со мной, как только голова его показалась из-за последнего поворота лестницы:

— О, вы здесь, дорогая? Вы хорошо отдохнули? Я иду только для того, чтобы забрать ее высочество. Ей надо на прогулку и поесть. Вы не давали ей сыра? Я хочу сказать, что она не выносит его.

Он вошел в комнату и ринулся к Пеппи, пытаясь обнаружить у нее признаки недомогания.

— Теперь ей уже не погулять с вами, а вам — не гулять и одной не выходить на свои пробежки. Не позволяйте этому молодому парню оставаться здесь, если почувствуете усталость. Если вам понадобится помощь, мы с Пеппи наготове. Стоит только позвать нас.

Сделав столь утонченное завуалированное предостережение, он, забрал Пеппи. Но сразу не ушел, а все еще топтался у двери, высказывая свои соображения, пока я наконец мягко не поставила его на место.

Каппельман с раздражением посмотрел на меня:

— Если бы я знал, что пожилой человек собирается изучать мой характер, я привел бы своего адвоката. Я бы сказал, что вы были бы в большей безопасности, если бы держали старика при себе. Он заговорит до смерти любого, кто покусится на вас.

— Ему просто нравится воображать, что мне шестнадцать, а он — сразу оба мои родителя в одном лице, — пояснила я с куда большей снисходительностью, чем испытывала на самом деле. Будучи обязанной жизнью мистеру Контрерасу, я все же находила его слегка утомительным.

Я предложила Каппельману выпить. Он предпочитал пиво, которое не часто бывало у меня в доме, так же как и бурбон. Наконец я отыскала бутылку в глубине бара.

— Опытный баскетбольный нападающий этих мест должен быть не прочь выпить глоток пива, — проворчал он.

— Я полагаю, это лишний раз доказывает, насколько я оторвалась от своих корней.

Я провела его в гостиную и убрала одеяло, оставленное на софе. Он присел на краешек. Моя квартира никогда не сравнится с его жилищем на Пульман, но, по крайней мере, она была сегодня в порядке. Я не удостоилась каких-либо комплиментов, но ведь он и не знал, как она обычно выглядит.

После нескольких минут обмена вежливыми вопросами о моем здоровье и о том, как прошел его день, я протянула ему пакет с бумагами Нэнси. Он достал очки из нагрудного кармана своего поношенного пиджака и внимательно прочел каждую страницу, не отрываясь. Я потягивала виски и читала газету, стараясь не докучать ему.