Некоторое время эта договоренность устраивала Кало, у нее было несколько романов как с мужчинами, так и с женщинами. Самые значительные последствия имела ее связь с русским революционером в изгнании Львом Троцким. Кало дала ему прозвище Старик и находила этого волевого, энергичного интеллектуала совершенно неотразимым. Ко всему прочему она отомстила мужу, сойдясь с человеком, которого Ривера чтил как героя.

Между тем произведения Кало становились все более зрелыми и очень личными. По сути, ее картины — это опыт художественного экзорцизма, оценить который, пожалуй, мог бы лишь Эдвард Мунк: она хотела очиститься от душевных смут и физических страданий, перенося их на холсты. Даже относительно прямолинейные работы — например, "Автопортрет с терновым ожерельем и колибри" — многослойны по смыслу. В этой работе ожерелье — терновое, как и венец Христа, — пронзает ей шею, а кулон приобретает форму колибри, птицы, символизирующей души ацтекских воинов, убитых в бою.

В мире искусства не замедлили обратить внимание на фантастические образы Кало. В 1938 году владелец нью-йоркской галереи предложил устроить персональную выставку Фриды, подтвердив, таким образом, ее самостоятельность и значительность как художника. Вторая персональная выставка состоялась уже в Париже годом позже.

Пока Кало находилась во Франции, Ривера узнал о ее романе с политиком, которым он безраздельно восхищался, и почувствовал себя столь же безраздельно преданным. Когда Кало вернулась в Мексику, супруги начали бракоразводный процесс. Их расставание объясняли различными причинами — романом Кало с Троцким, романом Риверы с американской актрисой Полетт Годдар, — но только Кало и Ривера знали правду и ни с кем ею не поделились. Собственно, после развода мало что изменилось, они продолжали видеться почти каждый день. Самым заметным отличием стало стремление Кало обрести финансовую независимость от Риверы, и она работала больше чем когда-либо.

Неожиданно вечный возмутитель спокойствия Троцкий опять вмешался в их жизнь: 20 августа 1940 года агент НКВД проник в его дом и ударил политика топориком для колки льда. Троцкий умер на следующий день. Кало была знакома с убийцей; она познакомилась с ним в Париже, вращаясь в коммунистических кругах, и это дало полиции повод допрашивать ее в течение двенадцати часов. Ривера, работавший тогда в Сан-Франциско, настоятельно звал ее в Калифорнию, и она в одночасье сорвалась с места и уехала к нему. Восьмого декабря 1940 года они опять поженились. Кало знала, что Ривера никогда не будет ей верен, и не чувствовала себя обязанной хранить верность ему, но она также знала, что он ее любит, а она любила его. Близкая подруга (и любовница) сказала об этом повторном браке: "Он дал ей прочную опору".

Вернувшись в Мексику, Кало, как и прежде, работала в промежутках между приступами боли. Методы лечения, применявшиеся с целью выпрямить ей позвоночник, были даже хуже, чем сама болезнь; например, она три месяца пролежала почти в вертикальном положении с привязанными к ногам мешками с песком, либо ее подвешивали к потолку на стальных кольцах. Ничего не помогало. В 1950-х годах она около года провела в одной их клиник Мехико. Когда она могла заниматься живописью, самым частым сюжетом картин становилось ее тело, испытывающее боль. На "Сломанной колонне" (1944) изображена обнаженная Кало в медицинском корсете. В ее кожу впиваются гвозди, и тело словно раскрывается, обнаруживая сломанную греческую колонну вместо позвоночника. По ее лицу текут белые слезы.

Ей предстояло пережить еще один триумф: весной 1953 года галерея в Мехико открыла персональную выставку Фриды Кало — ни одна мексиканская художница еще не удостаивалась такой чести. Врачи отговаривали ее ехать на открытие выставки, но Кало упорствовала, и тогда Ривера велел установить посреди галереи широкую кровать под балдахином. Кало прибыла в карете "скорой помощи", ее встречала толпа поклонников. Она возлежала под балдахином в центре всеобщего внимания, и ее лицо, хотя и искаженное болью, светилось блаженством.

В том же году у Кало началась гангрена, и ей ампутировали правую ногу ниже колена. Она впала в депрессию и по меньшей мере однажды пыталась покончить с собой посредством передозировки лекарств. В дождливый день второго июля 1954 года она потребовала, чтобы Ривера отвез ее на коммунистический митинг протеста против вмешательства ЦРУ в дела Латинской Америки. В инвалидной коляске, которую толкал Ривера, она являла собой героическую фигуру несгибаемой революционерки. Но Кало дорого заплатила за такое напряжение сил. Зная, что конец ее близок, она записала в своем дневнике: "Надеюсь, я уйду с радостью — и никогда не вернусь". Она умерла ранним утром 13 июля.

После смерти Кало ее известность потихоньку меркла, и на протяжении нескольких десятилетий Ривера был более знаменит, чем его жена. Баланс начал смещаться в ее пользу в 1980-е годы с возникновением неомексиканского движения; неомексиканцы ратовали за обращение к исконной индейской культуре и находили эту образность у Кало. Ее слава окончательно упрочилась, когда американские знаменитости сделали из нее нечто вроде иконы. В 2002 году Мадонна, Сальма Хайек и Дженифер Лопес конкурировали за право сыграть Кало в фильме о ее жизни. (Соревнование выиграла Хайек, и за эту роль ее номинировали на "Оскара".) Шумиху вокруг Кало окрестили "Фридаманией" — к огорчению некоторых поклонников, полагающих, что вся эта суета опошляет ее искусство; другие же искренне аплодировали столь беспрецедентному возвышению художника-женщины.

В 1930-е годы, когда Ривера работал над фресками в Соединенных Штатах, Кало развлекалась, намеренно шокируя высокопоставленных заказчиков. В гостях у сестры Форда она восторженно рассуждала о коммунизме, а узнав, что одна из присутствующих дам — набожная католичка, саркастически отозвалась о церкви. Когда же их с Риверой пригласили на официальный обед в доме Форда, завзятого антисемита, Кало дождалась паузы в общей беседе, повернулась к хозяину дома и, сладко улыбнувшись, спросила: "Господин Форд, вы еврей?"

МУЖА ФРИДЫ, ДИЕГО РИВЕРУ, ОБЫЧНО ПРИХОДИЛОСЬ УГОВАРИВАТЬ ПОМЫТЬСЯ, И КАЛО ПРИДУМАЛА ЦЕЛЫЙ РИТУАЛ: ОНА ТЕРЛА СВОЕМУ СТОПЯТИДЕСЯТИКИЛОГРАММОВОМУ СУПРУГУ СПИНУ В ВАННЕ, ГДЕ ПЛАВАЛИ ДЕТСКИЕ ИГРУШКИ.

Кало держала огромное количество домашних животных. Она обожала маленьких бесшерстных ацтекских собак и проказливых паукообразных обезьян. Друг семьи вспоминал, как однажды на обеде у Кало обезьянка ловко вскочила хозяйке на голову и стащила у нее банан. Кало также держала птиц — голубей, скопу, пару индюшек и попугаев. Ее любимый попугай по имени Бонито любил спать вместе с ней и воровал масло с обеденного стола. Другой крупный попугай жил в патио; кто-то научил его говорить "No me pasa la cruda!" ("Не могу избавиться от похмелья!"), и стоило в доме появиться гостям, он начинал крикливо повторять эту фразу снова и снова.

Кало впервые увидела Риверу, когда он расписывал стену в ее школе. Общительный художник с внушительной фигурой ей необычайно понравился, и она прокрадывалась в актовый зал, чтобы часами наблюдать, как он работает. Школьные подруги не понимали ее увлечения немолодым и толстым мужчиной. Когда Кало объявила, что отныне ее мечты — родить ребенка от Риверы, ее подружка воскликнула: "Но он же пузатый и вонючий старикан, смотреть страшно!" На что Кало невозмутимо ответила: "Я буду его купать, и он станет чистеньким".

И как в воду глядела. Риверу приходилось уговаривать помыться, и Кало изобрела для купания целый ритуал: она терла спину своему стопятидесятикилограммовому супругу в ванне, где плавали детские игрушки.