Гала сразу же направила всю свою энергию на продвижение Дали. Она стала экспертом в приобретении продуктов со скидкой, поскольку в первые годы они жили в невероятной бедности: Дали редко удавалось продать картину, а иных доходов, если не считать нерегулярных вспомоществований от Элюара, у них не было. На лето они уезжали в Испанию и жили в деревенской хижине, но не в Кадакесе, а на противоположном берегу бухты, в Порт-Льигате. Там Дали создал некоторые из своих наиболее значительных произведений, в том числе "Постоянство памяти". Эта странная, зловещая картина вышла целиком из подсознания художника. На темном фоне лежит кусок плоти — возможно, это человеческое лицо, — рядом стол (или колода), из которого прорастает сухое дерево. Над лицом, столом и деревом висят карманные часы, размякшие до того, что превратились в желе. Идея таких часов пришла в голову художнику, когда он увидел круг камамбера, размякающего на солнце. Закончив работу, Дали спросил Гала, запомнит ли она этот образ, и она ответила, что такого никто не сможет забыть. И тогда Дали придумал название для картины: ему хотелось, чтобы его творение заняло в памяти зрителя постоянное место.

На выставке 1931 года "Постоянство памяти" произвело фурор. Дали и Гала были нарасхват, их приглашали в самые изысканные и богатые дома, а светские дамы перенимали у художника его причудливую манеру изъясняться (гранд-дама могла высказаться о концерте Стравинского следующим образом: "Это прекрасно! От этого не отлепиться! Полное безобразие!"). Но не все приветствовали восхождение Дали к славе. У его коллег складывалось впечатление, что Дали действует, как угонщик, заставляя сюрреализм двигаться в ложном направлении. Потом Дали пустился в диковатые рассуждения, и не о ком-нибудь, а об Адольфе Гитлере, заявив, что нет ничего более сюрреального, чем этот диктатор. (Гитлер не вернул комплимент, он полагал, что сюрреалистов следует либо стерилизовать, либо уничтожить физически.)

Сюрреалисты-коммунисты потребовали, чтобы Дали отказался от своих слов, но он воспротивился: если сюрреализм создан для того, чтобы исследовать сновидения и различные табу вне рамок всякой цензуры, то Дали имеет полное право видеть во сне Гитлера.

Если Дали и снился Гитлер, то жить под его правлением художнику определенно не хотелось. Когда в начале Второй мировой войны немецкие войска бодрым маршем приближались к Парижу, Дали постарался убежать от них как можно дальше. В августе 1940 года он, Гала и невероятное количество багажа отплыли из Лиссабона в Нью-Йорк.

Супруги делили свое время между Нью-Йорком и калифорнийским Пеббл-Бич, а американские журналы, затаив дыхание, следили за каждым их шагом. Голливудские знаменитости и нью-йоркские социалисты носили Дали на руках, и тем не менее он начал менять свой стиль. Он написал реалистический и даже красивый портрет Гала, на котором не было ни тающих часов, ни свиных отбивных, ни летающего слона. Он занялся религиозными сюжетами — распятие, Мадонна (для которой — надо же! — позировала Гала), Тайная вечеря. Друзья не знали, что и думать. Дали подался в религию? Он это серьезно? Дали на коленях с молитвой на устах? Это нелепо.

Гала находила нелепым совсем иное: зачем Дали уходить в сторону от золотой жилы? Давно минули те времена, когда она рыскала по парижским рынкам в поисках самого дешевого хлеба; теперь она ужинала только в самых роскошных ресторанах и одевалась у Шанель. И ей всегда удавалось убедить мужа взяться за любой, пусть и странный, заказ, лишь бы он хорошо оплачивался. Дали поработал художником на съемках фильма Альфреда Хичкока "Завороженный", сделав эскизы для сцен-сновидений (хотя позже эти сцены пересняли), и сотрудничал с Уолтом Диснеем, нарисовав короткий мультфильм (хотя Дисней так и не выпустил его в прокат). Дали занимался дизайном драгоценностей (тающие часы), приборов ("телефон-омар") и мебели (диван в форме губ Мэй Уэст). Его слава достигла заоблачных высей. Что бы он ни вытворял — приезжал на лекцию в белом "Роллс-Ройсе", груженном цветной капустой; входил в клетку с носорогом с картиной, на которой был изображен носорог, — репортеры писали обо всем, а публика жадно глотала их сообщения.

Если в 1930-х самыми горячими поклонниками Дали были представители парижского бомонда, то в 1960-е его полюбили хиппи; набив карманы марихуаной и ЛСД, они косяком потянулись в Порт-Льигат. Дали именовал свое окружение "двором чудес", привечая толпы гостей, которые один из биографов описал так: "Сборище карликов-гермафродитов, косоглазых моделей, близнецов, нимфеток и трансвеститов — когда уходили одни, им на смену являлись другие".

А потом секс вырвался из-под контроля. Гала, которой перевалило за семьдесят, свободный доступ к такому множеству свежих молодых людей чрезвычайно бодрил, и Дали устраивал "эротические мессы" — оргии, где для каждой разновидности соития выделялась отдельная комната. Весь этот декаданс стоил огромных денег, и Гала (ей, кстати, ничего не стоило запереть Дали в мастерской, когда надвигался срок сдачи заказа) изобрела необычайно остроумный способ извлекать прибыль. Она заставила мужа поставить свою подпись на сотнях пустых листов бумаги, позже на них "ограниченным тиражом" печатали литографии.

Старость в конце концов все же настигла Гала и Дали. Ее лицо покрылось жуткими язвами вокруг швов, оставленных многочисленными подтяжками. Она умерла в июне 1982 года от сердечной недостаточности. Следующие шесть лет Дали безутешно горевал по жене. Он отказывался есть, то и дело принимался рыдать и не вставал с постели: лежал один в темноте. У его кровати установили звонок для вызова медсестры, дежурившей круглосуточно, и по ночам он звонил непрестанно. Недовольные сиделки заменили звонок лампой, и однажды ночью Дали нажимал на кнопку так часто, что произошло короткое замыкание и его постель загорелась. Люди, вбежав в комнату, застали его ползающим в дыму и пламени, у него было обожжено 20 процентов поверхности тела. Все думали, что ожоги убьют Дали, но он выжил и к 1986 году окреп настолько, что даже дал интервью журналу "Вэнити фэйр". Это было его последним выступлением, хотя он прожил еще три года и умер 23 января 1989 года.

Каким сегодня нам представляется Сальвадор Дали? Многие искусствоведы на дух не принимают его послевоенные работы, именуя их пошлым самолюбованием; кое-кто заходит еще дальше, подвергая осмеянию его творчество в целом. Некий современный критик отозвался о нем так: "…ребячливый извращенец, чье умение вызывать незаслуженные восторги вычурной продукцией своего мизантропического сознания до сих пор вызывает оторопь". Но чего у Дали никому не отнять, так это влияния на умы: ведь именно он изобрел понятие жизни как искусства.

В 1930-е годы круг общения четы Дали включил аристократов, гордившихся своей богатой и славной родословной. Однажды на званом ужине Дали атаковала Мадина ди Висконти, она пыталась донести до художника, что основателем ее рода считается Юлий Цезарь. Уязвленная тем, что столь блестящий предок не впечатлил художника, она добавила: "И, кстати, моя мать была Пападополи". Внезапно Дали оживился: "Ага! Теперь я понял!" Затем он повернулся к приятелю и спросил театральным шепотом: "Что такое "пападополи"?" Приятель объяснил: "Пападополи — аристократическая венецианская фамилия. А ты о чем подумал?" — "Ох! — сказал Дали. — Вы должны извинить меня, Мадина, я решил, что "пападополи" — это нечто вроде гигантского утконоса".

В Лондоне Дали должен был прочесть лекцию, озаглавленную "Паранойя, прерафаэлиты, Харпо Маркс[25]и фантомы", и, конечно, его появление в зале, как всегда, вызвало фурор. Одной рукой он держал на поводке двух русских волкодавов, в другой бильярдный кий и при этом был одет в водолазный костюм устаревшего образца, а его шлем венчала крышка от радиатора с логотипом "Мерседеса".