- Можешь не сомневаться, буду. А сообщение возьми. Через десять дней доложишь результаты. Все.
Вернувшись к себе, в кабинет, я долго не мог успокоиться. Опытный рецидивист признался в двенадцати кражах, а у меня нет времени закрепить его показания! А если он завтра откажется, тогда что?
Деркач специализировался на ограблении магазинов. Причем делал это хитро. «Потрусив», как он сам выражался, магазин в райцентре, Деркач сразу переезжал в другую область. Это дало ему возможность около года продержаться на свободе. В камере Деркач ни с кем не разговаривал. Он молчал, иногда что-то нашептывал себе под нос. Несколько «зеленых» воришек с восторгом и страхом смотрели на него. Еще бы! Сидеть в одной камере с самим Деркачом!
Если бы они знали, о чем думала камерная знаменитость! Деркач почувствовал, что страшно устал от полулегального существования, вечного страха и попоек в одиночестве. Он внутренне надломился. Во сне его навещали друзья детства, давно уже добившиеся признания и уважения в обществе. А он, как был, так и остался вором.
На первом же допросе Деркач признался мне, но не во всем. Не скрою, мне приятно было сознавать, что дела, которые еще недавно считались бесперспективными, будут теперь раскрыты, и не кем-нибудь, а мной, Аркадием Титаренко.
И вот так некстати подвернулась эта чепуховая проверка. Придется ехать в цирк.
А через неделю я уже докладывал прокурору:
- Юрий Николаевич, нужно срочно возбуждать уголовное дело.
- Что я слышу! Раньше ты был другого мнения.
- Виноват, Юрий Николаевич, виноват. Но вы посмотрите, что получается. Олег и Тамара Аверские состояли в браке больше восьми лет. Год назад Олег сошелся со старшей Костюковой. Аверская очень переживала разрыв, но вела себя с достоинством. Через некоторое время все стали замечать, что Аверский увлекается младшей Костюковой. Валентина отвечала ему взаимностью, но потребовала официального оформления брака. На развод Аверская не согласилась, и между супругами отношения были натянутые. Известно, что перед последним, роковым, выступлением Аверские о чем-то поспорили. Не нравится мне вот еще что: тросы лопнули почему-то на одном уровне. Такое впечатление, будто их подпилили. Надо назначить экспертизу.
- Что говорит Аверский?
- Его я не успел допросить. Он уехал с бригадой в подшефный колхоз.
- Думаешь, очки набирает?
- Возможно. Я побеседовал с Соликом, с другими товарищами. Они мне все это и рассказали.
Юрий Николаевич поводил карандашом по табель-календарю, сделал несколько отметок.
- Возбуждай дело. Пятнадцать дней на расследование даю. Успеешь?
- Маловато. Дайте месяц.
- Если нет времени, передай дело Деркача Николаю.
- Зачем же так, Юрий Николаевич? Я постараюсь уложиться. И Деркача в срок передам в суд.
- Смотри. А теперь скажи, как здоровье Аверской? Ты хоть догадался…
- Представьте себе, что догадался. Врачи говорят: жить будет, выступать - нет. Сейчас в очень тяжелом состоянии. Свидание с ней не разрешили.
- Хорошо. Иди распутывай свои цирковые тайны.
Я допросил Аверского. Большой, сильный человек, отвечая на вопросы, суетился, ошибался в деталях, начинал сначала. По его поведению чувствовалось, что он не виновен.
Уверенность моя поколебалась только тогда, когда я получил заключение экспертизы. Документ гласил:
«Характер повреждений волокон обоих тросов позволяет прийти к заключению, что они были повреждены тупым предметом».
Надо было его найти.
«Кому могла помешать Аверская? - размышлял я, пока машина узкими, заполненными транспортом улочками пробиралась к цирку. Кто желал ее гибели? Старшая Костюкова? Если верить Солику, Олег уже охладел к ней, и смерть Тамары Павловны ничего бы не изменила. Кто еще? Валентина? Нет. О ней мне рассказали много хорошего. Значит, все-таки Аверский?» В его вину не хотелось верить. Вот тебе и чепуховая проверочка!
Я в сердцах махнул рукой и ударился локтем о дверцу.
- Так и машину сломать можно, - усмехнулся водитель. - Да вы не переживайте так, Аркадий Владимирович.
- А с чего ты взял, что я переживаю? Я, может, попробовал, плотно ли закрыта дверца.
- Не скажите. Вы уже минут пять вслух разговариваете.
- Это я свою речь на партсобрании репетирую… Вот что: ты езжай обратно. Юрий Николаевич поедет на завод. Он там перед рабочими выступает. Отвезешь, а тогда за мной возвращайся. Договорились?
Когда Аверский, зайдя в кабинет директора цирка, увидел меня, он растерялся и покраснел. «Ну, это ничего еще не значит», - решил я, а вслух сказал:
- Вы извините меня, товарищ Аверский, я вынужден осмотреть комнату, в которой вы переодеваетесь перед выходом на арену.
- Разве я… Неужели вы думаете, что я мог…
- Не расстраивайтесь. Я вас ни в чем не подозреваю. Но мой долг дать на все точный ответ. Для вас же лучше, если в деле будет документ о том, что в комнате ничего подозрительного не обнаружено.
- Я не против, - неуверенно начал артист. - Если надо, пожалуйста!..
Обыск всегда вызывал у меня двойственное чувство. По долгу службы я обязан был осматривать каждую вещь, не упуская мелочей. И мне приходилось вторгаться в личную жизнь людей. Иногда во время обыска раскрывались такие интимные тайны, что становилось просто неудобно.
Я осмотрел ящики стола. Вырезки из газет, записки Костюковой. Перечитывать их нет смысла. Во всех одно и то же:
«Приходи во столько-то. Целую. Виктория».
Кажется, все. Ничего подозрительного. Впрочем, для порядка надо посмотреть под мебелью.
- Загляните, пожалуйста, под шкаф и диван, - обратился я к Солику, а сам подумал: «Да что там может быть? В плохоньком рассказике автор обязательно бы запрятал туда окровавленный топор».
Солик нагнулся и вытащил из-под шкафа молоток. Я осторожно положил молоток на стол и стал изучать.
- Смотрите, на нем есть волокна. Откуда у вас этот молоток? - спросил я Аверского.
Тот с ужасом смотрел на стол, где лежал безобидный столярный инструмент. Губы Олега дрожали, лицо стало бледным. Он молчал.
- Олег, где ты его взял? - взволнованно спросил Мацуйко. - Объясни. Говори ты, ради бога, не молчи!
Аверский опустил глаза.
- Что же ты молчишь! - взорвался старый фронтовик. От волнения лицо его покраснело и напоминало перезревший помидор. - Тебе нечего сказать в свое оправдание? Мерзавец!
- Успокойтесь, Альберт Иванович, - вмешался я. - Не надо кричать. Мы разберемся во всем. А вам, Аверский, придется поехать со мной.
Аверский направился к выходу.
- В прокуратуру, - коротко бросил я шоферу.
Юрий Николаевич еще не вернулся с завода. Предложив Аверскому обождать в приемной, я пошел в свой кабинет и взял телефонную трубку.
- Коля, там в приемной сидит один гражданин. Артист цирка. Я тебя прошу, зайди поболтай с Людочкой. А заодно и за ним посмотри. Что? Нет, не арестованный, но может быть. Давай.
Не выпуская трубки из рук, я придавил рычаг телефона и набрал следующий номер.
- Институт? Позовите, пожалуйста, Лапинского. Лапа, ты? Здравствуй! У меня к тебе большая просьба. Я сейчас привезу к тебе молоток. Вам не надо? Подожди, дело серьезное. Нужно исследовать волокна. Покушение на убийство. Да. Понимаешь, надо попросить ребят, чтобы сразу посмотрели. Что? Работы много? Ты пойми, Виктор, я же не требую экспертизы вне очереди. Пусть только посмотрят предварительно и скажут. А потом в общем порядке, когда очередь подойдет. Спасибо, молодец. Съешь за меня конфетку.
Когда я вернулся из института криминалистики, прокурор был у себя. Он сразу стал выговаривать:
- Это что еще за мода - людей держать в приемной? Давно взысканий не имел?
- Послушайте, Юрий Николаевич. Я только что из института. Предварительно установлено, что волокна на молотке по цвету и по характеру ткани идентичны волокнам троса. Молоток нашли в комнате Аверского. Объяснить ничего не может. Что будем делать?
