Все закончилось фарсом. В нарушение условий перемирия вишистское правительство попыталось переправить пленных англичан в Германию. Это привело к тому, что несколько высокопоставленных французских офицеров были посажены под домашний арест в своей гостинице до тех пор, пока военнопленные не были найдены и переданы англичанам. Во время подписания договора о перемирии пьяный австралийский фотограф упал, запутавшись в кабеле, в результате чего был полностью отключен свет. В темноте и суматохе у одного из французских генералов украли шитое золотом кепи.

Впоследствии Черчилль заметил, что: «Гитлер на Ближнем Востоке, несомненно, упустил шанс захватить небольшой ценой большой приз». Уэйвелл видел случившееся совершенно в ином свете. Получив приказ выделить части из числа войск в Палестине для отправки в Ирак, он дал понять, что Палестина (чей муфтий состоял в сговоре с Рашидом Али и где господствовали антибританские настроения) не может дать ни одного солдата. Не выказывая сочувствия проблемам, с которыми столкнулась Великобритания в Ираке, Уэйвелл раздраженно ответил: «В вашем послании совершенно не учитывается реальное положение дел. Необходимо взглянуть в лицо фактам… следует как можно раньше начать переговоры».

Перехватив сообщение, переданное итальянской дипломатической службой, в котором говорилось, что Рашид Али израсходовал весь запас бомб и снарядов, Лондон (главы штабов) недовольно ответил: «Переговоры могут начаться только в том случае, если иракская сторона безоговорочно примет все условия… реальное положение дел таково, что Рашид Али действует рука об руку с державами «Оси»…»

«Меня глубоко встревожила позиция генерала Уэйвелла», — записал Черчилль, полагавший, что сущность войны заключается в быстром перемещении сил. Он попытался убедить Уэйвелла воспользоваться благоприятной ситуацией и двинуться на Багдад, «даже имея весьма незначительные силы… рискуя так же, как привыкли немцы, неизменно оказывающиеся в выигрыше».

Поворчав, Уэйвелл подчинился прямому приказу отправить колонну войск на Хаббанию, которую он считал «не имеющим стратегического значения районом». Но даже тут, не удержавшись, он добавил, что «не сможет занять Багдад», и повторил свой совет найти политическое решение ситуации в Ираке. Уэйвелл, как он признался позднее, всегда «недолюбливал Ирак, страну и живущих в ней людей, и не хотел ввязываться там в боевые действия».

Нелюбовь к Ираку привела Уэйвелл а к тому, что он недооценил значение этой страны. В телеграмме, датированной 25 мая, он сказал, что его основной задачей является оборона Палестины и Египта, добавив, что «недружественный режим в Багдаде осложнит выполнение этой задачи, но все же ни в коей мере не сделает ее неосуществимой». Его точка зрения не выдерживает никакой критики: под боком Палестины и Египта появился бы подконтрольный державам «Оси» Ирак, а армия Уэйвелла и Средиземноморский флот всецело зависели от нефтяных месторождений Ирака и нефтепровода.

Беспокойство Уэйвелла по поводу Сирии, Палестины и Ирака, а также его осторожность в Восточной Африке происходили из убеждения, что все военные действия и даже просто переходы по чужой территории требуют «сотрудничества местного населения и кочевых племен». Какими бы ни были моральные качества этого заявления, оно далеко не всегда соответствует истине. В частности, так оно и произошло после того, как Черчилль заставил Уэйвелла действовать.

То, насколько серьезно Черчилль воспринимал любую угрозу британскому присутствию в Ираке, проявляется, в частности, в том, как английская военная разведка разыскала в Палестине экстремистски настроенного лидера сионистов Иргуна Зваи Леуми. Завербованные иракские евреи были внедрены шпионить в организацию Рашида Али. Один из добровольцев, Давид Рашиль, ближайший сподвижник Иргуна, происходивший из зажиточной багдадской семьи, во время мятежа был схвачен повстанцами и казнен.

Когда через месяц, в июне 1941 года, Уэйвелл был отстранен от командования, большинство людей приписало это его неудачам в Северной Африке. Над причинами этого провала и несправедливого решения Черчилля спорят до сих пор, но одно не вызывает сомнения: недовольство Черчилля имело более глубокие корни.

«Крит дал истории великое имя; Африка — величайшее». Эти слова древнеримского поэта Марциала как нельзя лучше описывают соперничество Карла Штудента и еще более честолюбивого Эрвина Роммеля, 12 февраля вступившего в должность командующего немецким корпусом «Африка»: «Вечером фюрер показал мне американские и английские иллюстрированные журналы, описывавшие наступление генерала Уэйвелла в Киренаике. Особый интерес представляла безукоризненная согласованность действий бронетанковых сухопутных частей, авиации и флота».

События развивались быстро. Общая сводка, представленная английскими разведслужбами, датированная мартом 1941 года, гласила: «Части германских экспедиционных сил под командованием ничем себя до этого не проявившего генерала Роммеля высадились в Северной Африке».

Лишившиеся большей части тяжелого вооружения и транспортных средств (которые были отправлены в Грецию), усталые, недоукомплектованные английские части, не имевшие боевого опыта, противостояли в Северной Африке генералу Ром-мелю. Уэйвелл и его штаб в Каире решили понапрасну не беспокоиться. Они утешали себя верой в то, что итальянские войска в Триполитании можно не принимать в расчет, а немецких подкреплений будет недостаточно для начала контрнаступления в обозримом будущем.

дешифровальщики из Блетчли-Парка следили за действиями Роммеля. Когда Черчилль справился о том, что происходит в Африке, ему предоставили перехваченные сообщения ОКБ, ставки верховного командования германскими сухопутными силами, в которых приводились приблизительные даты прибытия отдельных подразделений корпуса «Африка» в Триполи. Хотя Каир частенько жаловался на нерасторопность Блетчли-Парка, на этот раз вся информация была передана Уэйвеллу без задержки.

В начале марта начальник разведки доложил Уэйвеллу, что немецкий корпус «Африка» может в ближайшее время нанести удар. Он показал Уэйвеллу план предполагаемых действий Роммеля. Тот даже не стал его слушать. Не оспаривая информацию, полученную из Лондона, штаб Уэйвелла — учитывая, сколько времени потребовалось бы на подготовку подобной операции английской армии, — рассчитал, что Роммель не будет готов к наступлению раньше мая. Его коммуникации слишком растянуты, и ему потребуется значительное время для подготовки резервов и складов.

В Берлине главнокомандующий германской армии фельдмаршал фон Браухич пришел к таким же выводам, что и Уэйвелл. Он сообщил Роммелю, что не может быть и речи о подготовке наступательных действий в Африке в ближайшем будущем. Подобного же мнения придерживалось и итальянское верховное командование. Но Роммель был агрессивен и честолюбив. Он понял, что Берлин надеется на то, что боевые действия в Западной пустыне станут позиционными, но у него не было ни малейшего желания быть командующим затхлого болота. Роммель был полон решимости вести войну, и он торопился. Когда транспортные суда прибывали в порт, по его приказу всю ночь горели прожектора, и разгрузка не прекращалась ни на минуту, несмотря на опасность воздушных налетов. Танки и бронемашины, в начале февраля качавшиеся на лебедках кранов в Триполи, уже через десять дней были готовы к бою.

Одержавший выдающуюся победу генерал О'Коннор был отправлен в отпуск, и в должность командующего армией вступил генерал Филип Ним, человек, отличавшийся необычайной личной отвагой, о чем свидетельствовал «Крест Виктории», но не имевший опыта ведения боевых действий с применением бронетехники в условиях пустыни. По данным разведки и аэрофотосъемки Роммелю было известно, что в английских частях не хватает транспортных средств, а коммуникации до складов в Египте были чрезмерно растянуты. Роммель видел, что англичане строят оборонительные укрепления, а это свидетельствовало о том, что они не собираются переходить в наступление. На самом деле, Роммель оказался точно в такой же ситуации, в которой был генерал О'Коннор незадолго до этого.