Вид его – голого, облепленного тиной – испугал подруг Навсикаи, они убежали. Но сама царевна не убежала и стала говорить с более чем легко одетым Одиссеем.
А Одиссей в это время размышлял, сразу обнять колени Навсикаи или немного подождать: «Одиссей же не знал, что приличней: оба колена обнять у прекраснокудрявыя девы? Или, в почтенном встав отдаленьи, молить умиленным словом её…»
Однако положение его было плачевным, и он не рискнул «обнять колени», он обратился к Навсикае с просьбой о помощи, причём осыпал её комплиментами, сравнил с юной пальмой, с Артемидой и прочее, и прочее.
Навсикая была очарована, она позвала подруг. Вместе с подругами она стала заигрывать с чужеземцем. Одиссея потянули в воду, якобы для того чтобы отмыть. Но Одиссей устал, ему не до игр. Вновь Гомер смеётся над своим героем. Теперь Одиссей молит о пощаде:
Девы прекрасные, станьте поодаль: без помощи вашей
Смою с себя я соленую воду и сам наелею
Тело. Давно уж елей благовонный к нему не касался.
Но перед вами купаться не стану я в светлом потоке,
Стыдно себя обнажать мне при вас, густовласые девы.
После этого приключения героя приняли в царском дворце. Одиссея, ещё не пришедшего в себя, попросили принять участие в атлетическом состязании. Его осыпали градом насмешек, чтобы раззадорить, а потом, проигравшего, осмеять.
Но тут Одиссей показал, что он не простой смертный, а герой. Он так далеко бросил мяч, что все изумились. И, конечно же, ему помогла в этом пустячном деле сама Афина Паллада.
Гомер и тут не удержался и подшутил… над самой богиней. Он заставил Афину явиться на поле состязаний в образе старика, а потом описал, как она, кряхтя и задыхаясь, бегала по всему полю и измеряла расстояние, которое пролетел мяч Одиссея.
Потом при дворе царя феакийцев Одиссей рассказал историю своих странствий, причём наплёл с три короба. Феакийцы, умилённые рассказом, одарили Одиссея и проводили его до самой Итаки. Казалось бы, здесь должен был последовать длинный рассказ о путешествии Одиссея к Итаке: через три моря и два пролива. Ничего подобного. Все путешествие Одиссей совершил во сне. Заснул он, взойдя на борт (после возлияний во дворце Алкиноя), а проснулся уже на Итаке.
Гомеру показалось неуместным рассказывать о столь долгом путешествии. И он вышел из этого положения с блеском и юмором. Гомер сослался на фантастическую скорость корабля феакийцев: «сокол быстрейший его не догнал бы в полёте, так он стремительно, зыбь рассекая, летел через море». Этот полёт напоминает полёт барона Мюнхаузена на ядре. Корабль летел так быстро, что он, достигнув Итаки, «целой почти половиною на берег вспрянул».
Одиссей так крепко «нагрузился» у Алкиноя, что он не проснулся даже тогда, когда его, словно бесчувственный куль, перенесли с корабля на берег.
Оказавшись во время сна в Итаке, Одиссей не узнал родной земли. Он подумал, что его ограбили феакийцы и выбросили на необитаемый остров. Он даже в ужасе стал пересчитывать подарки. Но всё было цело.
Потом он обратился к местному пастушку, который оказался опять-таки Афиной Палладой, и спросил: где он? В точности такой эпизод есть у Булгакова в «Мастере и Маргарите»: Воланд так же швырнул гражданина Лиходеева из Москвы в Ялту.
Одиссей прибыл на Итаку, где его вот уже 18 лет ждала верная Пенелопа. Одиссей, заметим, изменял жене направо и налево, но, если бы ему изменила Пенелопа, ей бы пришлось узнать, что такое патриархат. Пенелопа это понимала, потому не делала попыток. Наоборот, как только могла, с помощью явно плутовских уловок она от сватовства женихов уклонялась.
И вот новая буффонада. Но на этот раз с чёрным юмором в духе эпохи. Одиссей переоделся нищим, его никто не узнал. Переодетый плут, какой знакомый приём! После этого он убил всех женихов Пенелопы.
За что? За съеденный обед. Женихи по существовавшему тогда закону имели полное право свататься к Пенелопе, так как Одиссей отсутствовал более десяти лет и считался погибшим. Одиссей в этом их не упрекал. Он упрекал их в том, что они столовались у его жены и привели хозяйство в беспорядок.
Кончилась «Одиссея» анекдотом о неузнавании Пенелопой своего мужа. Пенелопа всё время драки проспала, а потом, узнав о бойне, в ужас, конечно, не пришла. Её беспокоило только одно: кто устроил резню. Может быть, и муж. Это на него похоже. Но всё же стоит задать ему загадку: разгадает, значит это он – хитроумный Одиссей.
Оставим Одиссея. В любом случае я чувствую к нему симпатию. Образ Одиссея был предшественником всех последующих образов плутов, шутов и хитрецов мировой литературы. К тому же Одиссей – пародия не только на аргонавтов, но и на многих героев-мореплавателей древности. Мы уже отмечали его родство с арабским мореходом Синдбадом, шумерским Зиу-Судрой, славянским Садко. Сходны не только их имена, но и приключения.
И я убеждён, что именно арийские и киммерийские (праславянские) легенды о Садко послужили основой для создания Гомером-киммерийцем образа Одиссея. Тем более что Троя, откуда отплыл Одиссей, и град Святогора (Атланта), откуда отплывал Садко, расположены были рядом.
Правда, ко временам Одиссея от града Садко (столицы Восточной Атлантиды) не осталось и следа. Но были легенды, подхваченные Гомером.
Теперь мы должны проследить маршрут аргонавтов, ходивших в тех же местах, что и Одиссей (Садко), и побывавших в стране Атланта. «Одиссея» пародирует многие эпизоды из эпических песен «Аргонавтики». И она может быть использована для восстановления пути аргонавтов, для более точного определения местоположения Атлантиды.
К Атлантиде по следу аргонавтов (в ладье Ария Старого)
Миф об аргонавтах излагали многие античные авторы: эпический поэт Пиндар, Аполлодор Афинский, римский поэт Варрон Атацинский, Валерий Флакк и Овидий. По мотивам «Аргонавтики» написал трагедию Еврипид.
Самое подробное изложение этого мифа дано в поэме «Аргонавтика» Аполлония Родосского, жившего в Александрии в III в. до н. э. и заведовавшего знаменитой Александрийской библиотекой.
Но первым был не Аполлоний. В его время уже была известна поэма «Аргонавтика» Орфея Кротонского, южноиталийского эпического поэта VI века до н. э. Псевдоним Орфей эпический поэт взял для того, чтобы выдать свои поэмы за творения великого певца Орфея, участвовавшего в походе аргонавтов. Может быть, Орфей Кротонский действительно обрабатывал эпические народные песни, приписываемые Орфею?
И следует заметить, что первоначально песни об аргонавтах слагались в пеласго-фракийской (праславянской) среде. Сам Орфей был фракийцем, и поныне в землях древней Фракии, современной Югославии и Болгарии, в общинах старой веры болгар-помаков рассказывают о древнем и именно славянском певце Орфене (согласно записям собирателя «Веды славян» Стефана Верковича). Можно вспомнить и то, что чуть ли не вся жизнь Орфея протекала во Фракии и в Тавриде. Можно вспомнить и о путешествии Орфея к Боспору Киммерийскому (в Аид за Эвридикой) и прочее, и прочее.
Да и многие иные аргонавты при ближайшем рассмотрении оказываются догреческими (праславянскими) героями. Глава похода Ясон, как мы уже показывали в книге «Славянские боги и рождение Руси», оказывается родствен Арию Старому, Геракл – Заряну и т. д. Да и само время аргонавтов предшествует эпохе греческого (дорийского) завоевания Греции. А о родстве прагреческой, крито-микенской культуры и культуры славян мы уже говорили.
Здесь же мы разберём греческие легенды, и прежде всего поэму Аполлония Родосского, ибо она принадлежит греческой традиции, уходящей корнями в славяно-ведическую древность.
Аполлоний Родосский, библиотекарь из Александрии, безусловно, имел в своем распоряжении если и не сами песни Орфея, участника похода, то по крайней мере их переложение Орфеем Кротонским. Поэмы Орфея и его подражателей погибли позже, когда христиане сожгли сию библиотеку, почитавшуюся рассадником язычества.
