Впервые я писал горькие стихи для одной-единственной женщины, матери неведомого мне Володи, ни на минуту не забывая о других матерях, не дождавшихся своих детей с полей сражений. Он возвращается домой Из прошлой жизни, из разлуки. Но край родной окутан тьмой. И красок нет, и смолкли звуки. Вслед за молчанием его Пылит печальная дорога… Но он не видит ничего Из оцинкованного гроба. Прости, солдат, что отчий дом Согреть тебя не может в холод. Прости за то, что мы живем. Тебе бы жить – ты был так молод. Блеснет закатный луч в окне. Зашелестят в саду ракиты. О, сколько ныне по стране Таких вот холмиков нарыто. Не дай, Отчизна, умолчать И этим матерей обидеть. Они идут сынов встречать, Чтоб никогда их не увидеть. Мы всем им воздадим сполна За боль, за мужество и доблесть. Но не стихает в нас вина И всё больнее наша совесть. Не знаю, у кого спросить, Не знаю, как себе ответить: Доколе будет голосить Земля моя по нашим детям?! 1986 Жалею зверей
Жалею зверей в зоопарке, И в цирке мне жалко зверей. Как люди на зрелища падки! Когда же мы станем добрей? И лев уже ходит под кличкой, Барьер на манеже берет. И царскую гордость публично Меняет на бутерброд. А некто, войдя к нам в доверье, Устроил аттракцион: И в пасть онемевшему зверю Сует свою лысину он. Лев нежно обходится с нею. И, занятый скучной игрой, Он кажется много умнее, Чем этот манежный герой. Жалею зверей в зоопарке. У неба украденных птиц. Вон той молодой леопардке Всё хочется клетку открыть. Не терпится выйти на волю, Вернуться в былую судьбу. Но приступы гнева и боли Весьма забавляют толпу. Ей дети бросают конфетки. Наверно, жалеют ее. За что красота эта в клетке?! И в чем провинилось зверье? Я взглядом встречаюсь с гориллой. В глазах у гориллы упрек: «Я предков тебе подарила, А ты нас в неволю упек». И вдруг осенил меня предок Печальной догадкой своей: «Ведь им безопасней из клеток Соседствовать с миром людей». 1982 «За все несправедливости чужие…» За все несправедливости чужие Несу вину сквозь память и года. За то, что на одной планете живы Любовь и боль, Надежда и беда. Я виноват, что не промолвил слова, Которое могло всё изменить: Вернуть любовь — Кто в ней разочарован, Вернуть надежду — Если нечем жить. Будь проклято несовершенство мира — Наш эгоизм и слабый мой язык. Прошу прощенья у больных и сирых За то, Что я К вине своей привык. 1982 Встреча в Дюссельдорфе Из-за синего дыма Смутно видится зал. Я с веселостью мима Жестом что-то сказал. Начинается диспут. Двести немцев и я. В их записки я втиснут, Будто в груду белья. В этом ворохе белом Мне нетрудно пропасть. Но охота быть смелым И поёрничать всласть. Но вдруг рядом с собою Я увидел глаза. Как на службе в соборе Заглянул в образа. Эх ты, карее чудо, Европейская спесь. Почему и откуда Оказалась ты здесь? Полушепотом русским Ты успела сказать: Где-то там под Иркутском Трое братьев и мать. А хотелось полегче Жить в богатой стране. И подставила плечи Ты чужой пятерне. Вышла замуж за немца Девятнадцати лет. А куда было деться От нужды и от бед! Сколько дней миновало, Сколько вырвалось слов… Долго боль остывала От разлук и оков. Твой супружник здоровый Глаз не сводит с тебя. Ни единого слова, Не сердясь, не любя. Мы встречались глазами, Позабыв про него. И так много сказали, Не сказав ничего! Все вопросы осилив, На прощанье стоим. Ах, Россия, Россия! Сколько лет, сколько зим… Возле сердца Россия — Дотянуться нельзя. Не о том ли просили Не чужие глаза? Руки тонкие виснут, Карий взгляд обречен. |