– Смотря какой? – ответил Сиротин, взглянув на карту. – Если там лишь два самолета, то для аэродрома вполне сгодится и небольшая поляна. Ну, а если самолетов больше, то вот, вот и вот – он поочередно ткнул пальцем в места на карте… – Здесь могут…

– А до войны ты, вообще, летал над этими местами?

– Нет, наш авиаполк базировался восточнее, в районе Барановичей.

– Но ведь сбили-то тебя над нашим районом?

– Так сбили-то как? Нам, истребителям, была поставлена задача охранять бомбардировщики, что полетели железнодорожную станцию в Белостоке бомбить. Уже над самим городом из-за туч «Мессершмитты» вынырнули, в бой пришлось вступить. Когда подбили меня, то успел с парашютом выпрыгнуть, а дальше на хутор набрел, хозяин которого на вас вывел, сами знаете… Так что местность для меня незнакомая…

– Плохо дело… – хмуро отозвался Черняк, проведя пальцами по подбородку. – А что про сами самолеты скажешь?

– Это точно были «Юнкерс» и «Мессершмитт»?

– Меня тоже к войне готовили, не тебя одного… Так что немного я разбираюсь…

– Извините, товарищ капитан.

– Ничего. Говори…

Сиротин подавил смущение, подумал секунды две-три, потом заговорил:

– Судя по вашему описанию и если следовать точности, то одним из самолетов был «Ю-87». Немцы называют его «штука». Что могу сказать: самый распространенный немецкий пикирующий одномоторный бомбардировщик. Экипаж – два человека, пилот и стрелок-радист. Дальность полета – тысяча километров, может нести на себе до полутора тысяч килограммов бомб. На каждом таком «Юнкерсе» установлена сирена, которая призвана нагнетать ощущение панического ужаса, когда самолет заходит в атаку. Имеет незакрывающиеся шасси, прикрытые обтекателями, что создает видимость, словно бы из тела самолета растут когти, одетые в лапти. Именно поэтому у нас этот самолет называют «лаптежник». Это основные технические характеристики…

– А «Мессершмитт»?

– Тоже самый распространенный у немцев истребитель. Ничего особенного, все возможности изучены, никаких тайн нет…

– Так почему они вдвоем летают? – в сердцах спросил Черняк. – Бомбардировщик и истребитель!..

– Не знаю, товарищ капитан… – с горечью ответил Сиротин. – Хоть я летчик, но, скажу честно, для меня это тоже является загадкой… Поначалу я подумал, что немцы испытывают какой-то новый самолет, но теперь, когда вы точно утверждаете, что это уже известные «Юнкерс» и «Мессершмитт», то… – Сиротин покачал головой и беспомощно развел руки в стороны… – Одни вопросы…

– Да-а!…Час от часу не легче… – Черняк поднялся из-за стола и громко, чтобы расслышали все, отдал приказ: – Час на отдых, потом надеваем под маскхалаты немецкую форму и двигаемся в Коростели. Герасимов, рация готова?

Молодой парень быстро слез с нар, поставил передатчик на стол, надел наушники и принялся ловить волну. После гибели Звонарева – прежнего радиста группы – взамен Черняку сбросили нового: как оказалось, Герасимов учился вместе со Звонаревым в радиошколе, и, более того, они были лучшими друзьями[1]. Немного присмотревшись, капитан отметил про себя, что новый радист, несмотря на отсутствие боевого опыта, довольно-таки неплохо справляется со своими обязанностями.

– Товарищ капитан, можно передавать… – сказал Герасимов, приготовившись к сеансу связи. Черняк обстоятельно и неспешно продиктовал текст радиограммы. Дождавшись ответа, капитан прилег на нары и попытался немного вздремнуть: Центр приказал выйти на связь ровно в полдень.

И вот теперь, пройдя по лесу многие километры и выйдя к болоту, возле которого они сделали привал, Черняк, присев рядом с радистом, ждал, когда Герасимов запишет на листке дословный текст расшифрованной радиограммы из Москвы. Когда наконец все было готово, радист протянул листок капитану.

Ш и ф р о р а д и о г р а м м а

Лесовику.

Интересующими Вас сведениями о полетах немецких самолетов в указанном районе Центр не располагает. Данная информация представляет особый интерес, в связи с чем Вам приказывается провести разведку мест их возможного базирования с выяснением задач, которые ставит перед немецкими летчиками их командование.

При получении каких-либо сведений незамедлительно информируйте Центр по «каналу два».

Захар.

Прочитав радиограмму, Черняк прикинул: «канал два» означал, что выход на связь был возможен теперь в любое время суток. С этого момента радисты Центра отслеживали эфир круглосуточно. Это также было сигналом того, что информация, которую от него ждут, представляет несомненную ценность.

По-видимому, понял капитан, с такой ситуацией Центр столкнулся впервые, поэтому здесь становились важны хоть какие-то сведения, пусть даже на первый взгляд и незначительные.

Черняк сжег бумагу и отдал приказ двигаться дальше. Коростели были уже недалеко, но места пошли гиблые – влажная земля чередовалась с вязкой черной трясиной, где за каждой кочкой таилась смерть. Напрямик через болото капитан идти не рискнул – опасно, да к тому же такой переход отнял бы много сил, которые, несомненно, сегодня еще понадобятся, а решил двигаться медленно, но верно – в обход.

Разведчики стали огибать болото и вскоре вышли к небольшой лощине, поросшей папоротником. Здесь они наткнулись на звериною тропу, идущую на север – как раз в сторону Коростелей. Пройдя по ней с километр, остановились: тропа вывела их к довольно широкому и глубокому ручью – стало очевидно, что лесные обитатели ходили сюда на водопой.

Капитан внимательно огляделся вокруг, не заметив ничего необычного, поднес бинокль к глазам: вдали, через ручей, сквозь просветы в деревьях виднелись крыши домов. Достав карту и убедившись, что они действительно вышли к Коростелям, Черняк отошел в сторону, подозвал Журбина и показал в сторону села рукой.

– Вот, старшина Гнат Солоух, как сказал Карпенко, живет в самом центре… Днем незаметно пробраться к его дому не получится, а до ночи ждать мы не можем.

– Что предлагаешь, командир?

– Пойдем открыто, в немецкой форме, я офицер, вы солдаты. Скажем, что грузовик в лесу сломался, заблудились и что аэродром ищем. Спросим в лоб – легче поверит. Да и подозрение от Гната отведем – появились, мол, в Коростелях немцы, нашли старосту и стали расспрашивать, дело-то обычное. Да и не хочу я, чтобы ребята про Солоуха знали… – Черняк кивнул в сторону бойцов. – Незачем им знать.

Старшина улыбнулся и с довольным видом хмыкнул.

– Звучит убедительно. Пожалуй, это выход, командир… – согласно закивал он. – Действительно, так и сами перед Гнатом не раскроемся, и от него возможные подозрения отведем…

– Но подстраховаться тоже не помешает.

– Каким образом?

– Вряд ли в селе телефонная связь есть, а тем более рация… – терпеливо продолжил объяснять Черняк. – Оставим на опушке леса одного бойца – пусть в бинокль за Коростелями поглядывает. Кто знает, вдруг Гнат Солоух предатель? Заподозрит что да к немцам побежит сообщать, когда мы из села уйдем. Здесь его наш боец и перехватит…

– Толково…

– Из леса выйдем со стороны дороги, что в Коростели ведет. Вот она… – Черняк провел пальцем по карте. – Пойдем строем, я, как офицер, – впереди…

– А как с Гнатом говорить будем? Немецкого языка он не знает, а мы, я так понимаю, молчать будем, раз немцами прикинемся.

– Разговаривать с ним я буду один… Причем для убедительности – на ломаном русском… Вы, соответственно, рот на замке держите…

– Понятно.

– Ну, вот, кажись, все и обмозговали… – подвел итог капитан. – В общем, поднимай ребят, старшина… А я пойду с Колодиным переговорю – его и оставим за селом присматривать…

Через полчаса Черняк повел группу вдоль ручья, который постепенно сужался, пока не превратился в небольшой ручеек, через который можно было легко перепрыгнуть. Приказал остановиться и снять с себя маскхалаты.