Реммер отложил микрофон в сторону, вышел из дежурки и отправился в свою палатку – перед тем как передать карту Майнцу, во избежание возможных недоразумений, он намеревался несколько раз тщательно ее просмотреть.

Сиротин и Черняк лежали на земле возле старого бука и внимательно наблюдали за тем, что происходит на полевом аэродроме немцев. Вести наблюдение в полный рост опасались – часовой на вышке постоянно обозревал в бинокль прилегающее к летному полю пространство, в том числе и лес, в котором сейчас скрывались разведчики, и мог их заметить. Тогда ни о каком нападении уже речи быть не могло – исчез бы эффект внезапности, а он, как теперь стало понятно Черняку, только и мог обеспечить в сложившейся ситуации успех задуманной операции. Немцы превосходили их по численности в три раза – это было внушительно и не гарантировало положительный для разведчиков результат.

День стоял жаркий, и воздух раскалился так, что было трудно дышать. Беспрерывно донимали зудевшие вокруг оводы. До наступления ночи, которая принесла бы с собой прохладу и отдых от зноя, было еще несколько томительных часов. Цепляясь за верхушки деревьев, солнце не спешило уходить с небосвода.

За аэродромом разведчики наблюдали вот уже третий час. Хотелось пить, и, чтобы утолить жажду, им приходилось отползать в глубь леса, где под прикрытием кустов они доставали свои фляжки и жадно глотали ставшую теплой воду. Остальным бойцам капитан приказал расположиться подальше от опушки, под тенью деревьев и кустарника.

Было начало августа – пора, когда насытившийся солнцем лес пребывал в своем наивысшем расцвете, источая дурманящие запахи разнотравья. Лежа на земле и наслаждаясь природой, Черняк понимал – это время было недолговечным. Совсем скоро начнут одеваться в золото деревья, запылают ало-оранжевым багрянцем по ложбинам и балкам дубы и березы, пожухнет трава, затянут дожди, и в лесу будет царствовать запах прелой хвои. Для капитана такая перемена времени года означала исчезновение естественной зеленой маскировки, что создаст для его группы большую проблему, но пока, слава богу, это время еще не пришло…

Он смотрел в бинокль, наблюдая, как немецкие солдаты возятся возле бочек, сливая с них горючее, а потом в ведрах таскали его к самолетам, заправляя баки. Из бараков выносили какие-то вещи и укладывали их в кузов грузовика.

– Зашевелились что-то немцы… Похоже, сворачивают они свой аэродром. Что думаешь, Сиротин?

– Да, скорее всего, так… – протянул тот. – Но сегодня точно не уедут.

– Почему?

– Уже вечер, скоро темнеть станет, а на ночь глядя вряд ли немцы через лес рискнут сунуться, даже при такой усиленной охране. Самолеты еще могут взлететь, а вот солдаты охраны – сомневаюсь… К тому же видно, что часовой на вышке не собирается покидать свой пост. Наоборот, настраивает прожектор. Да и колючую проволоку не убирают. По всей видимости, отъезд у них запланирован на завтра.

– Да, логично… Но нам от этого ни холодно, ни жарко. Если завтра немцы уедут, а мы ничего не придумаем, то считай, что задание мы провалили. Нет, тут думать надо, думать… Дождемся вот Колодина с Журбиным, вместе и помозгуем.

Пошел уже второй час, как старшина и сержант ушли в разведку. Им было поручено найти дорогу, ведущую к летному полю. На карте ее не было, но дорога существовала, как-то ведь немцы добирались сюда, и капитан считал, что именно по ней они будут возвращаться обратно, когда покинут территорию аэродрома.

Вернулись разведчики спустя час, уже перед самым закатом. Выглядели устало, от долгого блуждания по лесу под глазами образовались мешки, дышали сбивчиво и часто.

– Нашли мы ее, командир. Дорога идет на север, потом круто поворачивает на запад… – доложил Журбин, когда лег на землю рядом с капитаном. Колодин примостился тут же. – Вся травой заросла, видимо, редко ею пользуются, – продолжил старшина. – С летного поля входит в лес, потом вновь выходит на открытое место, по-видимому, ведет к Гиляровке, а уже оттуда – в Белосток. Мы с сержантом прошли по ней насколько возможно – приметили места для засады.

Черняк уже смотрел на карту, которую предусмотрительно положил перед глазами. Да, все правильно: была дорога от Гиляровки на Белосток, она обозначена как проселочная, с выходом на шоссе.

– Немцы готовятся к отъезду… – резко сказал капитан, посмотрев на старшину. – По всей видимости, покинут аэродром уже завтра. В открытую мы напасть не можем – судя по наблюдению, немцев в три раза больше. При атаке днем мы будем видны как на ладони, а ночью территорию вокруг аэродрома освещает прожектор.

– Тогда остается одно – засада. – Журбин прищурил глаза. – Правда, самолеты по дороге не поедут. Летчики попросту улетят, мы их не захватим.

– Я думаю, что нужную информацию мы сможем получить не только от пилотов… – спокойно произнес Сиротин. – Смысл всех этих налетов на села наверняка знает начальник аэродрома.

– А если он полетит вместе с летчиками? – не сдавался старшина. – А по дороге будут возвращаться только обычные солдаты охраны.

– И из них можно многое вытянуть…

– Согласен, но это лотерея – могут знать, а могут и нет… Я не думаю, что они посвящены в детали. У них одна задача: охранять летное поле, а про цель всех этих налетов они вряд ли что знают.

– Товарищ капитан, а может, подслушаем немцев? – предложил Колодин. – Держат ведь они со штабом какую-то связь.

– Не какую-то, а по рации… – ответил Черняк. – Я внимательно осмотрел весь аэродром в бинокль – увидел лишь антенну над одним из деревянных строений. Видимо, у немцев там радиостанция. Телефон вряд ли есть. Провод по лесу тогда должен идти – опасно, партизаны могут наткнуться, да и до Белостока далеко. Куда проще держать связь по рации: никаких проводов не нужно, и к тому же разговоры ведутся на волне, которая известна лишь им. Все логично.

– Тогда что – все-таки засада? – напирая, вновь спросил Журбин.

– Другого варианта у нас нет… – согласился капитан. – Ночью пройдем к дороге, которую вы обнаружили. К утру мы должны быть готовы. Действовать будем в зависимости от того, как поведут себя немцы. Идите к ребятам, а я еще понаблюдаю…

Разведчики тихо отползли от опушки, скрывшись в глубине леса. Черняк смотрел в бинокль еще один час, пока не стало темнеть и часовой на вышке не проверил прожектор, включив его в направлении леса. Оставаться дальше на этом месте не было никакой необходимости. Капитан заполз за куст, встал в полный рост и двинулся туда, где находилась его группа. У него не выходил из головы один эпизод, который он увидел за последнее время наблюдения за аэродромом и который его сильно заинтересовал: один из летчиков прошел в палатку, находился там минут пять, а когда вышел из нее, то в его руках уже был какой-то планшет. Кто дал его пилоту и что в нем было? Обычно в таких планшетах хранились карты. Тогда какую карту вынес из палатки летчик? Возможно, ту, на которой отмечены места новых налетов? Вопросы вставали один за другим – Черняк терялся в догадках.

Генрих Майнц откинул полог палатки и шагнул внутрь. Начальник аэродрома сидел за столом и что-то писал. Услышав шорох ткани, Реммер поднял голову и посмотрел на пилота «Мессершмитта».

– Господин майор, пилот Майнц по вашему приказу прибыл! – отчеканил летчик, вытянувшись по стойке «смирно». Неожиданный вызов к Реммеру застал его за чтением одного из журналов, которых у Науманна было в большом количестве. Приказ явиться к майору передал часовой, что стоял у дверей их домика и который, как подозревали летчики, являлся одновременно и соглядатаем Реммера, докладывающим обо всем, чем они занимались в свободное от полетов время.

– Проходите, Майнц, присаживайтесь. Я не буду долго задерживать вас.

Едва пилот сел на стул, Реммер начал быстро и резко говорить:

– Как я уже говорил вам ранее, завтра мы покидаем этот аэродром. От генерала Бреме я получил в отношении вас и Науманна приказ: на своих самолетах вы должны перелететь к линии фронта в распоряжение командующего авиацией группы армий «Центр». Он отправит вас на конкретные места службы. Там вы получите возможность проявить свои навыки в настоящем бою.