Едва за Реммером захлопнулась дверь, как в помещение буквально влетел Науманн.

– Что он тебе сказал? – спросил он, сгорая от любопытства. – Майор сегодня сам не свой, его как будто подменили!..

Майнц тоже ничего не мог понять – Реммер повел себя более чем странно. Ясно было одно: поведение майора было продиктовано какой-то причиной, которая была им неизвестна. Поэтому ответил приятелю просто:

– Сказал, чтобы мы готовили самолеты к перебазированию. Завтра мы улетаем отсюда…

Вернувшись в свою палатку, где находился его командный пункт, Реммер вызвал к себе начальника охраны аэродрома Штольца. Рослый гауптман предстал перед майором сосредоточенным и мрачным, поднял руку, как положено, гаркнул «Хайль Гитлер» и замолчал, ожидая приказа. Реммер не торопился, опустив голову, рассматривал на столе бумаги, сортировал их в две стопки, и лишь когда окончил это делать, оторвал голову от стола и посмотрел на вошедшего гауптмана.

– Наше местопребывание тут подходит к концу, Штольц. – Голос Реммера звучал напряженно. – Вернее сказать, наша миссия оканчивается здесь, чтобы продолжиться в другом месте. – Майор взял в руки карандаш, встал из-за стола и прошел к стене палатки, на которой висела карта, испещренная красными и синими пометками, жестом подозвал к себе Штольца и обвел карандашом нужное место. – Вот здесь Майнц нашел новый аэродром, и именно туда вы должны будете выдвинуться со своими солдатами. Но сначала необходимо съездить в Белосток и получить соответствующие распоряжения от командования. Выдвигаемся завтра, а сегодня оставшуюся часть дня посвятите подготовке. Нужно засветло слить с бочек горючее и заправить им самолеты, что останется – сжечь. Я свяжусь с технической службой – после нашего ухода пусть разберут все строения, уберут вышку и увезут пустые бочки. Выполняйте…

Штольц вышел, и Реммер остался один. Пройдя в угол палатки, он одернул ширму, за которой показалась неубранная кровать. Постель была смята и выглядела довольно грязно. Не утруждая себя возможностью раздеться, майор повалился на кровать, понимая, что сегодняшняя ночь будет для него на этом месте последней. Что ж, в конце концов, это должно было когда-нибудь закончиться. Когда две недели назад его вызвал к себе генерал Бреме и приказал выдвинуться на этот импровизированный аэродром, куда он назначается начальником, Реммер и представить себе не мог, чем ему предстоит заниматься. Бреме тогда не удосужился ничего ему объяснить, сославшись на секретность, но, надо отдать ему должное, предупредил – задание будет необычным. Правда открылась внезапно: на аэродроме было всего два самолета – истребитель и бомбардировщик, летчики которых должны были бомбить и обстреливать близлежащие села и убивать мирных жителей. Это больше походило не на военные действия, а на карательные операции, но Реммеру было не привыкать – в далеком тридцать четвертом, после «ночи длинных ножей»[2], он вместе с другими тогда молодыми офицерами люфтваффе принимал участие в уничтожении оставшихся штурмовиков Рема – некогда всесильного главы СА. Возможно, как догадывался майор, тот его карательный опыт сыграл немаловажную роль в принятии командованием решения о назначении его на эту должность, в которой он пребывал до сегодняшнего дня. Все разрешилось утром, когда Майнц улетел на своем самолете искать новый аэродром. Радист принес Реммеру сообщение от генерала Бреме: как только такой аэродром будет найден, он, майор Реммер, должен прибыть в Белосток с личным составом, за исключением летчиков, которые на своих самолетах должны были перелететь ближе к линии фронта в распоряжение командующего авиацией группы армий «Центр». При этом Бреме сделал оговорку: если Реммер посчитает подготовку пилотов к реальным боевым действиям вполне достаточной. Если же нет, пилоты должны будут перебазироваться на новое место и продолжить заниматься тем, чем они занимались последнюю неделю. Майор сразу прикинул: в этом случае за летчиками последует и он сам, а этого ему вовсе не хотелось. Хотелось иного: сидеть в кабинете и спокойно заниматься штабной работой, что он в последнее время и делал. К тому же он достоверно знал, что у одного из летчиков – пилота «Мессершмитта» Майнца в родственниках ходит сам замкомандующего люфтваффе Мильх – правая рука Германа Геринга. Ссориться с Майнцом было себе дороже. Выпорхнув из-под его опеки, этот юнец мог начать мстить, что означало верный конец карьеры. Пусть уж лучше эти молодые летчики будут делать то, о чем они так долго мечтали, – биться с русскими в небе, возможно, там и погибнут, но отвечать за это будет уже не он, майор Реммер, а кто-то другой. В конечном итоге, успокаивал он себя, каждый человек печется в первую очередь о своем личном интересе, а уж потом – об интересах остальных, будь то другие люди или же государство. Так было всегда, так будет и впредь.

Это были законы психологии, характеризующие истинную природу человека, а природа эта была такой же простой, как и в животном мире: ты должен съесть кусок первым – иначе не выживешь. Дарвин был прав: человек такое же животное, ничем не отличающееся от остальных видов.

Первые люди рейха: сам фюрер в своей книге «Майн кампф» и министр Розенберг в своей книге «Миф ХХ века» – убедительно доказали этот тезис, признав его за истину, двигавшую человечество вперед в своем развитии. Ученые даже придумали такой науке название: «евгеника» – крайняя форма социал-дарвинизма. Он, майор Реммер, был с этими учеными согласен. По-иному просто быть не могло.

Немаловажную роль в принятии решения об отправке летчиков на фронт для Реммера сыграло и то обстоятельство, что он получил от надежных информаторов сведения о том, что запланированные налеты на окрестные деревни летчики всегда выполняли на «отлично», без каких-либо серьезных проколов, бомбили дома и расстреливали местных жителей без жалости. Обычно жалость была присуща малодушным и слабохарактерным юнцам, воспитанным не в духе истинного национал-социализма, а в духе христианско-религиозного благодушия, когда в умы вдалбливалась глупая теория о том, что «человек человеку брат». За последнюю неделю Реммер сумел убедиться в том, что Майнц и Науманн, слава богу, не относились к последней категории, а потому их вполне можно было рекомендовать к участию в реальной войне во славу Третьего рейха, что, собственно, он и сделал.

…Через час, немного отдохнув, майор вышел из палатки и огляделся: его приказ неукоснительно выполнялся. Вокруг, по всему периметру аэродрома, суетились люди. Техники возились возле самолетов, охрана сливала из бочек горючее, а Штольц энергично руководил всем этим процессом. Часовой на вышке с удивлением наблюдал за происходящим внизу.

Реммер довольно улыбнулся и отправился на дежурный пост, где находилась радиостанция – нужно было отчитаться перед генералом Бреме, что все идет по плану. Радист, получив приказ майора соединить его со штабом, настроил передатчик на нужную волну, после чего протянул микрофон Реммеру. Тот доложил генералу обстановку, упомянул о своем намерении выехать завтра в Белосток и сообщил о готовности летчиков к боевым действиям.

– Я слышал, что кто-то из них приходится родственником Мильху? – спросил Бреме, выслушав доклад.

– Так точно, господин генерал. Это Майнц, пилот «Мессершмитта».

– Как вы оцениваете его профессиональные качества?

– На должном уровне, господин генерал. – Майор напрягся, не понимая, куда клонит Бреме, поэтому, решив подстраховаться, добавил: – Молодежь всегда рвется в бой, им не терпится показать себя на реальной войне. Они не должны перегореть в своем стремлении биться с большевиками…

– Безусловно, майор, я с вами полностью согласен… – проговорил Бреме. – Но хочу обратить ваше внимание, что о Майнце я спросил вас вовсе не из праздного любопытства. Завтра летчики совершат перелет на свое новое место службы. Вы знаете об этом. Так вот: передайте Майнцу вашу оперативную карту – после прибытия он должен отдать ее командиру своей авиачасти. В последнее время фронтовые летчики во время полетов сталкивались в небе с нашими юнцами-«стервятниками», те, естественно, на их позывные не отвечали, пилоты принимали их за русских, проводящих авиаразведку на наших самолетах, и были даже случаи воздушных боев. На вашей карте обозначены места всех аэродромов, что расположены в нашей зоне ответственности – командиры фронтовых авиачастей должны знать, где они могут столкнуться с нашими подопечными, и заранее предупредить об этом своих боевых летчиков. Нам не нужно, чтобы немецкие пилоты перестреляли друг друга. – Бреме прокашлялся, потом продолжил: – Вы же – и это решено – возвращаетесь ко мне в штаб. Не хочу скрывать от вас, майор, работы заметно прибавилось. Русские сопротивляются намного сильнее, чем мы ожидали. В Белосток выезжайте завтра как можно скорее. Оставьте на аэродроме взвод солдат охраны – пусть дождутся прибытия технической службы. У меня все, майор. Хайль Гитлер!