Так вот мое отношение к твоему желанию такое же. Одно что я могу сказать это: пляши! утешаясь тем, что когда ты отпляшешь, ты останешься такою, какою, какою6 ты была и должна быть в нормальном состоянии. Пляши! больше ничего не могу сказать, если это неизбежно. Но не могу не видеть, что ты находишься в невменяемом состоянии, что еще больше подтвердило мне твое письмо. Я удивляюсь, что тебе может быть интересного, важного в лишнем часе свиданья, а ты вместо объяснения — его и не может быть — говоришь мне, что тебя волнует даже мысль о письме от него, что подтверждает для меня твое состояние совершенной одержимости и невменяемости. Я понял бы, что девушка в 33 года, облюбовав доброго, неглупого, порядочного человека, sur le retour7 спокойно решила соединить с ним свою судьбу, но тогда эта девушка не будет дорожить лишним часом свиданья и близостью времени получения от него письма, п[отому] ч[то] ни от продолжения свидания, ни от письма ничего не прибавится. Если же есть такое чувство волнения, то значит есть навождение, болезненное состояние. А в душевном болезненном состоянии нехорошо связывать свою судьбу — запереть себя ключем в комнате и выбросить ключ в окно.
Николиньке надо было поехать домой и выспаться, не плясавши, если же это уже невозможно, то всё, что мы можем сделать, грустно сказать: пляши.
Так вот, как я отношусь к твоим намерениям, а приведешь ты их в исполнение или нет, ты знаешь, что мое отношение к тебе не может измениться, не изменится и к М[ихаилу] С[ергеевичу]8 или скорее изменится только к лучшему, сделав мне близким близкого тебе человека. Вот и всё. Целую тебя, Машу и Колю.
На конверте: Ялта, Крым. Пушкинский бульвар. Дача Оболенской. Татьяне Львовне Толстой.
Впервые опубликовано в «Современных записках», Париж 1928, XXXVI, стр. 206—208. Год в дате определяется по почтовым штемпелям.
Ответ на письмо T. Л. Толстой от 9 декабря, в котором она писала о своем отношении к М. С. Сухотину и просила Толстого высказаться относительно ее желания выйти замуж за Сухотина.
1 [итти на эту каторгу]
2 С. Н. Толстой.
3 Николай Николаевич Толстой (1823—1860), старший брат Толстого.
4 [будто]
5 Василий Степанович Перфильев (1826—1890), приятель молодости Толстого и его братьев.
6 Так в подлиннике.
7 [стареясь]
8 М. С. Сухотин.
* 199. В. Гому (W. Gum).
1897 г. Октября 17. Я. П.
17-th Oct. 1897.
Dear Friend,
Thank you sincerely for your kind letter with good wishes for my persecuted friends and myself.
As to the question you put to me I can add very little to the subject to what is stated in the book you vahe read. You are right in coming to the conclusion that we do not attach importance to dogmas such as the Evangelical conception of Atonement. But I think there is no need to be anxious on that account for such people as the Spirit Wrestlers.
However different be our individual relation to such metaphysical conceptions as this one of the Atonement we cannot but agree that God is Love and Justice and that therefore if those who are trying to serve Him sincerely and to the best of their ability are not all able to understand such abstract questions alike, he cannot demand of them faith in that which they are not able to accept. Sincerity is enough for God. And the facts, you have become acquainted with in this book are, I think sufficient for dispelling any doubt as to the sincerity and faithfulness before their God of these people who are sacrificing their lives for what they believe to be His will.
I think we would be discrediting our common God if we were each of us to attribute to Him insistance upon those theological tenets in which we differ between ourselves owing to our human limitations. Let us, while adhering, each one of us to the light wе have, be sufficiently tolerant and broad minded towards each others, to have confidence both in each others conscientiousness and in God’s power to enlighten and correct those deficiencies in faith we think we remark in one another.
With fraternal good wishes, I am
Yours faithfully.
17-го окт. 1897.
Любезный друг,
Благодарю вас сердечно за ваше доброе письмо с добрыми пожеланиями моим преследуемым друзьям и мне самому.
Что касается вопроса, который вы мне ставите, я могу мало прибавить к тому, что изложено в книге, которую вы читали. Вы вполне правы, придя к заключению, что мы не должны придавать значения таким догматам, как евангельское понятие об искуплении. Но я думаю, что нет надобности беспокоиться по поводу таких людей, как духоборы.
Как бы различно ни было наше личное отношение к таким метафизическим представлениям, как искупление, мы не можем не согласиться с тем, что бог есть любовь и справедливость, и поэтому если те, кто старается служить ему искренно и насколько можно лучше, не способны понимать подобные отвлеченные вопросы, он не может требовать от них веры в то, чего они не в состоянии принять. Искренность достаточна для бога. И факты, с которыми вы познакомились в этой книге, я думаю, достаточны, чтобы рассеять какое-либо сомнение в искренности и правдивости перед своим богом этих людей, которые жертвуют своими жизнями за то, что они считают его волей.
Я думаю, что мы дискредитировали бы общего нам бога, если бы каждый из нас приписывал ему то, что он настаивает на тех богословских учениях, в которых мы расходимся, вследствие нашей человеческой ограниченности. Пусть каждый из нас, руководствуясь тем светом, который в нас, будет достаточно терпимым и свободомыслящим по отношению к другому с тем, чтобы иметь доверие к добросовестности каждого и к божьей силе, к просвещению и исправлению его тех недостатков веры, которые, нам кажется, мы замечаем друг в друге.
С братскими добрыми пожеланиями остаюсь
преданный вам.
Печатается по копии из AЧ. Дата копии.
О Гоме сведений нет. Письмо Гома, на которое отвечает Толстой, неизвестно.
* 200. C. H. Толстому.
1897 г. Октября 19. Я. П.
Спасибо тебе очень за розовый пластырь и, главное, за письмо. Ужасно хочется съездить в Пирогово. И теперь кажется препятствий не предвидится. Здоровье совсем хорошо: и нарыв прошел, и желудок в исправности. Вчера уехала С[офья] А[ндреевна] и хотя она меня очень просила не ездить без нее — она хочет вернуться опять дней через 10, — если будет хороша погода, я мож[ет] б[ыть] приеду к вам.1 Не знаю чем из книжек угостить тебя. Ни Спенсера,2 ни Маркса,З ни Тена4 нет у меня. А есть критика на Спенсера, очень хорошая, Г[енри] Джорджа.5 Посылаю еще хорошую книгу браминской философии,6 превосходную книгу Thoreau7 и книгу Carpenter’a,8 кот[орой] содержание я знаю и не одобряю. Это устройство брака по-новому. Мож[ет] б[ыть] тебе будет интересно. Вероятно будет в Нов[ом] врем[ени] мое письмо в Петерб[ургские] вед[омости] об отнятых у молокан детях, потому не посылаю его тебе. —9
Я один, и мне очень хорошо. Если бы только меня оставили в покое.
Таня и Маша в Крыму. Известий подробных не имею. Я живу один в доме внизу и хожу обедать к Леве, кот[орый] мне очень чужд. Меньшикова о Ром[ео] и Дж[ульете] меня огорчило. —10
Прощай, надеюсь, если бог велит, до свиданья. М[арье] М[ихайловне] и девочкам кланяюсь. Я все еще поправляю об Иск[усстве], хотя и хочется начать новое.
Л. Т.
