Дружески жму вам руку

Лев Толстой.

10 мая 1897.

Печатается по листу копировальной книги из AЧ. Автограф письма, как и все письма от 10 мая по делу отобрания детей у молокан, был уничтожен везшими их крестьянами (см. прим. к письму № 81).

1897 г. Мая 10. Я. П.

Дорогой и уважаемый Александр Васильевич,

Насколько я узнал и понял Вас, я уверен, что Вы не посетуете на меня за [э]то обращение к Вам с просьбой передать прилагаемое письмо государю, описывающее возмутительные дела, которые делаются над сектантами. Письмо это передаст Вам один из пострадавших: он может передать подробности дела тем, кому это понадобится. Я знаю, что мне менее, чем всякому другому, подобает хлопотать о сектантах, т[ак] к[ак] я сам считаюсь вредным сектантом, но что же мне делать, когда люди приезжают ко мне и просят помощи?

Письмо не запечатано для того, чтобы Вы могли его прочесть. Я много думал над этим письмом и всё, что написал, написал от сердца и правдиво. Официальных фраз и придворных формальностей я писать не могу. За то, что отсутствует формальность, присутствует правдивость. Всё то, что я написал, я думаю и чувствую. Надеюсь, что государь, ради этого, простит отступление от форм. Писал я с искренним уважением и любовью к нему, как к человеку.

Если Вам почему-либо неприятно, неудобно или просто нельзя самому передать это письмо, то перешлите его, пожалуйста, Алекс[андре] Андр[еевне] Толстой с прилагаемым к ней письмом. Если же ее нет, или и ей нельзя, то опустите письмо в ящик. Пускай оно пойдет обычным порядком, при котором, как кажется, самые письма не доходят до государя.

Хотел написать: простите, что утруждаю Вас, но думаю, что это извинение было бы неприятно Вам. Я уверен, что Вы будете рады помочь этому делу.

Дружески жму Вам руку, искренно уважающий и любящий Вас.

10 мая 1897. Ясная Поляна. Тула.

Печатается по листу копировальной книги из AЧ. Автограф уничтожен (см. прим. к письму № 81). В АТ сохранился черновик этого письма. Впервые опубликовано в Б, III, стр. 501—502.

Александр Васильевич Олсуфьев (1843—1907) — в то время помощник командующего императорской главной квартирой; брат Адама Васильевича Олсуфьева, близкого знакомого семьи Толстых.

Останавливаясь во время своего пребывания в Петербурге 7—12 февраля 1897 г. в квартире Адама Васильевича Олсуфьева (набережная Фонтанки, № 14), Толстой встречался с А. В. Олсуфьевым, жившем в том же доме.

18 мая Толстой написал Олсуфьеву второе письмо такого же содержания, прося передать письмо государю, что Л. В. Олсуфьевым и было выполнено. См. письмо № 94.

1897, Мая 10, Я. П.

....not be offended by my letter. I tried to express my ideas as meekly as I could. You can read the letter if you like and judge by yourself.

The favour I am asking you is to forward this letter to the Emperor. You will oblige me very much and, I hope, do a really good action by doing it.

With true regard I am dear Sir truly yours

Leo Tolstoy.

10 Mai 1897.

....не обидится на мое письмо. Я старался выразить мои мысли возможно мягче. Вы можете прочесть письмо, если вам угодно, и судите сами.

Я прошу вас оказать мне услугу, передать это письмо государю. Вы очень меня этим обяжете, и, сделав это, я надеюсь, сделаете истинно хорошее дело.

С истинным почтением остаюсь, милостивый государь, уважающий вас

Лев Толстой.

10 мая 1897.

Dear Sir,

The man who will give you this letter is a peasant from Samara a Malakan. I think you know that this is the denomination that they give in Russia to dissenters of a evangelistical creed. Last april the <Ispravnik> Stanovoi came in his house and took from him his three children. They did the same in three familys of Malakan. They came to me asking for help. I could not refuse them all what I could do and I wrote a letter to the Emperor relating in it this story and all what <is done this last time to the dis> I know about the persecutions of the dissenters <going on the lan> in Russia. I hope that the Emperor will not be offended by my letter. I tried to express my ideas as meekly as I could. You can read the letter, it is open. The favour I am asking of you is to forward this letter to the Emperor <and to dispose him to listen, to speak to him in favour of on this matter and to dispose him favourably to this man of these men. It will be really a good action of your part if you> Please do it <and excuse mo for the disturbance that this can> It will be a really good action.

Yours truly

Leo Tolstoy.

М. Г.

Податель этого письма — крестьянин Самарской губернии, молоканин. Думаю, что вы знаете, что это название дается в России сектантам евангельского вероучения. В апреле <исправник> становой явился к нему в дом и забрал его троих детей. То же самое сделано в трех молоканских, семьях. Они приехали ко мне просить помощи. Я не мог отказать им сделать всё, что в моих силах, и я написал письмо государю, изложив в нем это дело и всё <что делалось последнее время в отношении сект>, что я знаю о преследованиях сектантов в России. Я надеюсь, что государь не обидится на мое письмо. Я старался изложить свои мысли возможно мягче. Вы можете прочитать письмо, оно не запечатано. Прошу вас об одолжении — передать это письмо государю <и склонить его выслушать, поговорить с ним в защиту этого дела и расположить его в пользу этого человека, этих людей. Это будет действительно добрым делом с вашей стороны>. Пожалуйста сделайте это <и извините меня за беспокойство, которое это может>, это будет действительно доброе дело.

Преданный вам

Лев Толстой.

Отрывок письма (начало не сохранилось) — печатается по листу копировальной книги из AЧ. Черновой текст — по автографу. Черновик написан на обратной стороне одного из листов чернового письма к Николаю II.

Карл Осипович Хис (Charles Heath, 1826—1900) — англичанин, воспитатель Николая II и его братьев и учитель английского языка в семье Александра III; был преподавателем и В. Г. Черткова, через которого Толстой знал Хиса.

1897 г. Мая 10. Я. П.

Милостивый государь

Александр Сергеевич.

Податель этого письма крестьянин Самарской губернии молоканин, у которого вместе с другими двумя крестьянами того же уезда, тоже молоканами, отняли детей за то, что люди, перейдя в молоканство одни 13 лет, другой 5 лет тому назад, не хотят вернуться в православие. Люди эти приехали ко мне просить помощи, и я больше ничего не мог придумать, как то, чтобы написать письмо государю, в котором я излагаю сущность дела и еще некоторые общие соображения о целесообразности гонений вообще. Письмо не запечатано, и если вы потрудитесь прочесть, вы увидите в чем дело и можете ли вы исполнить мою большую просьбу, передать это письмо государю. Я бы не утруждал вас этой просьбой, если бы два лица, через которые я надеялся переслать это письмо, были бы в Петербурге и если бы ваше доброе содействие в деле г-жи Холевинской¹ не давало мне надежду думать, что вы не откажетесь помочь и этим несчастным, которые страдают от безумных гонений, и государю, который, очевидно, и не предполагает всех тех ужасов, которые делаются его именем.

Во всяком случае, если почему-нибудь исполнение моей просьбы вам неудобно, опустите письмо государю в почтовый ящик и извините меня за доставленное вам беспокойство и примите уверение моего совершенного уважения.