Вдруг Каннингам спросила:

— Когда начались неприятности?

Джулия откинулась на спинку стула, словно не понимая вопроса.

— Вы переехали в Уимблдон и вышли замуж за Фрэнка Брендона. Затем, как явствует из ваших прежних показаний, вас вынудили отдать крупную сумму денег — четыре миллиона. Ваш финансовый консультант убедил вас не снимать больше денег со счета. Затем его убивают, как и вашего нового мужа. Вот я и спрашиваю, миссис Брендон: когда все пошло не так?

— Я не имею к их смерти никакого отношения и могу доказать, где была в момент убийств. Я к этому никак не причастна. — В ее голосе появились визгливые нотки.

— Я и не говорю, что вы к ним причастны, но как-то удивительно все совпало, вы не находите? Я лишь прошу вас объяснить, когда эти замечательные отношения с человеком, которого вы знали исключительно под именем Энтони Коллингвуд, дали трещину. Он знал о вашем браке? Или его тоже он устроил, как и все остальное в вашей жизни?

— Я давно с ним не встречалась, клянусь.

— Почему же? Если, как вы нам сейчас рассказали, у вас с ним была такая удивительная и такая роскошная жизнь, что заставило вас выйти замуж за другого?

Анна притронулась к руке Каннингам, и та наклонилась к ней. Они о чем-то пошептались, и Анна достала свой отчет о допросе Джулии у нее дома в самом начале расследования — в ходе допроса у Джулии в первый раз произошел срыв. Пока Каннингам читала отчет, Джулия опять принялась крутить и постукивать ногой.

— Я жду ответа, миссис Брендон. Мне нужно точно знать, когда вы в последний раз виделись с Энтони Коллингвудом.

— У него появилась другая женщина.

— Простите?

— Я сказала, что у него появилась другая женщина и стала жить в доме в Сент-Джонс-Вуде.

Каннингам вздохнула и взглянула на Анну:

— Когда это произошло, Джулия?

— Давно, когда я жила в Мьюз. Он сказал, что едет за границу, а на самом деле все время жил в том доме. Не могу сказать, как долго, знаю только, что у него была другая женщина и она жила там вместе с ним.

— Вы узнали, кто это?

Джулия сидела наклонившись вперед и обхватив себя руками за плечи.

— Я сначала не поверила, но когда спросила его напрямую, он все признал. Мы тогда жутко поссорились.

— Это было до зачатия?

— Да! Я пригрозила, что не потерплю такого предательства и уйду, и он, чтобы подлизаться, сказал, что положил на мой счет огромную сумму. Потом сказал, что сильно переживает из-за деловых неприятностей и теперь еще больше нуждается во мне, чтобы переводить деньги. Сказал, что дом в Сент-Джонс-Вуде мой, но я все равно была страшно расстроена и рассержена. Тогда-то он и захотел, чтобы я родила детей. Наверное, чтобы крепче привязать меня к себе, как я уже говорила. А я купилась, но все равно с тех пор все было по-другому. Он сделал мне очень больно.

— Он продолжал встречаться с той женщиной?

— Он опять исчез, — ответила Джулия, не поднимая глаз. — Сказал, что потерял большие деньги, — какой-то банк рухнул.

— Международный банк кредита и коммерции?

— Не помню. У меня родился ребенок, и мне было не до того. И еще началась послеродовая депрессия. И еще я перестала ему верить, все время подозревала.

— Из-за той женщины?

— Да!

— Вы так и не узнали, кто она?

Плотно сжав губы, Джулия снова принялась раскачиваться:

— Знать-то знала, но поверить не хотела.

— То есть вы знали, кто она?

— Знала! Я не дура, сопоставила кое-что, да и картина…

Каннингам откинулась на спинку стула — допрос зашел в тупик. Но тут заговорила Анна:

— Картина с яхтой?

Джулия удивленно взглянула на Анну, но не ответила. Повисла долгая пауза, наконец Фейган решил, что пора вмешаться.

— О какой картине ты говоришь, Джулия?

— Знаете, мне было так плохо, а тут еще двое маленьких детей на руках, но я никогда ее ни о чем не просила, ни разу. Она вышла замуж и переехала с мужем на ферму, ну, я сложила вещички и поехала в Оксфордшир. Место чудовищное: все разваливается, сырость страшная, а комнату мне дали такую крохотную — я в ней едва не задохнулась. Мне там все было отвратительно, да и хозяева мне не были рады. Я хотела сразу же уехать — и тут увидела картину.

— На ферме, — негромко вставила Анна.

— Ну да. Увидела — и все стало ясно.

— Значит, вы поняли, что другая женщина, которая жила в вашем доме в Сент-Джонс-Вуде и, по сути дела, выжила вас оттуда, — ваша сестра? — продолжала Анна.

Каннингам взглянула на Анну — до нее это только что дошло.

— Да уж, сестра, — прошипела Джулия.

— Вы попытались с ней поговорить?

— Нет. Переспала с ее мужем и уехала. Я вам наврала про ЭКО. Мне его делали только раз, мой второй ребенок — от ее мужа. Я и не думала, что забеременела. Знала бы раньше — не стала бы его рожать, но когда спохватилась, срок уже был большой. Энтони я сказала, что мне опять сделали ЭКО, и он поверил.

— А сестре вы сказали?

— Нет, мы не разговариваем. Когда родился второй ребенок, я решила, что хватит терпеть его вранье, тогда и продала дом.

Джулия тяжело вздохнула — она явно утомилась. Допрос шел давно, но еще не закончился. Она попросила пить. Ей подали стаканчик и бутылку с водой. Она открыла крышку и глотнула прямо из горлышка.

— Я обратилась к Дэвиду Раштону — совсем случайно. Я не знала, к кому обратиться, и тут моя парикмахерша рассказала, как у нее были неприятности с налогами или с чем-то еще и ей помог этот замечательный бухгалтер. Я назначила с ним встречу. И он устроил продажу дома.

— За какую сумму?

— Восемь миллионов. Открыл депозитный счет, а потом помог с домом в Уимблдоне.

— А другие счета?

— Ну, когда он узнал, сколько у меня денег, начал уговаривать меня пристроить их понадежнее — то есть чтобы деньги зарабатывали деньги. Открыл все эти офшорные счета, вложил деньги в разные предприятия, чтобы я могла жить на проценты. Много ушло на ремонт и обстановку в Уимблдоне.

— Вы сказали мистеру Раштону, что деньги принадлежат не вам, а Энтони Коллингвуду?

— Нет. Сказала, что часть досталась мне по наследству, а часть — от моего партнера. И попросила сделать так, чтобы никто не мог наложить на них лапу.

— Он ничего не заподозрил?

— Нет — а если и заподозрил, не подал виду. Он был страшно умный и всегда старался мне все объяснить, но, честно говоря, я никогда не понимала, что он там делает, — знала только, что вкладывал во что-то крупные суммы.

— Насколько крупные?

— Сначала миллионов двенадцать-тринадцать.

Пора было переходить к переезду Джулии с детьми в Уимблдон, где она наняла няню-китаянку и Фрэнка Брендона. В этот момент Фейган потребовал, чтобы его клиентке разрешили выйти в туалет. Анне и самой нужно было туда выйти. Когда она мыла руки, из кабинки появилась Джулия.

— Все в порядке? — вежливо спросила Анна.

— Да, спасибо, но мне нужно переговорить с моим адвокатом.

— Я об этом договорюсь, — сказала Анна, хотя и знала, что Каннингам просьба не понравится.

Джулия долго мыла руки. Дождавшись, когда освободились все кабинки и закрылась дверь за женщиной — офицером полиции, вышедшей последней, она вернулась в кабинку и открыла пудреницу. Под пудрой лежал плотно спрессованный кокаин высшего качества.

Джулия достала маленькую серебряную ложечку, взяла две порции и вдохнула. Потом потерла десны, шмыгнула носом, открыла дверь кабинки и вернулась к раковинам. Проверила, не осталось ли следов порошка на ноздрях, заново подкрасила губы и влажной салфеткой вытерла следы потекшей от слез туши. Расчесала волосы и встряхнула головой, чтобы шелковистые пряди свободно легли на плечи. Одобрительно взглянула на свое отражение и слегка покусала губы — от кокаина десны чуть онемели; когда она вышла из туалета, наркотик уже начал действовать.

Ленгтон уже доложил в совещательной о результатах допроса Делроя и Сайласа, и команда собственными глазами увидела, как постепенно складывается картинка головоломки. Фил повернулся к Анне и спросил, как идет допрос Джулии. Анна ответила гримасой.