— Теперь только веки, — пробормотал он.
Они работали слаженно. Мануэль постоянно сверялся со своими рисунками и метками, которые он нанес на лицо мистера Смита. Он решил не подрезать веки слишком сильно, и, поскольку подтяжка требовалась и сверху и снизу, необходимо было все тщательно вымерить. Он не мог полностью удалить мелкие морщинки вокруг глаз и глубокие продольные морщины, шедшие от носа к губам, поэтому сделал в этих местах инъекции коллагена и ботокса, после чего можно было накладывать повязки.
Когда мистер Смит вышел из наркоза, голова его была стянута тугой повязкой. Он напоминал персонаж из старомодного фильма ужасов. Видны были лишь воспаленные глаза с красными прожилками и распухшие губы. Он не мог самостоятельно одеться, потому что руки его тоже подверглись операции, а подушечки пальцев были обработаны лазером. Энрико пришлось усадить его в инвалидное кресло и перевезти в приемную.
Мистер Смит был едва жив от боли, которая волнами накатывала на все его тело. Казалось, от боли кричала каждая клеточка. Пока Энрико вез его из приемной на улицу, залитую вечерним солнцем, он не произнес ни слова; он провел на операционном столе более десяти часов. На улице стоял белый «мерседес» с затемненными стеклами. Шофер ждал целый день; лицо его блестело от пота, а дешевый черный костюм крепко помялся. Его темные немытые волосы были зачесаны назад и волной свисали на воротник.
Энрико и шофер помогли мистеру Смиту лечь на заднее сиденье. Он повернулся на бок, поджал под себя ноги и тихо стонал.
Мануэль смотрел на отъезжающий «мерседес». За многие годы он научился не задавать вопросов и не вступать ни в какие разговоры с шоферами. Через два дня можно будет проверить результаты липосакции, а еще через пять — осмотреть и снять швы. То есть деньги он получит через неделю.
Мистера Смита на коляске быстренько провезли через холл отеля «Санта-Крус», где он занимал так называемый пентхаус люкс. Он едва мог сидеть на кровати и с облегчением лег на мягкие подушки — раздеться не было сил.
Шофер уехал, получив распоряжение вернуться за мистером Смитом через неделю.
Мистер Смит сутки пролежал не раздеваясь. Рядом с кроватью стояли бутылки с водой, флаконы с витаминами и антибиотиками и много упаковок с таблетками арники. Он поглощал их горстями, потому что они помогали удалить синяки, и больше ничего не ел, только пил воду, бутылку за бутылкой, и с трудом добирался до туалета. Боль не отпускала его, все тело словно горело в огне, и невозможно было найти положение, которое бы хоть немного облегчало страдания. Эластичные повязки сдавливали тело, тугие повязки на голове и лице мешали дышать, голова раскалывалась от боли. Это продолжалось двое суток, и он сделал себе еще один укол фентанила.
Когда Мануэль и Энрико вошли в номер, мистер Смит лежал на кровати, обернутый полотенцем. Под наблюдением Мануэля Энрико снял наружные повязки. Бинты были все в крови, и швы чуть-чуть текли. Тело мистера Смита почернело от синяков, однако ранки на местах надрезов для трубочек затягивались хорошо. Мануэль заклеил ранки специальным пластырем и подождал, пока Энрико уберет окровавленные бинты и марлю. Затем он разбинтовал голову мистера Смита, проверил, как затягиваются швы, и велел Энрико наложить новые повязки.
— Все неплохо заживает, мистер Смит.
— Мне задницу будто взбесившийся зверь жрет.
Ни Мануэль, ни Энрико не подали виду, что им смешно, и поспешно удалились.
На четвертый день мистер Смит встал и обошел номер. Движения причиняли боль, но он заставлял себя двигаться. Он все еще не ел, но заказал в номер воды, лимонов и меду и продолжал уколы фентанила, чтобы снять боль и поспать.
На седьмой день он почувствовал себя лучше, оделся и спустился в холл отеля, чтобы встретить шофера.
Мануэль ждал в клинике. Он отметил, что пациент на удивление успешно приходит в себя и даже сам дошел от машины до приемной. Они сразу проследовали в операционную; Энрико уже приготовил тампоны для дезинфекции и тоненькие острые ножницы. Почти все тело пациента еще было покрыто черными синяками, но места мелких надрезов хорошо затягивались, и Энрико лишь продезинфицировал их и снова заклеил круглым пластырем. Потом Мануэль попросил клиента сесть на стул под яркой лампой и сам снял повязки с головы. Мистер Смит слышал, как Мануэль один за другим разрезал тонкие аккуратные швы и бросал нитки в металлическую чашку. Наконец, сняв пластырь с носа, Мануэль склонился к лицу мистера Смита, чтобы взглянуть на результаты своей работы:
— Очень и очень неплохо.
Мистер Смит рассматривал себя в зеркале. Лицо у него все еще было отечное, шрамы красные, но воспаление прошло, и через несколько часов узкая переносица станет шире. Его жиденькие, стянутые в хвостик, все в запекшейся крови волосы совсем засалились. Из-за редеющих волос ему и не стали делать полную подтяжку лица: при последующей имплантации волос кожа стала бы чрезмерно натянутой.
— Когда можно заняться волосами? — спросил он Мануэля.
— Полагаю, через пару недель, не раньше.
— Как насчет зубов? Уже ведь можно делать имплантаты?
— Разумеется.
Мануэля поразило, что пациент ни слова не сказал о его работе. Даже по его меркам перемена была невероятной. Пациент был совсем не похож на себя прежнего, однако думал лишь о том, как бы поскорее уехать. Мануэль получил двадцать пять тысяч долларов старыми купюрами в большом коричневом конверте. Затем мистер Смит передал ему второй конверт еще с десятью тысячами.
Мануэль убрал деньги в карман коляски не пересчитывая. И тут мистер Смит удивил его. Секунду поколебавшись, прежде чем закрыть дипломат, Смит достал из него небольшую квадратную коробочку и подал ее Мануэлю:
— Маленький подарок. Побалуйте себя…
Смит вышел широким шагом, хотя и не без напряжения, потому что после липосакции ходить все еще было трудно. Костюм висел на нем как на вешалке, на голову он надел легкую кремовую кепку, глаза скрыл темными очками.
Вернувшись в отель, мистер Смит почти час рассматривал себя в зеркале. Он изменился самым поразительным образом: подбородок и шея подтянулись, а лицо, благодаря щечным имплантатам, сделалось точеным. Губы все еще распухшие, но нос выглядит значительно лучше. Прежде орлиный, почти крючковатый, теперь он уменьшился и стал совершенно прямым.
Приняв долгожданный душ, мистер Смит вновь взглянул на себя в зеркало. От брюшка не осталось и следа, вернулись былая стройность и мускулистость. Вообще, он помолодел лет на пятнадцать; когда сделают волосы и зубы, никто не даст ему больше пятидесяти.
Энрико вернулся домой к семье. Как обычно, Мануэль щедро заплатил ему, однако Энрико за него тревожился. В коробочке от Смита было четыре ампулы фентанила, и когда Энрико хотел ее забрать, Мануэль довольно резко велел ему поставить коробку в холодильник. В Мексике достать фентанил было невозможно, и Энрико боялся, что молодой человек, хотя и не принимал наркотиков четыре года, не сумеет устоять перед искушением.
Мистер Смит вылетел в Лос-Анджелес, а оттуда — в Бразилию, чтобы завершить процесс преображения. Боль еще беспокоила его, но худшее было позади. По совету Мануэля он подождал шесть недель, а потом сделал трансплантацию волос; теперь они были не седые, а темно-русые, зачесанные назад, остриженные короче, чем прежде, и едва достигающие воротника рубашки, как у Мануэля.
И наконец, он прошел трехнедельный курс стоматологической хирургии, в результате чего ему сделали шесть коренных имплантатов и так называемую голливудскую улыбку. К этому времени он начал тренировки — не слишком напряженные, только чтобы поддерживать форму.
Вся операция по обновлению заняла почти три месяца, и теперь он мог вернуться в Англию. Деньги были на исходе, и ему предстояло осуществить одно из самых серьезных предприятий в своей жизни. Его роскошная жизнь оказалась под угрозой из-за катастрофы на немецком и американском денежных рынках, почти обанкротившей его. Но он не привык предаваться унынию и был уверен, что непременно сумеет вновь вернуться к привычному образу жизни. С новой внешностью ему наверняка удастся оставаться неузнанным, пока он не устроит все свои дела.
