— ??? — О таком раскладе его никто не предупреждал. — Ты-то сюда как попал?

Повеяло загадкой. Сашка решил, что скорее не повеяло, а запахло, так же как пахло в общественном туалете, в котором он так и не побывал. Конечно, хорошо было бы узнать, что может находиться там внутри, и руки сами тянулись к ящичку, но уж больно не хотелось натыкаться на очередные философствования по поводу и без повода от выпрыгивающих из темноты благодетелей.

— Ну уж нет. Это без меня. Я не трус, но я боюсь. — Для укрепления своего решения Сашка произнес мысли вслух. Про себя же он ругался на чем свет стоит. — "Трус, трус, трус!!!"

Внутренне противоречие так и осталось не разрешенным. Послышались торопливые шаги подкованных сапог. Они становились все ближе и ближе, металл подков гремел по каменному полу склада все громче и громче.

Дело было в том, что отец Феофан, в силу своего образования, не познакомился с системным подходом к проблемам хранения и складирования монастырских запасов. Поэтому лабиринт у него получился слишком прямолинейный, без многочисленных ответвлений, романтических ниш и загадочных гротов. То есть, спрятаться, так же как и свернуть с генеральной тропы, было некуда.

— Выходи, гад!!! — орали где-то уже совсем рядом.

Единственной альтернативой бесславной смерти от руки настырного преследователя был спуск в подвал.

Надо сказать, монастыри очень не любили обзаводиться подземельями. Связано это было с загадочной и жуткой историей, произошедшей с самым первым монахом королевства.

Был он самым обычным, ничем не выделяющимся человеком, долгое время прожившим в маленькой деревушке в графстве д` Руфо. Из всех необычностей было в нем лишь имя — "Petrowitsch`". Имя это он повторял всем соседям и знакомым, упорно не желая отзываться на другие прозвища. Пришел он неизвестно откуда и остался в деревушке. Женился на справной хозяйке, которой нужен был хороший мужик. А то, что муженек выпивал, так у кого недостатков не бывает. Тем более денег на алкоголь не уходило — пил то, что сам же и варил. Каждый шестой день недели утром начинал и просыпался лишь через двое суток. Пить, как Петрович, не мог никто, поэтому как-то раз допился он до того, что стали ему являться странные духи с рогами и хвостом, выскакивающие из-под земли. Ни один знахарь и ни один маг не могли узнать, что это были за существа. Как утверждает легенда, после неудачного лечения, отправился будущий монах в поход за праведностью. Питался тем, что люди подадут, а за хлеб и воду рассказывал всевозможные сказки о летающих драконах и кораблях из железа, о городах с домами, крышами, подпирающими небо, и про всякую другую всячину. В общем, пока его вычислили, Петрович уже обзавелся толпой почитателей и занялся строительством монастыря, лишенного катакомб. Мало ли кто оттуда выскочит?

Собственно, с этого самого случая и берет свое начало служба региональных наблюдателей, которым надлежит следить за появлением подобных загадочных "петровичей". Почему загадочных? Да потому что никто так и не смог толком объяснить, что это было за явление. Версий накидали сотни, но ни одну не проверили. Петрович скоропостижно скончался от цирроза печени, прокричав толпе почитателей, стоявших вокруг его ложа: "Idite wi` na… (и так далее)".

Что означала эта эмоциональная фраза и кому она предназначалась, никто из стоящих на коленях людей по известной причине не понял. Лишь позже центральный компьютер Базы разобрал предсмертные хрипы праведника как ненормативную, бранную фразу, характерную для славянской группы языков. В частности, для русского. Монахи и послушники ни одного славянского языка, конечно же, не знали, но фразу наделили мистическим смыслом, зарифмовали, положили на музыку и распевали в качестве гимна на торжественных службах. Ловец русского тоже не знал, хотя историю о происхождении фразы помнил. Ее часто рассказывали учителя, показывая на таком классическом примере, как первоначальная мысль радикально меняет свое содержание, а затем и форму, превращаясь из площадной ругани в изречение святого отца.

А вот Сашка обиходный русский язык знал хорошо и, когда до него дошло, что поют на самых высоких нотах сотни голосов, то прежде чем заржать во все горло он стоял в безмолвии несколько минут. От смеха свело живот и вновь страшно захотелось в туалет.

— Ты что-нибудь слышал? — спросил Ловец, до ушей которого долетел отзвук хохота, согнувшего Сашку в дугу.

— Тсс-с!!! Тихо, — ответил шепотом брат-писарь. Над головой шаркали ноги богобоязненных прихожан. — Тут слышимость — будь здоров, как будто стен нет совсем. Мы сейчас пойдем под главным залом собора. Я тебя на конюшню выведу.

И они пошли дальше. Пошли в абсолютной темноте. Монах уверенно чувствовал себя в лабиринте переходов и не зажег ни одного из тех факелов, какие торчали из щелей между необработанных валунов. Чтобы поспеть за быстрым шагом брата-писца, Ловцу пришлось использовать третий глаз. Лишь с помощью магии он делал вату темноты серой грязью, через которую видел своего высокого провожатого.

— И как ты видишь в такой темноте? — поинтересовался Ловец и тут же получил по лбу.

— Тише ты, — закричал шепотом монах. — Сколько раз говорить. Тут устроено так, что в зале слышно с усилением. Прихожан воспитываем, когда надо.

— И как помогает?

— Конечно. Особенно если прихожанин — Великий Герцог, считающий себя настолько великим, что молится в соборе один и без помощи клира.

— Ага, вот тут-то ему голоса и приходят, — проявил недюжинную догадливость Ловец.

"Дети мои! — возвестили стены коридора сразу после того, как хор в очередной раз послал всех и вся в указанном Петровичем направлении. — Слушайте!"

— Как я понимаю, теперь мы с тобой в положении герцога? — Ловец попытался продолжить беседу, но, заметив насупленные брови монаха, понял, что разговора не будет.

"Дети мои, в недобрый час собрались мы почтить силу Богов Всевеликих! Отвернулись от нас Боги и посылают кару на чад своих. Великие несчастья ждут нас. Не бывало еще таких несчастий, которые подстерегают нас. Помните ли вы??? — Старческий голос настоятеля монастыря вопрошал так искренне и многозначительно, что толпа отреагировала одобрительным гулом, переходящим в продолжительные стенания. — Даже во время Великой Войны на Юге, когда мы — люди — договорились с ничтожными дриадами и троллями, и отбились от кочевых орд степного народа, даже тогда не было столь великих несчастий. Помните ли вы?"

Ловец как слушатель, сохранивший остатки способности мыслить критически и не поддавшийся гипнотическому воздействию службы, заметил, что проповедь наверняка будет необычной. Уж слишком явно аббат апеллирует к коллективному мнению толпы, формированием которого сам же и занимается.

Прихожане тем временем слились в едином ностальгическом порыве, дружно заявив, что, мол, помнят и еще как.

"Сейчас нет войны. Сейчас мир. Но нет покоя в нашем Богами хранимом Королевстве Трех Морей. Вышли из повиновения инородцы нечеловеческие и заполонили наши города, поселки и деревни, купаются в роскоши, унижая людей своими непотребствами. Вилланы перестают выполнять обязанности и платить подати дворянству, которое забыло долг свой перед податными людьми и королем нашим. Землю матушку, кормилицу нашу продают пришлым людишкам морским! Позор!!!"

Праведный старец взял еще одну высоту, подняв градус всеобщего возмущения до стадии кипения. В такой момент необходимо указывать направление, куда возмущенная толпа должна излить свои чувства. Настоятель как опытный проповедник это знал. Не зря же он вещал народу больше десяти лет.

"Позор тем приспешникам нелюдей, которые собрались вокруг трона. Позор тем, кто не выполняет заветов отцов наших и стремится поменять порядок, положенный в основу мирозданья и тысячелетнего королевства нашего. Позор!"

Податливая масса искренне присоединилась к мнению сановного моралиста.