Главным вопросом, занимающим головы трех обитателей наблюдательного центра, был достаточно прозаичным — Кто виноват? В том смысле, из-за чего собственно началась заваруха. Просматривалось два варианта: либо Ловец все же привел хвост, либо это сугубо местные разборки. Второй вечный вопрос — Что делать? — не возник. На него заранее дали ответ столь же вечные и незаменимые бюрократические параграфы. По инструкции положено, чтобы на все непонятные вопросы отвечали полевые работники. Персоналу регионального центра предписано защищать здание и содержимое центра, а главное — не вмешиваться. Поэтому прощальные слова Бобра — "Сам заварил, вот сам и расхлебывай" — показались не обидными и даже содержащими долю правды. Маленькую такую дольку.

Побледневшее лицо усача-доктора — последнее, что увидел Ловец перед прыжком на соседнюю крышу. Короткий, насколько позволяла гостиная комната на втором этаже, разбег и полет над широченной улицей. Скорее даже маленькой площадью, а не улицей. Люди, прятавшиеся в тени ближайших домов, по всем признакам должны были ахнуть от восторга. Вместо этого в Ловца полетело несколько арбалетных стрел — реакция у ребят оказалась отменной. Окно открылось перед самым прыжком. Фактически Ловец разбегался прямиком на закрытые, обитые железом дубовые ставни. Чуть-чуть запоздай доктор с задвижкой и… В общем, с разбега ставни не пробьешь ни лбом, ни другими твердыми частями тела.

Зато живому снаряду очень здорово удалось пробить крышу соседнего домика. Мгновение, и старая почерневшая черепица брызнула осколками, скрипнули ломающиеся доски. Ловец оказался в облаке мучной пыли. Чердак пекарни. Вообще-то, расчет был, что он просто приземлится на крышу и сможет оторваться от преследователей, перебираясь прыжками с дома на дом, или уйти дворами. Не повезло. Кто ж знал, что доски у скупердяя пекаря оказались хлипкими, да еще и гнилыми. Никто не захотел выслушивать его нелицеприятные замечания по поводу излишней экономии. Обложили их грамотно, и было некогда удивляться тому, что внизу Ловца ждал отнюдь не пекарь.

Прыжок с лестницы и сильный, наотмашь, удар левой рукой. Шаг назад и вправо. Присел, и еще удар уже другому нападающему. Дрался бездумно. Главное скорость. Заметил только, что они одеты в черное, не видно лиц.

"Что ж вам всем от меня надо? Уроды!"

Выскочил на улицу.

Еще один, видимо стрелок, прятался в тени. Попытался напасть и рухнул с гортанным стоном в пыль немощеной улицы. Бобр молодец! Успел прикрыть выстрелом из арбалета.

Прыжок, вцепился руками в камень и быстро-быстро вверх, чтобы снова оказаться на крыше теперь уже городской почты. Отдышаться и восстановить дыхание. Кажется, прошло всего несколько минут, может меньше.

"Но очухаться и перезарядиться они уже успели. Значит, прыгать обратно на ту же улицу не имеет смысла".

Бросок на противоположный скат, и вот уже белая фигура оказалась в темном переулке за почтой. Прекрасная движущаяся мишень — мучная пыль предательски окрасила Ловца с ног до головы, — стреляй, не хочу. А загадочные "они" явно хотели попрактиковаться, буквально жаждали.

Падение и кувырок. Две стрелы торчали в земле на том самом месте, где только что был Ловец. Стреляли из легких ручных арбалетов. Ловец определил вид оружия по самому простому признаку — стрелы не ушли в землю до конца, их хвостики дрожали над землей. Если бы у нападающих были тяжелые ножные арбалеты, то шансов у Ловца было бы гораздо больше. Пока стрелки перезарядятся, уперев оружие в землю, он бы им уж головы поотворачивал.

"Били по ногам. — Ловец бежал вдоль заборов в сторону ворот. — Хотят взять живьем, пусть и раненного".

Такой расклад его не устраивал. Плохо было и то, что его никто не преследовал. Они так и остались на своем посту. О чем это говорит?

"Впереди меня ждут".

Резкий поворот налево. Втиснуться в помойную щель между домов. Канализации в этом центре вселенной, конечно же, нет. Да и зачем, когда можно все естественные и неестественные отходы сливать в такие вот щели. Вонь страшная, болезни опять же, но…

"Вонь?"

Карабкаясь вверх, Ловец обратил внимание на то, что не чувствует запаха. Совсем. Когда он забрался в окошечко для слива помоев, осознание странной обонятельной анемии приобрело устойчивость, а когда он скатился по лестнице в комнату к сапожнику, его уже разбирал хохот.

Смех буквально душил его, словно рвотный рефлекс, накативший волной откуда-то снизу живота. Сводило желудок, ноги не держали, — очень хотелось отдаться такому же радостному наслаждению, какому предавались башмачник, его жена и трое детишек.

— Ха — ха — ха — ха!!! — Семейство мирных обывателей каталось по полу и хрипло, на разные голоса, смеялось пятью разинутыми ртами.

Отчаянным усилием он доковылял до шкафа, где ровными рядами стояла разномастная обувь. Он даже не знал, зачем он туда направился. Казалось, что движение, пусть и бессмысленное, продлит вменяемую жизнь. Но Ловец ошибся. Смех рвался наружу, разрывая горло, и вместе с ним уходили последние силы для сопротивления чувству радости и дикому восторгу. Конец. Ловца ждала та же участь — собирать грязь с пола и смеяться до срыва голосовых связок.

— Ха — ха — ха — ха!!!

И все же. И все же Ловец оказался способен мыслить. Падая на колени, он ударился локтем об угол и заметил, что смех на мгновение отступил. Он приподнялся и рухнул на пол еще раз. Ожидаемого эффекта не получилось. Стало понятно, что не будет ничего хорошего, если бы он как заведенный вскакивал и тут же валился на плохо обструганные доски пола мастерской.

"А вот…" — Ха — хи — ха — хрю!.. — "Когда я ударился…" — Хи — хи — хи!!!.. — "И мне было больно…".

Ловец дотянулся до шила, валявшегося рядом со сломанной табуреткой, и уколол себе ладонь. Больно. Уколол еще раз. Очень больно. Смех резко оборвался.

— Уши бы оборвал тому, кто это придумал. — Недавно выпитый кофе полился обратно. — Э — э — э… Хи — хи — хи…

Пришлось колоть себя еще раз. Потом подобрался к уже хрипящему ремесленнику и резко ткнул его в задницу.

— Ма-ма-ть, твою! — Сто процентный эффект.

— Давно на-хи-хи-чалось?

— Да-а-ха-ха! Ай! — Тыкать пришлось не только себя, и он не испытывал удовольствия от такого использования костлявой пятой точки башмачника.

— Понял, что надо делать?

— Не дурак.

Ловец воткнул шило рядом с лицом мужика и достал уланский стилет. Готовый сорваться смешок прогнал аккуратным неглубоким порезом ладони. Надо было попытаться оглядеться с помощью особых возможностей и без гомерического хохота.

Ничего, кроме холодной синевы, он не увидел. Ловец ожидал чего угодно, но только не этого. Смех, вообще-то, похож на слоеный пирог из ярко красного и ярко зеленого, и логично было бы предположить, что эти цвета должны бушевать как штормящее море.

Ничего. То есть присутствие полного отсутствия. Ловец не смог увидеть даже ползающего рядом башмачника, который по свидетельству всевозможных учебников и наставлений просто обязан выделяться черным пятном своей неспособности к магии. С тем же результатом посмотрел сквозь стену.

"Бред какой-то!"

Ловец встал и подошел к окошку, светящему лучиной на уровне ног прохожих. Выглянул на улицу. Напрягать свои и так растраченные магические силы не стал — все равно бесполезно. Трое. Опять трое. Стоят на улице. Арбалеты. Ждут.

— Ладно, смехачи. Дождались.

Они действительно поджидали беглеца из подозрительного дома в центре городка. Их предупредили, что возможны неожиданности, так что деться ловкач никуда не мог. Если и не на них выскочит, то к другой заставе. Попадется.

Ловец даже не понял, что больше всего его разозлило: спокойствие уверенных в себе людей, или то, что пришлось сыпануть в порез на ладони соли, в поисках которой он перебил половину горшков на полках маленькой кухоньки ремесленника.

Вышел он спокойно, не таясь. Скрипнула дверь и три блестящих наконечника стрел уперлось ему в грудь.