Людовик нахмурился.

– У Рауля есть жена. Он не может жениться.

– Он забыл об этом, когда соблазнял мою сестру, – едко напомнила она. – У него есть жена, но они давно живут порознь.

– Она племянница Тибо Шампанского.

– Верно, и этот Тибо дважды бросил тебе вызов и обращался с тобой как с пустым местом. Если бы они поженились, Петронилла была бы в безопасности со своим избранником, и тебе не пришлось бы отсылать Рауля. Недовольных придется успокоить, но в конце концов у людей не останется другого выбора, кроме как принять этот брак.

Людовик погрыз костяшку большого пальца.

– Тебе лишь нужно аннулировать брака Рауля, чтобы он и Петронилла могли пожениться, – сказала она мягко и убедительно. – И все решится.

Людовик нахмурился еще сильнее.

– Возможно, это так, – медленно произнес он, – но нам придется найти епископов, готовых аннулировать брак.

– Я подумала и об этом. Епископ Нуайона – кузен Рауля, а епископы Лана и Санлиса будут не против помочь.

Епископы, которых можно подкупить, другими словами, или которые во всем ищут свой интерес. Они оба понимали, о чем идет речь, но Алиенора была полна решимости сделать все возможное, чтобы помочь Петронилле. Конечно, сопротивление неизбежно, но раз Людовик принял решение, можно было рассчитывать на то, что он доведет дело до конца. Конечно, супруг скорее захочет уязвить Тибо Шампанского, а вовсе не устроить будущее Петрониллы, но это не имело значения.

– Хорошо, я напишу им, – отрывисто сказал Людовик, – но будем все держать в тайне, пока не договоримся со всеми. Твоей сестре и Раулю не повредит потратить время на раскаяние, не зная об этом плане.

– Как пожелаешь.

– Ты все обдумала еще прежде, чем пришла ко мне?

Она подняла на него глаза и положила руки ему на грудь.

– Кое-что, – ответила она. – Я беспокоилась о них, вот и все, и хотела поговорить с тобой. Ты всегда знаешь, что делать.

С блеском в глазах он обнял ее за талию и поцеловал. Мысль о том, чтобы унизить Тибо Шампанского через его племянницу наполнила его чувством власти и королевской праведности, что вылилось в неожиданно сильное сексуальное желание. Кроме того, ему хотелось поставить жену на место.

Алиенора охотно поддалась его возбуждению, ведь ей удалось добиться своего; она решила проблему Петрониллы и Рауля, и, возможно, на этот раз ей повезет зачать ребенка.

Холодный дождь превратил многолюдные улицы Парижа в мерзкую, зловонную жижу. Никто не мог выйти в город по делам, не испачкав обуви и одежды. Даже если обходить и перепрыгивать лужи, от брызг из-под колес было не скрыться.

Во дворце ставни были открыты, чтобы впустить дневной свет, но они также впускали вонь из города, смешанную с неприятным запахом затхлых камней, и сырость холодной, влажной осени.

Завернувшись в теплую мантию, подбитую шкурками русских белок, Алиенора сидела у камина в своих покоях, держа в руках документ с несколькими печатями, свисающими со шнуров у основания; несмотря на мрачный день и вонь, она улыбалась.

Дверь открылась, и вошла Петронилла, за ней следовал ее обычный эскорт придворных дам – важных и суровых матрон. Петронилла расстегнула накидку на груди и сорвала головной убор, открыв длинные каштановые косы.

– Все! Кончено! – Ее глаза вспыхнули. – Я белее новорожденного ягненка. Все утро я омывала ноги беднякам после того, как они пробирались через эту вонючую трясину. Я подавала им хлеб и милостыню и прикасалась к их язвам. – Она поморщилась. – Я вдыхала их вонь и выдыхала ее с молитвой. Я склоняла голову и молила о прощении. – Она бросила на сестру вызывающий взгляд. – Я просила прощения не за то, что любила Рауля; я просила простить меня, потому что мне надоело, что люди отворачиваются от меня. Я такая же, как раньше, но теперь все меня ненавидят.

– Никто не испытывает к тебе ненависти. – Алиенора старалась не выдать своего нетерпения. – Садись рядом.

Петронилла вздохнула и бросилась к Алиеноре. Она взяла вышивку, над которой трудилась перед уходом в церковь. Это был подол туники, наполовину расшитый зелеными шелковыми акантовыми завитками.

– Послушай, – сказал Алиенора. – Не знаю, интересно ли тебе, но мы с Людовиком выясняли, можно ли расторгнуть брак Рауля, и похоже, что все получится.

Петронилла уронила шитье на колени.

– Расторгнуть брак? – сказала она, округлив глаза.

– Я не хотела говорить тебе раньше, пока все не выяснится окончательно, да и вы должны были покаяться, но мы нашли трех епископов, которые согласились расторгнуть брак Рауля. – Она постучала пальцем по пергаменту в своей руке. – Если все пройдет хорошо, ты и Рауль сможете пожениться, как только мы все уладим.

Петронилла прижала руки к груди, словно удерживая сердце внутри тела, и ахнула. Когда Алиенора, встревожившись, склонилась к ней, девушка лишь покачала головой и ликующе рассмеялась.

– Я знала, что ты меня не подведешь! Как бы то ни было, мы одной крови. Это чудо. Я все время молилась об этом, пока стояла на коленях в церкви и омывала ноги бедным! – Она обняла Алиенору и поцеловала ее. – Спасибо, сестра, спасибо!

Алиенора обняла ее в ответ, ей на глаза навернулись слезы – она любила сестру, что бы та ни натворила.

– Я обещаю вести себя хорошо. Я буду самой лучшей женой на всем свете! – поклялась Петронилла. – Мы снова сестры, как и прежде!

Но Алиенора знала, что как прежде никогда не будет – слишком многое изменилось, слишком многое сказано и сделано; и все же было так приятно чувствовать объятия Петрониллы и знать, что хотя бы некоторые связи между ними, пусть и потрепанные, остались.

– А как же Рауль? – спросила Петронилла. – Он знает?

– Людовик ему сообщит. Мы ждали ответа от епископов. – Алиенора предостерегающе подняла указательный палец. – Предупреждаю тебя, многие будут против. Тибо Шампанский не согласится, потому что это оскорбление его рода. Они с Людовиком и так в плохих отношениях из-за Тулузы, все будет только хуже. Подозреваю, что граф призовет своих священников, чтобы опровергнуть мнение наших.

– Им это не удастся, – сказала Петронилла, энергично покачав головой. Она снова обняла Алиенору. – Обещаю, что теперь, когда у меня есть Рауль, я никогда не попрошу ничего другого до конца жизни! Теперь у меня есть все!

Алиенора улыбнулась одними губами, потому что получить «все» – не так уж и хорошо. Это значит – есть что терять.

Рауль с трепетом вошел в покои Людовика. Окинув комнату быстрым взглядом, он убедился, что слуг отослали. Однако собрались аббат Сугерий, брат Людовика Роберт де Дрё и его дяди Гильом де Монферрат и Амадей Морьенский.

– Сир. – Рауль опустился на колени и склонил голову.

Он уже несколько дней не видел Людовика. За ним по-прежнему внимательно следили, хотя уже не держали под строгим домашним арестом. Он ощутил тяжесть неодобрения недавних добрых знакомых; вытесненный из ближнего круга короля, он стал беззащитен. Тех, кто теряет королевское расположение, убрать легко.

Людовик приказал ему встать.

– Вы здесь для того, чтобы ответить на вопрос о вашем поведении с сестрой королевы, – ледяным тоном сказал он.

Рауль склонил голову.

– Сир, моя жизнь в ваших руках. Я не надеюсь на помилование. Я сделаю все, чтобы искупить свою вину.

Людовик презрительно усмехнулся.

– В этом я не сомневаюсь. Вы никогда не лезли за словом в карман, но давайте надеяться, что на этот раз ваши слова не разойдутся с делом.

Рауль прочистил горло.

– Сир.

– Это дело семейное и в то же время государственное, – сказал Людовик. – Все мои решения отзываются далеко за стенами этой комнаты. Чтобы искупить вину, вы должны жениться на сестре королевы.

Рауль уставился на Людовика в ошеломленном молчании.

– Я нашел трех епископов, включая вашего кузена, готовых признать брак с Леонорой недействительным, что оставляет вам право жениться на госпоже Петронилле. – Людовик скривил губы. – Я бы хотел иного, но это, похоже, лучшее решение.