Тем временем в Hispania Ulterior Муммий, который какое-то время «опасался выйти в поле прежде, чем укрепит боевой дух своих воинов»^{86},[38] возвратил себе свободу действий. Причиной этого было, по-видимому, то, что отряды Кайсара, которые не являлись регулярной армией, решили вернуться на родину к северу от Тахо после того как благодаря своей победе и, несомненно, успешной осаде прибрежных городов захватили богатую добычу. Однако это отнюдь не устраняло лузитанскую угрозу полностью. Одновременно с описываемыми событиями лузитаны из области к югу от Тахо напали на земли кунеев^{87} в южной Португалии, которые относились к римской провинции. Ими предводительствовал некий Кавкен. Конисторгис — очевидно, главный город кунеев^{88} — был взят, о противодействии же со стороны римлян ничего не известно (Арр. Iber., 57, 239). Вскоре лузитанам пришлось оставить Конисторгис, поскольку в 151 г. там уже зимовали войска Сервия Сульпиция Гальбы (Арр. Iber., 58, 246). Судя по всему, операции лузитан исчерпывались рейдами, набегами и грабежами. Пока Муммий занимался тем, что усиливал свою армию с помощью рекрутских наборов (через какое-то время он располагал уже 9000 пехотинцев и 500 всадников: Арр. Iber., 57, 241), лузитаны смогли беспрепятственно переправиться в через Гибралтарский пролив в Африку — возможно, во избежание столкновения с римскими войсками, по сравнению с которыми они чувствовали себя недостаточно сильными. В Африке они разделились: одна их часть начала опустошать сельскую местность, другая осадила город Окилу (Арр. Iber., 57, 240)[39]. Этот уход из родных краев и боевые действия в стране, находившейся лишь в очень слабой зависимости от римлян и Массиниссы (ср. Арр. Lib., 68, 306), показывает, что походы лузитан в эти годы ни в коем случае нельзя рассматривать как национальную оборону против римлян. Это была военная экспансия скудно наделенной природой и явно перенаселенной страны, направленная против соседних земель, в которых можно было захватить хоть какую-нибудь добычу. Эти походы, целью которых являлось также приобретение территорий для поселения, каковых часто не хватало, таили в себе опасность утраты связи с родиной и соответственно сравнительно легкого их разгрома.

Между тем события в Испании[40] оказались связаны с событиями в Африке и по другой причине. Карфагеняне, находившиеся в давней вражде с поддерживаемым римлянами нумидийским царем Массиниссой, внимательно следили за положением на западе. Несомненно, в Карфагене знали о поражении римлян в 154 г., как и об обострении обстановки в Кельтиберии, отправке туда консульской армии и переносе сроков вступления консулов в должность (на это указывает Ап-пиан (Lib., 68, 306), о поражении же в Кельтиберии в 153 г., напротив, там едва ли было известно). Карфагеняне воспользовались ситуацией и «в то время как римляне вели войну с иберами» напали на подданных Массиниссы. Момент оказался особенно удачным еще и потому, что сам Массинисса поспешил послать на помощь римлянам одного из своих сыновей, который был блокирован «другими иберами» (Арр. Lib., 68, 306). И кроме того, нумидийский царь направил на подмогу римлянам в Испанию отряд в 300 всадников и 10 слонов (Арр. Iber., 46, 198, в конце августа они были в Испании), которые также ему пригодились бы. Весьма вероятно, что осада Окилы идентична блокаде сына Массиниссы «другими иберами»^{89}. Легкость успехов римлян в Африке, видимо, объясняется помощью со стороны Массиниссы.

Теперь военное счастье, по сути, отвернулось от лузитан. Муммий с усиленным войском начал преследовать Кавкена через пролив (Арр. Iber., 57, 141) — он переправился на кораблях со своими солдатами из Hispania Ulterior. Начиная с данного момента, до нас дошли сведения только о его успехах (это вполне возможно, поскольку лузитаны теперь действовали на враждебной им территории и к тому же разделив силы). Прежде всего, Муммий обрушился на грабившие страну банды и уничтожил часть из них, будто бы 15 000 врагов (Арр., Loc. cit.) — число, обусловленное требованиями, которые предъявлялись к полководцам, претендовавшим на триумф^{90},[41] — и Муммий отпраздновал его по возвращении на родину (Арр. Iber., 57, 243. Как homo novus — Veil. Pat., 1,13, 2; II, 128, 2 — он едва ли ожидал, что получит такое отличие). Затем ему удалось снять осаду с Окилы. Враги понесли при этом потери, которые переданы в источнике неопределенными величинами (App. Iber., 57, 241: «некоторые»). Одновременно он полностью уничтожил отряд нагруженных добычей грабителей[42]. С добычей Муммий поступил по доброму обычаю полководцев: разделил между воинами то, что можно было унести, а остальное сжег в честь богов войны (App. Iber., 57, 242; Сулла — App. Mithr., 45, 176; Сципион Эмилиан в честь Арея и Афины — Lib., 133, 632; Марий — Plut. Mar., 22, 1). По римским понятиям, в конечном счете Муммий более или менее успешно исполнял свои обязанности и заслужил в награду за свою деятельность триумф (ср.: Eutrop., IV, 9, 1: inseqenti anno L. Mummius in Lusitania bene pugnavit; см. выше, с. 32).

Совершенно иначе складывалась обстановка после прекращения переговоров в Кельтиберии. 21 августа Кар был избран кельтиберами предводителем. Тем временем приближался с сильным войском Квинт Фульвий Нобилиор. Последующие события демонстрируют сколь энергичное, столь и осмотрительное руководство военными действиями со стороны Кара. На третий день после избрания, т. е. 23 августа, состоялось сражение (день Вулканалий: App. Iber., 45, 187; CIL, I², р. 219, 225, 240, 270)^{91}. Римское войско, чьи колонны растянулись на многие километры, было атаковано на марше кельтиберами из засады. Место битвы находилось в 15 километрах к югу от Нуманции в долине реки Бальдано, небольшого левого притока Дуэро. Удар был нанесен с лесистого юго-восточного склона Монте де Матамала и Сьерра де Сайта Ана против левого фланга находившейся на марше армии. Римляне, несмотря на неготовность к отражению атаки, защищались храбро, но, в конце концов, были обращены в бегство, потеряв 6000 одних только римских граждан — больше целого легиона (Арр. Iber., 45, 185; если италийские контингента понесли такие же потери — а имелась, возможно, какая-то убыль и до этого, — то в строю осталось менее 20 000 человек)[43]. Подошедшая затем римская конница, прикрывавшая обоз, в какой-то степени восстановила положение. Кавалерия атаковала кельтиберов, в беспорядке преследовавших воинов Нобилиора, и нанесла им столь же большие потери. Погибло предположительно 6000 испанцев. Тяжелой утратой для кельтиберов была смерть их храбро сражавшегося вождя Кара (Арр. Iber., 45, 186). С наступлением темноты битва прекратилась. Этот день, праздник Вулканалий, с тех пор считался в Риме несчастливым^{92}.[44]

Кельтиберы еще ночью вернулись в Нуманцию и сразу же выбрали себе новых вождей — Амбона и Левкона. Нобилиор три дня шел вслед за противником (Арр. Iber., 46, 188). Теперь он явно стремился занять прочную позицию, чтобы оттуда возобновить борьбу с Нуманцией. Остатки возведенного им (и, как оказалось, весьма тщательно выстроенного) лагеря были обнаружены во время раскопок на холме Гран Аталайя в 6 км к востоку от Нуманции (лагерь III из числа обнаруженных там римских лагерей)^{93}.[45] Место для него было выбрано удачно и господствовало над обеими дорогами, ведущими в долину Эбро (в Калагуррис, ныне Калаорра, и Бальсио, близ совр. Галлура). Правда, одним из флангов Нуманция сообщалась с Окилисом, важным пунктом снабжения римлян на дороге через долину Халона в Нуманцию[46]. Сразу определились две линии подвоза (прямая дорога от Эбро уже использовалась нумидийскими вспомогательными войсками, см. ниже, гл. I, § 4). Новые переговоры, которые, как представляется, были начаты по инициативе нумантинцев, вновь не дали никаких результатов, поскольку Нобилиор настаивал на своем требовании deditio^{94}.[47] Благодаря краткому затишью римляне смогли спокойно и тщательно обустроить свой лагерь. Нобилиор между тем получил подкрепление в 300 всадников и 10 слонов от Массиниссы. Это пополнение кавалерией было весьма кстати для римлян (Арр. Iber., 46, 189)[48]. Кроме того, удалось пока скрыть от кельтиберов присутствие слонов — на это, как кажется, указывает то обстоятельство, что пополнение шло по прямому пути вверх по Эбро и затем через Бальсио к Гран Аталайя[49].