Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

- Да, - ответил индеец, понявший Гленарвана. И он добавил по-испански: - Таука - хорошая лошадь! Быстроногая! Увлечет за собой волков.

- О, Талькав! - воскликнул Гленарван.

- Скорей, скорей! - торопил индеец.

- Роберт! Мальчик мой! Ты слышишь? - сказал Гленарван Роберту дрожащим от волнения голосом. - Он хочет пожертвовать собой ради нас! Хочет умчаться в пампу и увлечь за собой всю стаю.

- Друг Талькав! - крикнул Роберт, бросаясь к ногам патагонца. - Друг Талькав, не покидай нас!

- Нет, он нас не покинет, - сказал Гленарван и, обернувшись к индейцу, добавил: - Едем вместе!

И он указал на обезумевших от страха лошадей, прижавшихся к столбам частокола.

- Нет, - возразил индеец, понявший его намерение. - Плохие лошади. Перепуганные. Таука - хороший конь.

- Ну что ж, пусть будет так! - сказал Гленарван. - Талькав не покинет тебя, Роберт. Он показал мне, что я должен сделать. Я должен ехать, а он - остаться с тобой!

И, схватив за уздечку Тауку, он сказал:

- Поеду я!

- Нет, - спокойно ответил патагонец.

- Поеду я! - воскликнул Гленарван, вырывая из рук Талькава повод. - Спасай мальчика! Доверяю тебе, Талькав!

Гленарван в своем возбуждении перемешивал испанские слова с английскими. Но что значит язык! В такие грозные мгновения жест бывает красноречивей слов, люди сразу понимают друг друга.

Однако Талькав не соглашался, спор затягивался, а опасность с секунды на секунду возрастала. Изгрызанные колья частокола уже трещали под натиском волков.

Ни Гленарван, ни Талькав не склонны были уступить друг другу. Индеец увлек Гленарвана ко входу в загон; он указывал ему на свободную от волков равнину. Своей страстной речью он хотел втолковать Гленарвану, что нельзя терять ни секунды и что в случае неудачи в наибольшей опасности окажутся оставшиеся, что он лучше всех знает Тауку и он один сумеет использовать для общего спасения изумительную легкость и быстроту ее бега. Но Гленарван в ослеплении упорствовал: он во чтобы то ни стало хотел пожертвовать собой, как вдруг что-то сильно толкнуло его. Таука прыгала, взвивалась на дыбы и внезапно, рванувшись вперед, перелетела через огненную преграду и трупы волков, и уже издали до них донесся детский голос:

- Да спасет вас бог, сэр!

Гленарван и Талькав едва успели заметить Роберта, вцепившегося в гриву Тауки, - он промелькнул и исчез во мраке.

- Роберт! Несчастный! - вскричал Гленарван.

Но этого крика не расслышал даже индеец: раздался ужасающий вой. Красные волки бросились вслед за ускакавшей лошадью и помчались с невероятной быстротой на запад.

Талькав и Гленарван выбежали за ограду рамады. На равнине уже снова воцарилась тишина, лишь вдали среди ночного мрака смутно ускользала какая-то волнообразная линия.

Потрясенный Гленарван, ломая в отчаянии руки, упал на землю. Он взглянул на Талькава. Тот улыбался с обычным спокойствием.

- Таука - хорошая лошадь! Храбрый мальчик! Он спасется! - повторял патагонец, утвердительно кивая головой.

- А если он упадет? - спросил Гленарван.

- Не упадет!

Несмотря на уверенность Талькава, несчастный Гленарван провел ночь в страшной тревоге. Он и не думал о том, от какой опасности он избавился с исчезновением волков. Он порывался пуститься на поиски Роберта, но индеец удерживал его. Он убеждал его, что их лошади не догонят Тауку, что она, конечно, опередила своих врагов, что найти ее в темноте невозможно и что следует дождаться рассвета и только тогда ехать на поиски Роберта.

В четыре часа утра начала заниматься заря. Сгустившиеся на горизонте туманы постепенно светлели.

Прозрачная роса пала на равнину, и высокие травы зашелестели от предрассветного ветерка. Пора было отправляться в путь.

- В дорогу! - сказал индеец.

Гленарван молча вскочил на лошадь Роберта. Вскоре всадники уже неслись галопом на запад, придерживаясь прямого направления, от которого не должен был отклоняться и второй отряд.

В течение часа они мчались, не замедляя хода, ища глазами Роберта, и на каждом шагу боялись натолкнуться на его окровавленный труп. Гленарван безжалостно погонял шпорами коня. Наконец, послышались ружейные выстрелы, стреляли через определенные промежутки времени, очевидно подавая сигнал.

- Это они! - воскликнул Гленарван.

Оба всадника пришпорили коней и несколько минут спустя доскакали до отряда, предводительствуемого Паганелем. У Гленарвана вырвался крик радости: Роберт был здесь, живой, невредимый, верхом на великолепной Тауке, весело заржавшей при виде хозяина!

- Ах, мое дитя! Мое дитя! - с невыразимой нежностью воскликнул Гленарван.

Он и Роберт соскочили на землю и бросились в объятия друг другу.

Затем наступила очередь индейца прижать к груди мужественного сына капитана Гранта.

- Он жив! Он жив! - восклицал Гленарван.

- Да, - ответил Роберт, - благодаря Тауке!

Но еще до того, как индеец услышал эти полные признательности слова, он уже благодарил своего коня - говорил с ним, целовал его, словно в жилах этого благородного животного текла человеческая кровь.

Затем, обернувшись к Паганелю, патагонец указал на Роберта.

- Храбрец! - сказал он и, пользуясь индейской метафорой для определения отваги, добавил: - Шпоры его не дрожали.

- Скажи, дитя мое, почему ты не дал мне или Талькаву сделать эту последнюю попытку спасти тебя? - спросил Гленарван, обнимая Роберта.

- Сэр, - ответил мальчик, и в голосе его звучала горячая благодарность, - на этот раз за мной была очередь пожертвовать собой. Талькав уже спас однажды мне жизнь, а вы спасете жизнь моего отца!

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Аргентинские равнины

Как ни радостна была встреча, но после первых излияний Паганель, Остин, Вильсон, Мюльреди, все, за исключением, быть может, одного майора Мак-Наббса, почувствовали, что умирают от жажды. К счастью, Гуамини протекала невдалеке. Путешественники немедленно двинулись в путь, и в семь часов утра маленький отряд достиг загона. При виде нагроможденных у входа волчьих трупов легко можно было представить себе, сколь яростна была атака врага и сколь энергична оборона.

Когда путешественники утолили жажду, то их угостили в ограде загона чрезвычайно обильным завтраком. Филе нанду было признано очень вкусным, а тату, зажаренный в собственном панцыре, - изысканным лакомством.

- Вкушать такие изумительные яства в умеренном количестве было бы неблагодарностью по отношению к провидению, - заявил Паганель. - Долой умеренность!

И он действительно наелся до отвала, но здоровье его от этого не пострадало благодаря воде Гуамини, которая, по мнению ученого, обладала свойствами, чрезвычайно способствующими пищеварению.

В десять часов утра Гленарван, не желая повторять ошибку Ганнибала, чрезмерно задержавшегося в Капуе, подал сигнал к отъезду. Бурдюки наполнили водой, и отряд тронулся в путь. Отдохнувшие, сытые лошади быстро мчались вперед и почти все время скакали легким галопом. Местность, благодаря близости воды более влажная, стала и более плодородной, но столь же необитаемой.

2 и 3 ноября прошли без всяких приключений. Вечером 3-го числа путешественники, уже привычные к длинным переходам, сделали привал на границе между пампой и провинцией Буэнос-Айрес. Отряд покинул бухту Талькауано 14 октября. Таким образом, он сделал за двадцать два дня переход в четыреста пятьдесят миль; иными словами, уже две трети пути были, к счастью, пройдены.

Утром следующего дня путешественники перешли условную границу, отделяющую аргентинские равнины от пампы. Именно тут Талькав надеялся встретить касиков, в руках которых - в чем он был уверен - находятся Гарри Грант и его два товарища по плену.

Из четырнадцати провинций, составляющих Аргентинскую республику, провинция Буэнос-Айрес самая обширная и самая населенная. На юге между шестьдесят четвертым и шестьдесят пятым градусами она граничит с индейской территорией. Почва этой провинции чрезвычайно плодородна, климат необыкновенно здоровый. Она представляет собой почти идеально гладкую равнину, простирающуюся до подножия гор Тандиль и Тапалькем, покрытую злаками и бобовыми кустарниковыми растениями.

35
{"b":"227491","o":1}