- Ясно, - сказал Паганель.

- Однако ничего в уцелевших обрывках слов не указывает на Новую Зеландию, - возразил Гленарван.

- На это я не могу ничего вам ответить, - сказал боцман.

- Хорошо, Айртон, - промолвил Гленарван, - вы сдержали слово, я тоже сдержу свое. Обсудим вопрос о том, на каком из островов Тихого океана вас высадить.

- О, это мне безразлично, - сказал Айртон.

- Ступайте в свою каюту и ждите там нашего решения, - сказал Гленарван.

Боцман удалился под конвоем двух матросов.

- Этот негодяй мог бы быть настоящим человеком, - промолвил майор.

- Да, - согласился Гленарван. - Это человек умный, с сильным характером. Как жаль, что его способности направлены в дурную сторону.

- А Гарри Грант?

- Боюсь, что он погиб. Бедные дети! Кто может сказать, где их отец?

- Я, - отозвался Паганель. - Да, я!

Читатель заметил, что географ, обычно столь словоохотливый, столь нетерпеливый, не проронил ни одного слова во все время допроса. Он молча слушал. Но произнесенная им короткая фраза стоила многих. Гленарван был поражен.

- Вы, Паганель? Вы знаете, где капитан Грант? - воскликнул он.

- Да, насколько это возможно знать, - ответил географ.

- А откуда вы это узнали?

- Все из того же документа.

- А-а… - протянул майор тоном полнейшего недоверия.

- Вы сперва послушайте, Мак-Наббс, а потом пожимайте плечами, - заметил географ. - Я до сих пор молчал, потому что знал, что вы все равно мне не поверите. Говорить было бесполезно, но если я сейчас решаюсь на это, то только потому, что слова Айртона подтвердили мои предположения.

- Итак, вы полагаете, что в Новой Зеландии… - начал Гленарван.

- Выслушайте и судите сами, - отвечал Паганель. - Ведь ошибка, которая спасла нас, была сделана мною не случайно, не без оснований, вернее, «основания». В то время как я писал под диктовку Гленарвана это письмо, слово «Зеландия» не выходило у меня из головы, и вот почему. Помните, когда мы все ехали в фургоне, то Мак-Наббс рассказывал миссис Гленарван о каторжниках, о крушении у Кемденского моста? При этом он дал ей прочесть номер «Австралийской и Новозеландской газеты», где описывалась эта катастрофа. В тот момент, когда я дописывал письмо, газета лежала на полу таким образом, что в ее заголовке можно было прочитать два слога - «ландия». И вдруг меня осенила мысль, что «ландия» документа является частью слова «Зеландия».

- Что такое? - вырвалось у Гленарвана.

- Да, - продолжал Паганель тоном глубокого убеждения, - это толкование не приходило мне в голову. И знаете почему? Да потому, что я изучал французский экземпляр документа, более полный, чем другие, а в нем-то это важное слово как раз отсутствует.

- Ой-ой! Какой вы фантазер, Паганель! - промолвил Мак-Наббс. - Как легко вы забываете свои предшествующие выводы!

- Пожалуйста, майор, я готов отвечать на ваши вопросы.

- Тогда скажите мне, что обозначает слово austral?

- То же, что и раньше: «южные страны».

- Хорошо! А обрывок слова indi, который вы сначала считали частью indiens - «индейцы», а потом частью indigиnes - «туземцы»? А теперь как вы его понимаете?

- Третье и последнее толкование таково: оно является корнем слова indigenes - «нужда».

- А contin? Означает попрежнему «континент»? - воскликнул Мак-Наббс.

- Нет, поскольку Новая Зеландия только острова.

- Тогда как же? - спросил Гленарван.

- Дорогой сэр, я сейчас прочту вам документ в моем новом, третьем толковании, а вы судите сами. Но прошу о следующем: во-первых, постарайтесь забыть, насколько возможно, все прежние толкования и отбросьте предвзятые мнения; во-вторых, имейте в виду, что некоторые места покажутся вам несколько вольноистолкованными; таково, например, слово agonie, которое я никак не могу истолковать иначе. Но эти места никакого значения не имеют. К тому же мое толкование зиждется на французском тексте документа, который писал англичанин, а ему некоторые особенности чужого языка могли быть чужды. Теперь, после этого предуведомления, я начинаю.

И Паганель медленно и внятно прочел следующее:

- «Двадцать седьмого июня тысяча восемьсот шестьдесят второго года трехмачтовое судно «Британия», из Глазго, после долгой агонии потерпело крушение в южных морях, у берегов Новой Зеландии (по-английски Zealand). Двум матросам и капитану Гранту удалось добраться до берега. Здесь, терпя постоянно жестокие лишения, они бросили этот документ под… долготы и тридцать седьмым градусом одиннадцатой минутой широты. Окажите им помощь, или они погибнут».

Паганель умолк. Подобное толкование документа было вполне допустимо. Но именно потому, что оно было столь убедительным, как и первые толкования, оно могло быть столь же ошибочным.

Гленарван и майор не стали его оспаривать.

- А так как следы «Британии» не были найдены ни у берегов Патагонии, ни у берегов Австралии, там, где проходит тридцать седьмая параллель, то все преимущества на стороне Новой Зеландии.

Это последнее замечание географа произвело сильное впечатление на его друзей.

- Скажите, Паганель, - спросил Гленарван, - почему вы почти два месяца держали это новое толкование в тайне?

- Потому что я не хотел зря обнадеживать вас. К тому же ведь мы все равно плывем в Окленд, лежащий на той широте, которая была указана в документе.

- Ну, а потом, когда мы от этого пути отклонились, почему тогда вы тоже молчали?

- Потому что, как бы правильно мое толкование ни было, все равно оно не могло бы помочь спасти капитана Гранта.

- Почему вы так думаете?

- Да потому, что со времени крушения судна прошло два года и капитан не появился, значит он пал жертвой или крушения, или новозеландцев.

- Значит, вы полагаете?… - спросил Гленарван.

- Я полагаю, что, может быть, мы натолкнемся на какие-либо остатки «Британии», но сами потерпевшие крушение погибли.

- Ни слова об этом, друзья мои, - сказал Гленарван. - Предоставьте мне выбрать подходящий момент, чтобы сообщить эту печальную весть детям капитана Гранта.

Команда «Дункана» вскоре узнала, что сообщение Айртона не пролило света на таинственную судьбу капитана Гранта. Все впали в глубокое уныние: ведь на боцмана возлагалось столько надежд, а ему ничего не известно, что могло бы навести «Дункан» на следы «Британии».

Итак, яхта продолжала держаться намеченного курса. Оставалось только выбрать остров, на который можно было бы высадить Айртона.

Паганель и Джон Манглс справились по корабельным картам. Как раз на тридцать седьмой параллели значился уединенный островок Мария-Тереза. Этот скалистый, затерянный среди Тихого океана островок отстоит в трех с половиной тысячах миль от американского побережья и в тысяче пятистах милях от Новой Зеландии. На севере ближайшей к нему землей является архипелаг Туамоту, находящийся под протекторатом Франции; к югу нет никаких земель вплоть до вечных льдов Южного полюса. Ни одно судно не пристает к берегам этого уединенного островка. Никакого отголоска того, что происходит в мире, не долетает до него, лишь буревестники во время дальних перелетов отдыхают здесь, и на множестве карт этот островок, омываемый волнами Тихого океана, вообще не обозначен.

Если где-нибудь на земном шаре и существовало полное уединение, то именно на этом островке, заброшенном в океане, в стороне от всех морских путей. Айртону сообщили о местоположении острова. Боцман согласился поселиться там, вдали от людей, и «Дункан» взял курс к Марии-Терезы. В этот момент яхта находилась как раз на прямой линии от залива Талькауано к острову Марии-Терезы.

Два дня спустя, в два часа дня, вахтенный матрос дал знать, что на горизонте показалась земля. То был остров Марии-Терезы, низкий, продолговатый, едва выступавший из воды, очертаниями своими похожий на огромного кита.