В восемь часов вечера Талькав, ехавший несколько впереди, сообщил, что они приближаются к желанному озеру. Четверть часа спустя маленький отряд спускался по крутому берегу озера Салинас. Но здесь путников ожидало тяжелое разочарование: озеро пересохло.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
В поисках пресной воды
Озером Салинас заканчивается непрерывный ряд лагун, которые связывают Сьерра-Вентана и Сьерра-Гуамини. Некогда многочисленные экспедиции направлялись из Буэнос-Айреса в эти места для добывания соли, так как воды Салинас содержат значительное количество хлористого натрия. Но благодаря жгучему зною вода испарилась, соль осела на дно, превратив озеро в огромное сверкающее зеркало.
Когда Талькав говорил о питьевой воде озера Салинас, то он имел в виду не самое озеро, а пресные речки, впадающие в него во многих местах. Но в данное время и они пересохли. Все выпило палящее солнце. Легко представить себе то подавленное состояние, которое овладело путешественниками, измученными жаждой, когда они достигли высохших берегов озера.
Надо было немедленно принять какое-то решение. Вода, еще сохранившаяся в бурдюках в незначительном количестве, протухла и не могла утолить жажду, А она жестоко давала себя чувствовать. Голод и усталость отступали перед насущной потребностью в воде. Изнуренные путешественники приютились в «рука» [41], кожаной палатке, раскинутой и оставленной туземцами в небольшом овраге. Лошади, лежа на илистых берегах озера, с видимым отвращением жевали водоросли и сухой тростник.
Когда все разместились в рука, Паганель обратился к Талькаву с просьбой сказать, что, по его мнению, следует предпринять. Географ и индеец говорили быстро, но Гленарвану удалось все же разобрать несколько слов. Талькав говорил спокойно. Паганель жестикулировал за двоих. Этот диалог длился несколько минут, затем патагонец скрестил руки на груди.
- Что он сказал? - спросил Гленарван. - Мне показалось, что он советует нам разделиться.
- Да, на два отряда, - ответил Паганель. - Те, у кого лошади от усталости и жажды еле передвигают ноги, пусть как-нибудь продолжают путь вдоль тридцать седьмой параллели. А те, у кого лошади в лучшем состоянии, должны, опередив первый отряд, отправиться на поиски реки Гуамини, которая впадает в озеро Сан-Лукас в тридцати одной миле отсюда. Если вода в этой реке будет в изобилии, то второй отряд подождет первый на берегу. Если же Гуамини тоже пересохла, то отряд направится обратно навстречу товарищам, чтобы избавить их от бесполезного перехода.
- А тогда что делать? - спросил Том Остин.
- Тогда придется спуститься на семьдесят пять миль к югу, к отрогам Сьерра-Вентана, а там рек очень много.
- Совет неплох, - ответил Гленарван, - и мы немедленно последуем ему. Моя лошадь не очень пострадала от недостатка воды, и я могу сопутствовать Талькаву.
- О милорд, возьмите меня с собой! - взмолился Роберт, словно дело шло об увеселительной прогулке.
- Но не будешь ли ты отставать, мой мальчик?
- О нет! У меня хорошая лошадь. Она так и рвется вперед… Так как же, сэр… Прошу вас!
- Хорошо, едем, мой мальчик, - согласился Гленарван, радуясь, что ему не придется расставаться с Робертом. - Не может быть, чтобы нам втроем не удалось найти какого-нибудь источника свежей и чистой воды!
- А я? - спросил Паганель.
- О, вы, милейший Паганель, вы останетесь с запасным отрядом, - отозвался майор. - Вы слишком хорошо знаете и тридцать седьмую параллель, и реку Гуамини, и пампу, чтобы покинуть нас. Ни Мюльреди, ни Вильсон, ни я - никто из нас не сумеет добраться до того места, которое Талькав назначит для встречи, а под предводительством храброго Жака Паганеля мы смело двинемся вперед.
- Приходится покориться, - ответил географ, очень польщенный тем, что его поставили во главе отряда.
- Только не будьте рассеянны, - прибавил майор, - и не заводите нас в такие места, где нам нечего делать, ну хотя бы к берегам Тихого океана!
- А вы заслуживаете этого, несносный майор! - смеясь, ответил Паганель. - Но скажите мне, дорогой Гленарван, как вы будете объясняться с Талькавом?
- Полагаю, что нам с патагонцем не придется разговаривать, - ответил Гленарван, - но в каком-нибудь экстренном случае тех испанских слов, которые я знаю, хватит для того, чтобы мы поняли друг друга.
- Так в путь, мой достойный друг! - ответил Паганель.
- Сначала поужинаем, - сказал Гленарван, - а затем, если сможем, то немного вздремнем перед отъездом.
Путешественники закусили всухомятку, что мало подкрепило их, а затем улеглись спать. Паганелю снились потоки, водопады, речки, реки, пруды, ручьи, даже полные графины - словом, все, в чем обычно содержится питьевая вода; то был настоящий кошмар.
На следующий день в шесть утра лошади Талькава, Гленарвана и Роберта Гранта были оседланы. Их напоили оставшейся в бурдюках водой, и они пили ее с жадностью, хотя вода была отвратительна на вкус. Затем трое всадников вскочили в седла.
- До свиданья! - крикнули Остин, Вильсон и Мюльреди.
- Главное, постарайтесь не возвращаться! - добавил Паганель.
Вскоре патагонец, Гленарван и Роберт потеряли из виду маленький отряд, оставленный на попечении географа. «Desierto de las Salinas», то есть пустыня озера Салинас, по которой ехали всадники, представляла собой равнину с глинистой почвой, поросшую чахлыми кустами футов в десять вышиной, низкорослыми мимозами, которые индейцы называют «курра-мамель», и кустообразными растениями «юмма», содержащими много соды. Кое-где встречались обширные пласты соли, отражавшие с необыкновенной яркостью солнечные лучи. Если бы не палящий зной, то эти «баррерос» [42] можно было бы легко принять за обледенелые участки земли. Во всяком случае, контраст между сухой, выжженной почвой и сверкающими соляными пластами придавал этой пустыне очень своеобразный и интересный вид.
Совершенно иную картину представляла находящаяся в восьмидесяти милях южнее Сьерра-Вентана, куда, если пересохла река Гуамини, пришлось бы спуститься путешественникам. Этот край, обследованный в 1835 году капитаном Фитц-Роем, главой экспедиции на «Бигле», необыкновенно плодороден. Там расстилаются роскошные, лучшие на индейских землях пастбища. Северо-западные склоны Сьерра-Вентана покрыты пышными травами; ниже расстилаются леса, богатые разнообразными видами древесных пород. Там растет «альгарробо» - разновидность рожкового дерева, стручки которого сушат, перемалывают и готовят из них хлеб, весьма ценимый индейцами; «белое квебрахо» - дерево с длинными, гибкими ветвями, напоминающее нашу европейскую плакучую иву; «красное квебрахо», отличающееся необыкновенной прочностью; легко воспламеняющийся «наудубай», являющийся нередко причиной страшнейших пожаров; «вираро», чьи лиловые цветы имеют форму пирамиды; и, наконец, восьмидесятифутовый гигант «тимбо», под колоссальной кроной которого может укрыться от солнечных лучей целое стадо. Аргентинцы не раз пытались колонизировать этот богатый край, но им так и не удалось преодолеть враждебность индейцев.
Несомненно, такое плодородие говорило о том, что эту местность обильно орошают многочисленные речки, низвергающиеся по склонам горной цепи; даже во время сильнейших засух эти речки не пересыхают, но чтобы добраться до них, следовало продвинуться к югу на сто тридцать миль. Талькав был, несомненно, прав, решив сначала направиться к реке Гуамини: это было значительно ближе и в нужном направлении.
Лошади трех всадников быстро неслись вперед. Эти превосходные животные, видимо, чувствовали инстинктивно, куда направляли их хозяева. Особенно резвой была Таука. Она птицей перелетала через пересохшие ручьи и кусты курра-маммель, испуская звонкое ржанье. Лошади Гленарвана и Роберта, увлеченные ее примером, хотя и более медленной рысью, скакали вслед за ней. Талькав, словно приросший к седлу, служил спутникам таким же примером, каким Таука являлась для коней.
