ПОЧТОВЫЙ ЯЩИК Висит в лесу почтовый ящик. Он с нами вместе всю войну. Его несли из сел горящих И вот — прибили на сосну. В минуты редких передышек, Когда тревожный берег тих, Бойцы поспешно письма пишут И в ящик складывают их. Как боль сыновняя о маме Листки пойдут к родным лугам, И мать дрожащими губами Их прочитает по слогам. …Спешит медлительная почта… Боец, бывает, мертв уже, А голос милого сыночка Неутомимо и бессрочно Звучит у матери в душе. СВИСТИТ ВОЙНА ЖЕЛЕЗОМ В ЛИЦО Свистит война железом в лицо. Ни стать, ни сесть, ни упасть нельзя. Все туже, туже огня кольцо. И давят враги нас, в крови скользя. Но мы и сами — вперед!.. вперед!.. Гаубиц жерла нам в лоб гудят. Глаза заливает соленый пот, И жестче жести губы солдат. И пятится, пятится, пятится враг. И видит сквозь тысячи верст боец, Как грузно рушится в грязь рейхстаг, Как глыбы гранита грызет свинец, Как ржут жеребцы Бранденбургских ворот, И ветры мочалят белый лоскут, И нашим врагам раздирают рот Крики и вопли: «Гитлер — капут!». Не мы заварили весь этот ад, Мы вышибаем лишь клином клин. И жестче жести губы солдат, Губы, в которых «Даешь Берлин!». БОИ ГРЕМЯТ ЕЩЕ В ЕВРОПЕ Бои гремят еще в Европе, И смерть еще свое берет, Но минет время, в свой черед Планета вспомнит об окопе, Откуда мы пошли вперед. В СТАНИЦЕ ПУШКИ… ПЫЛЬ… ОБОЗЫ… В станице пушки… пыль… обозы… Грустит на цепке пес незлой. И мирно пахнет от повозок Травой привядшей и смолой. Бойцы у кухонь с котелками, — Солдатским щам пришел черед. А кто-то точит нож о камень, А кто-то дремлет наперед. Поет цыганка, будто стонет, Звенит монисто из монет. Играет юность на гармони Все о любви, которой нет. Завороженные трехрядкой, Солдаты песенку хрипят. И смотрят девушки украдкой На славных стриженых ребят. Река рыбачьи лодки вертит, Вдали саперы ищут брод. …Как будто ни войны, ни смерти, — К страде готовится народ. В ОКОПЕ, В ПОЛЕ Тишина полевая И полыни пыльца. Пыль полей истлевает На морщинах лица. И в душе у солдата Эта тишь, как ожог. Будто где-то когда-то Я все это прошел. Было, было все это Наяву иль в бреду: Я в зеленое лето, Точно в реку, бреду. Вскрикнут сонные гуси, Просвистит ветерок. Снова тихо над Русью У полевок-дорог. Ни войны и ни боли — Только вёдро и синь, Только гуси на поле Окликают гусынь. Никого там не травят, Никому там не лечь. И шумит разнотравье, Точно бабкина речь, Точно реченьки лепет Там, в глуши, вдалеке. …Самолеты — над степью! Самолеты — в пике! МАЛЬЧИК НА ДОРОГЕ Мальчишка шел, задохшийся от пыли, Из черных сел, где вороны кружат. Его станицу пушками разбили, Отец и мама мертвые лежат. Трещали крыши от жары в колхозе, Бродил в лощинках, запинаясь, дым. Ревели танки, сокрушая озимь. И мальчик шел. И пепел плыл над ним. Застывших туч печальное молчанье. В его глазах отчаянье и страх. …А в этот день шутили англичане В кругу своих детей, на островах. А в этот день, закованные в панцирь. На якоря поставив корабли, Крутили патефон американцы От плачущего мальчика вдали. Он ковылял устало по проселку И вдруг увидел нас в пыли, в дыму. Мы в этот день форсировали Волгу. Мы шли к нему. К мальчишке своему. ДА БУДЕТ ВАШЕ ИМЯ СВЯТО Орудие черно от сажи, Почти лежит оно в снегу. Но покореженное даже Еще стреляет по врагу. Его расчет стоит на месте, Еще в лотках снаряды есть. А дым разрывов — в перекрестье, А танков на́ поле не счесть. Свою уральцы ставят мету — Сгорает прусское литье, Нет, вашим танкам хода нету, Умерьте рвение свое! Покрыты по́том руки, лица, Ревут разрывы, душит дым. Ты не достанешься, станица, Заклятым недругам твоим! Гвардейской доблести и чести Не тронут траки и броня, И танк, попавший в перекрестье, Уже не выйдет из огня. Упал один боец расчета, Упал второй — и он не бог. И обтекает нас пехота Под волчьи вопли «Хенде хох!». Уже сержант навылет ранен. Ему кричат живые: «Ляг!». Но он стоит и умирает… Твое предсмертное старанье Навек запомню я, земляк… Да будет ваше имя свято, Как вечный памятник трудам От крови красного солдата, Не уступившего врагам! |
