ЧЕМ ЧУВСТВО БОЛЬШЕ Чем чувство больше, тем слова короче. Чем сердце чище, тем скромней язык. Мне по душе твои скупые строчки, К немногословным письмам я привык. Зачем любви признания и речи? Достаточно обоим та́к прожить: «Люблю» сказать друг другу в первый вечер И у могилы это повторить. НЕ ПИШЕШЬ… ПОЧТА МИМО МЧИТСЯ… Не пишешь… Почта мимо мчится… Звенит палатка у скалы. И, точно чистая страница, Снега за окнами белы. Земля вокруг в морщинах трещин, И не постичь уже подчас: Не то метель над нами хлещет, Не то она буянит в нас. Мы зря, пожалуй, брови хмурим И невпопад ругаем град. …Бушует буря. После бури — Яснее небо, говорят. ЛИСИЦЫ ЛАЯЛИ ЗА БАНЕЙ Лисицы лаяли за баней, Кружилось крошево светил. И онемевшими губами Я слово древнее твердил. Я был в ознобе, слаб нелепо, А на меня твои глаза Смотрели пристально и слепо, Как смотрят в душу образа. Окрест и призрачно, и зябко… И ты была и не была, И туч, застиранных, как тряпка, Текли унылые тела. И сыпь галактик над садами Была чернее борозды. И шло последнее свиданье, Как отсвет умершей звезды. НЕТ, ОБИДЫ НЕ ВОЗЬМУ НА ДУШУ Нет, обиды не возьму на душу, Не к чему нам ссориться опять. Время созидает, но и рушит, Прописи не сто́ит повторять. Лезет в зубы сам собой ответец: Отгулялось в хмелевой ночи, В том лесу, где на следах медведиц Старые тоскуют мохначи. Там, где тропы мы с тобой торили — Костерок таежный наш зачах. Обгорелой грудою опилок Прошлое дымится в кедрачах. Я далек от всякого навета. Но прошу — ни лекарь, ни палач — Кедрачи когда-нибудь наведай, О былом содружестве поплачь. Уж зима на белой тройке едет, Умирают, охладев, ключи В том лесу, где на следах медведиц Старые тоскуют мохначи. НОЧЬ ПРОВЕЛ Я ВМЕСТЕ С ВАМИ Ночь провел я вместе с вами Там, где Симон Кананит Бредит мертвыми словами, Зло железами звенит. Наверху, еще не в силе, Пел во тьме ручей зачин. Мы смеялись и грустили Без особенных причин. Были радость и доверье, Чьи-то добрые стихи, И дарили нам деревья Золотые пустяки. Хмель кружился на поляне, И небось я оттого, Наподобье старых пьяниц, Не запомнил ничего. НЕ ПОМОЛВЛЕННЫЙ, НЕ ПОВЕНЧАННЫЙ Не помолвленный, не повенчанный, Разговорчивый, как в бреду, С молодой и красивой женщиной Я по синим горам бреду. От ее огневого облика, От горячих ее очей Багровеет под нами облако, Кровоточа, течет ручей. До конца с этим миром слиться — Вот и зяблик о том звенит, И державно несет орлица Крылья медленные в зенит. Синий-синий закат осенний Открывает перед зимой Дали сказочных потрясений, Многогрешной любви самой. И пока они нас не бросили, Освещают дорогу дня Голубые глазища, в прозелень, Сатанинская мощь огня. …Истощилась тропа завитая. Ты в заре с головы до пят. …И грузины молчат, завидуя, Грозно бороды теребят. УЖЕ ЗА ОКНАМИ СВЕТАЕТ Уже за окнами светает, И свет тот зыбок, как от свеч. Я письма женские сжигаю. Чтоб разом прошлое отсечь. Гори, бумага, ярься, печка, Корежьтесь в дыме и огне Пустое, гладкое словечко И слово света обо мне. Ах, женщин суд, крутой и скорый, В ударах выцветших чернил! Я был вам, женщины, опорой, И никогда вас не чернил. И вы мне были, как даянье Судьбы — не мачехи, о нет! — Вы были бурей и боями И обаяньем этих лет. Вы были… были… И до грани, Что отделяет «был» и «есть» — Вы жизнь моя и умиранье, Мое бесчестие и честь. И жалость жалит, как пилою, И рушит душу напролом, И невозможно сжечь былое, Сжигая письма о былом… ОТГОРЕЛ ЗАКАТ НАД СИНЬЮ Отгорел закат над синью, Вьется дымка у курьи. Пахли мятой и полынью Губы тонкие твои. Ты сказала, щуря очи: — Зябко, господи спаси… Отчего такие ночи, Будто брага, на Руси? Отчего фатой венчальной Под луной блестят пески? Чайки плачут беспечально? Сыч хохочет от тоски?.. Я ответил: — Видно, это Оттого, что в лунной мгле Наша песенка не спета, Слава богу, на земле, Оттого, что наше лихо Не дает пока нам весть… Ты косой тряхнула тихо, Ты сказала: — Так и есть. Ты сказала: — Наши узы Впрок ковали колдуны… И звезда горела в бусах, И мерцали в косах русых Искры первой седины. |
