СЛОЖИЛ БЫ СТРОЧКУ И СБЕРЕГ Сложил бы строчку и сберег, Знал цену каждому словечку, Когда б привал на малый срок, Когда б коптилку или свечку. Но ничего в дороге нет. Визжат, давясь песком, снаряды. Слепой холодный свет ракет Колеблется от канонады. Толпой за нами смерть по следу И слово — пуле и штыку, — Но только так берут победу, И добывают так строку. Северо-Западный фронт, июнь 1941 МЫ ШЛИ НАЗАД, БЛЕДНЫ ОТ ГНЕВА Мы шли назад, бледны от гнева. Штыки в крови. Нагрет металл. И пепел хлеба, пепел хлеба В глазах угрюмых оседал. Мы шли назад. А к нам из тыла Спешили в черный этот час Урала яростная сила, Твоя уверенность, Кузбасс. Гремят гранаты, бесноваты, И душу тяжелит вина — Мы пятимся… Но даль расплаты Полуослепшим нам — видна… РЕКА Стоим в окопах у Ловати. Почти в траншеи бьет волна. В ознобе взрывов на закате Река угрюма и мутна. Ей долго быть чертою синей На картах Ставки и штабных, Пока врагов не опрокинем, Пока не вдавим в землю их. Солдату высшая награда, Чтоб ты струилась, широка, — И не рубеж, и не преграда, А просто — синяя река, В которой мирно мокнут сети, Куда, уздечкою звеня, Приходит мальчик на рассвете Поить колхозного коня. ПОЭТ Мы жили с ним в блиндажике-землянке, На сене спали у костра вдвоем, Ползли сквозь ночь по выжженной полянке, Издерганной винтовочным огнем. Бежали, задыхаясь, на рассвете За танками ревущими, в огне. Глотая слезы, видели, как дети Без плача умирают на войне. …Благословен тот лес на перевале, Сырой блиндаж с коптилкой у виска, Где он слагал стихи, которых ждали Идущие под пулями войска. В БЕСКРОВНОМ ПЛАМЕНИ РАССВЕТА В бескровном пламени рассвета Поля пусты, земля в золе, В огне боев сгорело лето На этой северной земле. Дома истерзаны войною, И смерть обыденно близка, И голый тополь над стеною, Как жало ржавого штыка. За черным остовом завода Тропа опальная пуста, И пенят масляную воду Быки разбитого моста. Здесь враг прошел. Пожаром веет. И в горле — ярости комок. Кто ненавидеть не умеет, Тот никогда любить не мог. Северо-Западный фронт, 1941 БЛЕСТИТ НА ТРАВКЕ ПЕРВЫЙ ИНЕЙ Блестит на травке первый иней, Трещит легонько ломкий лед. На горизонте небо сине, Уходят летчики в полет. Иной и шутит, и беспечен, Как будто гладкий выпал путь, А он уж пулею примечен, Ему и дня не протянуть. Мне говорят: «Зачем лукавить? Пусть каждый будет сам собой, — Судьба солдата не легка ведь, Так не заигрывай с судьбой…» И все ж — да славится бравада, Хоть не проста она вдвойне: Ведь жить-то надо, драться надо, И на войне — как на войне! НЕ ТО… НЕ ТО… Я ЗНАЮ САМ… Не то… не то… Я знаю сам… Опять на травах сплю ежовых, И ковыляет по лесам Дорога в язвах и ожогах. Не то сказал… Не так ушел… А гром и злобен, и огромен, А над войною воздух желт, И тучи черные багровы. И в пулеметных лентах Русь, Врагам не отдана на травлю. …Прости меня. Даст бог, вернусь — Все доскажу и все поправлю. ШИНЕЛЬ БОЙЦА ОТ СНЕГА ЗАДУБЕЛА Шинель бойца от снега задубела. И костерок уже погас сырой. В окопе все покрыто белой Шершавою обветренной корой. Солдат не замечает вьюжной пыли, Утрат сейчас не помнит и потерь: Бойцы сегодня письма получили, И он с детьми беседует теперь. МЫ НА ДНЕ ОКОПЧИКА УСНУЛИ Мы на дне окопчика уснули. Над войной покой наш вознесен. Падают пылающие пули Прямо в мой багровый полусон. Падают, не задевают тела… Стихла ночь… Ни звука, ни огня… Иль душа от тела отлетела. На болоте бросила меня? …Кое-как растягиваю веки, Снег стираю тлеющий с лица. Рядом спят вповалку человеки, Будто жен обнявши ружьеца. Милые! Какая мне удача — Вы живые, и окоп живой! Мины лишь бормочут и судачат, Перекатываясь над головой. Часовые маются до света. Над окопчиком в потеках льда Бледная качается ракета — Полночи военная звезда. И в своем убежище убогом, Поворчав на холод и на тьму, Снова я протискиваюсь боком К ближнему братану моему. И, в шинель укутываясь туже, Засыпая, ухмыляюсь зло: «А врагу в России хуже… хуже… Всю Россию снегом замело…» Под Старой Руссой, декабрь 1941 |
