Сделав несколько пометок в блокноте, Шубин позвонил Иванову — эксперту и художнику НТО.

— Ивханов, — услышал он заикающийся голос.

— Скажи, Николай Петрович, слепок готов?

— Гхотов. Тхолько чтхо зхастыл.

Спрятав бумаги в сейф и закрыв кабинет, Шубин спустился на первый этаж и прошел в лабораторию. Художник мыл руки, оттирая гипс щеткой. Не оглядываясь, Иванов показал щеткой на большой пирамидообразный предмет, стоявший на рабочем столе и накрытый материей.

Подойдя к столу, Шубин обошел слепок кругом и лишь затем отдернул сатин. На фоне блестящей черной ткани отчетливо выделялась белая фигура человека. Талия его была неестественно выгнута, голова запрокинута назад, культя правой руки защищалась от невидимого врага. Вся динамика застывшей фигуры, каждое движение окоченевших рук и ног говорили о жестокой предсмертной борьбе.

— Попроси Фомичева сфотографировать, — распорядился Шубин, быстро задернув покрывало.

По дороге дежурный офицер передал ему отпечатанный на машинке список вещей, найденных на убитом. На плотном листе белой бумаги было написано:

1 — Костюм мужской, двубортный, чистошерстяного трико «Люкс», пестротканого рисунка.

2 — Запонки серебряные с синим турмалином.

Пропустив описание сорочки, белья, галстука, туфель и бумажника, Шубин перешел к часам:

8 — Часы швейцарские, серебряные, марки «Лонжин», на 12-и камнях, N 76591, на ремне натуральной кожи, с механическим календарем, вмонтированным в корпус часов.

И лишь в одиннадцатом часу Шубин закончил изучение материалов, собранных за день. Только тогда, отложив в сторону блокнот, он устало откинулся на спинку своего стула. У настольной лампы толклись мотыльки и зеленые комары. В голове Шубина все рельефнее вырисовывалась картина смерти убитого: «Часы исправны, остановились 13-го числа. Значит, убийство произошло накануне. Дорогие часы, бумажник, костюм целы. Все это исключает мотив ограбления. При неизвестном нет документов. Это говорит, что убитый — житель Сверкальска. Видимо, завлечен на стройку обманным путем, скорее всего ночью, и сброшен в пустую еще колонну. Правая рука срезана необыкновенно острым предметом. Пучков утверждает, что для этого помимо большой силы требуется особое умение. Поза гипсового слепка говорит, что убитый защищался. Строительная документация свидетельствует, что колонны возведены два года назад в июне. Значит, тогда же произошло и убийство».

Здесь Шубин прервал размышления и долго смотрел на упавшего на спину и жалобно жужжавшего черного жучка. Перевернув его острием карандаша, Шубин стал размышлять дальше.

— Все это только начало, — наконец вслух проговорил он и вызвал дежурного.

— Принеси мне часы из угрозыска. Они знают, какие.

«Интересно, что найдет рентген? Окажется ли что-нибудь под трупом?» — продолжал думать Шубин.

Вот уже несколько часов заведующий рентгенкабинетом Крицкий, остряк и любимец всего управления, сидел с лаборантом, просвечивая и фотографируя размельченные куски бетона, выбранные из той части колонны, которая находилась ниже трупа. Его доклад выяснит, правильна ли гипотеза Шубина, что отсеченная рука лежит в колонне и, быть может, хранит в себе тот предмет, из-за которого совершенно преступление.

Крицкий вошел к Шубину в двенадцатом часу ночи. Рентгенолог был утомлен. Крицкий держал высоко над головой какой-то предмет в белом платке. Не говоря ни слова, он положил его на стол, сел напротив.

Сняв платок, капитан содрогнулся. На столе лежал коричневый кулак, будто вылепленный из окаменевшей глины. Пальцы кулака были сжаты, между ними зияли темные щели.

— Внутри ничего не обнаружено, — пояснил рентгенолог. — Бетон проверил дважды. Ноль целых, ноль десятых, — и Крицкий лукаво взглянул на капитана.

— Не мучь, Михаил Борисыч.

— Вот тогда мы изучили ваш цемент, — тут Крицкий вытащил из кармана кусок ваты, — и нашли вот это.

Перед Шубиным засверкали два желтоватых камня, размером с ноготь мизинца.

— Алмазы! — воскликнул Шубин.

Он положил драгоценные кристаллы на свою большую ладонь и восхищенно протянул:

— Хороши!

Алмазы холодили руку и жарко блестели, излучая яркие, острые искры.

— В рентгенлучах еще красивей. Чем только не горят! И голубой, и синий и желтый! Тысячи оттенков!

Глядя на драгоценности, Шубин теперь яснее представлял себе картину убийства. Ночью, два года назад, человек, выдавший себя за друга погибшего, привел владельца этих алмазов на верх многоэтажной колонны Горного института. Здесь на лесах, поставленных над пустой тогда колонной, завязалась жестокая борьба. Обманутый не отдавал камни, зажимая их в кулак. Убийца пустил в ход не известное пока экспертизе оружие, и рука полетела вниз. Вскоре за нею последовал и сам владелец алмазов. Забыв о рентгенологе, Шубин мысленно ковал стройную логическую цепь, и у него возникло подозрение о работе иностранной разведки.

После доклада комиссару, Шубин вернулся в кабинет и долго не мог уснуть на коротком диване. Время от времени он вскакивал со своего неудобного ложа, зажигал свет и делал записи в блокноте. Утром, едва лишь собрались люди отдела, капитан послал их в Ювелирторг, в Крайстройтрест, в Бюро судебной экспертизы, к архитектору города. Оставшись один в опустевшем отделе и обдумав разговор с Гориной, он позвонил в Геологоуправление.

Шубина прежде всего поразил необыкновенно чистый, звонкий голос Гориной, походивший на звучное сопрано из ученического хора. Женщина-геолог дала согласие принять Шубина в тот же день в 8 часов вечера.

Дом Гориной стоял среди старых лиственниц и почерневших от времени берез. Открыв тяжелую дверь в высоком кирпичном заборе, Шубин оказался в небольшом саду, чисто выметенном и усыпанном красным песком. Всюду яркими розовыми цветами благоухали пионы, цвели лиловые и желтые ирисы. Капитан подошел к двери изящного одноэтажного дома, высокая красивая женщина лет 30 встретила его у порога.

— Товарищ Горина? — осведомился капитан, входя в светлый коридор.

— Да.

— Добрый вечер, — поклонился Шубин.

— Здравствуйте. Проходите, — удивительно певуче проговорила Горина.

На ней было легкое платье стального цвета, чуть прикрывавшее ее полные, белые руки. Проведя капитана в гостиную, она пригласила его сесть. Из соседней комнаты выбежал стройный темноволосый мальчик.

— Вова, ступай в сад! — ласковым голосом проговорила Горина.

— Шубин, Иван Васильевич, — представился капитан, — работаю в Управлении милиции.

— Анна Ильинична Горина.

Голосом, который так подкупал всех знающих капитана, Шубин начал:

— Я пришел к вам, Анна Ильинична, с просьбой оказать нам помощь.

— Пожалуйста.

— Мы бы хотели узнать у вас некоторые детали о вашем супруге.

— Что вам известно о моем муже? — воскликнула Горина. В ее голосе послышался вызов. — Что?

— Очень мало. Почти ничего.

Горина смягчилась. Но ее глаза стерегли каждое слово, каждый жест громадного элегантного мужчины, сидевшего против нее.

— Мы не знаем, почему ваш супруг до сих пор не вернулся в Сверкальск.

Горина сжала свои свежие вишневые губы, и Шубин увидел, как они стали лиловыми.

— Нас интересует, где бы сейчас мог быть ваш супруг?

После долгой паузы Горина произнесла:

— Эти два года от него нет писем.

— Позвольте спросить еще. Вы можете не отвечать. Ваш супруг не оставил семью?

Вопрос задел сокровенные глубины души Гориной. У ее тонкого прямого носа легли две вертикальные складки, гладкий лоб покрыла сетка морщин.

— Нет, мы не расставались, — медленно ответила Горина.

— Тогда позвольте спросить, жив ли ваш муж?

Синие глаза опять уставились на Шубина. Горина старалась разгадать, что скрывается за этим деликатным вопросом.