Впрочем, чего это я так резко раздухарился. Палец, как палец. Да и прав Федор, чем какого-то иноверца, который и молиться-то по-нашему не умеет и вообще полная, потеющая мерзость с отрицательным резусом и хватательным рефлексом, так уж лучше наш. Он хоть и малообразованный, зато свой. А этот густо кудрявый подмышками и на спине, пусть едет в Турцию и там отстаивает правильность утверждения о геноциде армян организованный и осуществлённый в 1915 году.[12]

— Федор, — строго посмотрел я на него, — ты меня убедил. Включаемся в гонку быть тебе губернатором с юпачками и разными другими прибамбасами. Для кого-то лучшая карьера — из деревни в педерасты, а для Феди — из маргиналов в губернаторы, там таких и без него навалом. Одним больше, одним меньше… Тем более, чего волноваться, когда гарантом безупречной жизни страны и политической системы государства рабочих и крестьян, выступает водка.

Чем бы дитятя о пятидесяти годочках не тешилось, лишь бы не пахло.

Организовали сбор подписей. Под телесуфлер «наш кандидат» гладко выступал в телевизоре. Добавили еще денег, купили листовок, отдали их людям. Митинг сбацали с песнями и танцами. Любо дорого. Вместо удравшего в Польшу к ляхам, шамана Джипершовского, сам выступил в телевизоре, как командир предвыборного штаба. Зомбировал публику так, что — мама не горюй. Лозунги, призывы, растяжки около проходных и пивных, демонстрации в поддержку нашего кандидата. Пару пикетов у здания администрации, лейтмотивом которых был лозунг «Проворовавшиеся — вон из нашего дома!».

Из оставшихся преступных денег с расстрелянного катера, закупили плановый двухнедельный выпуск продукции местного винзавода, выпускающий отравляющие вещества. Подходи выпей сейчас, а после нашей победы в воскресенье, приходи в понедельник и приводи дружков, то-то начнется веселье. Особо хочется отметить, что закупленная отрава, разошлась в три дня. Пьяными были все, включая кошек, голубей и фонарные столбы.

Беспощадные соперники применили против нас черные пиартехнологии. Всячески обзывали. Клеймили позором. Обвиняли в спаивании населения. Когда люмпен узнавал, что где-то происходит его спаивание, он ещё теснее сплачивал ряды и нетвердой походкой ходил кричать речёвки и лозунги «Проворовавшиеся — вон из нашего дома!».

Много чего было. Допустим, после моих сеансов массового оздоровления населения, оно (население) через средства массовой информации узнавало, что до тридцати прозекторских швов, не считая другой мелочёвки, как бы сами собой рассасывались и исчезали. Люди, после оздоровления, живые и здоровые выходили на светлую дорогу жизни, веря в счастье завтрашнего дня, хороший аппетит и возвращение расхватанного родней имущества. Семнадцать парализованных, увидев в предвыборной программе телевидения лицо кандидата Войтылова, сами без посторонней помощи поднялись из инвалидных колясок, и вышли из помещения. Тридцать шесть наркоманов по той же причине отказались от пагубной страсти, и пошли работать санитарами в городские морги.

Письма благодарности шли сплошным потоком. Телевидение не успевало эти мешки показывать в своих новостях. И если раньше в 250-миллионом концлагере, главный тост был за грузина Джугашвили (конечно, были выродки его пропускавшие) то сейчас, здравицы перед поздравлением именинников и брачующихся произносили в честь нашего дорогого и любимого, батьки народов и лучшего друга шахтеров, безработных и физкультурников — господина-товарища Войтылова.

Внутренне содрогаясь и ужасаясь тому, что на голубом глазу совести щас выдам и повторю: «Чем грубее ложь, тем больше к кандидату доверия». Это утверждение очень помогло в момент разработки и проведения в жизнь решений предвыборного штаба кандидата от беспартийных и их попутчиков. После нас этот приём, не одного зацикленного на себе кандидата вывел в большие люди.

Пока суетились, готовились к торжественной присяге на верность птурчанам и птурчанкам, утверждали и согласовывали меню банкета. Как говорил Жорик: «Ни грамма в рот, ни сантиметра в зад». Все радости, привносящие извне психологическую устойчивость и состояние буйного похмелья, были отодвинуты в сторону и дожидались дня триумфа и безоговорочной победы, уж, извините — «a la guerre comme a la guerre». Единственное на что хватало совести и внутреннего огня, это после выпивания компота, торжественно и хмуро, без сопровождения баяна и сквозь зубы, затянуть песню «Про заводскую проходную, что в люди вывела меня». Отвергнутый соблазн, явился настоящей проверкой характера — таковая максима была навеяна собственным трагическим опытом и чтением кулинарной книги «О вкусной и здоровой пище».

Ожидаемая беда пришла именно с той стороны, откуда её постоянно ждали. Я готовились к разным ложкам дёгтя, и, появившаяся извне, неожиданным сюрпризом для меня не явилась. Интуиция базируется на информации, как утверждал старик Альберт, не всегда — отвечаю я ему сегодня.

— Что-то святой человек сон мне плохой приснился, — в очередной раз порадовал меня своими откровениями будущий начальник. — Будто видел я Сальника без сала, и он целился тебе прямо в грудь… Вот с этой крыши большим бронебойным патроном прямо в твою святую поступь.

— Когда, во сколько.

— Завтра когда мы с тобой пойдем на телевидение ругать консерваторов и коммунистов и объяснять людям, что демократия это не власть народа, а власть демократов.

— Через газеты и телевизор, таки, выследил, гадюка?

— Точно.

— Таки, где говоришь, будет сидеть эта жаба и ждать меня с тобой?

— Не, меня он ждать не хочет, — Федя погрозил вымытым пальцем в мою сторону, — он тебя будет дожидаться. Полезли на крышу, покажу.

Залезли. Точно одеяльце лежит свернутое в скатку. Бутылка воды, чтобы пить и пустая, чтобы сливать выпитое, нас дожидаясь. Винтаря рядом не было.

— Точно в нас стрельнёт? — я деланно засомневался, толкая ясновидящего на детальные подробности. — Федя, вопрос уж больно серьёзный. Вместо ужина придется принимать охранные меры…

— Точно.

— Значит нам с тобой, вернее мне придется готовить комитет по его торжественной встрече, — подумал и добавил в сомненьях и раздумьях, — и проводам. Сам посуди, человек психически не здоров. От санитаров бегает. С Голомятного сбежал. Летчику глотку перерезал, а у того дети. Придётся, жалея будущих отцов и детей, выступить в роли Тургенева (ему, кстати издатель Катков платил в два раза больше чем Ф.М. Достоевском, что Фёдора Михайловича серьёзно оскорбляло) и окончить этот роман не смертью Базарова, после чего на его могилу часто приходят дряхлые старички и горько плачут и молятся за упокой души безвременно усопшего сына, а хэппи эндом., что в принципе также не исключает безвременную кончину второстепенного персонажа нашего повествования. Возражения есть. Нет. Голосовали — единогласно.

Кризисные ситуации заставляют организм мобилизоваться полностью, включать все внутренние резервы. В результате чего и выясняется — кто цель, а кто стрелок. Глаза монаха не привиделись, следовательно, малозначительная функция передана Фёдору.

Дела зовут. Планета заселённая разумными существами ждёт. Давно там не был. Арлен долго крепился, но, в конце концов заглянул на Землю. По Млечному пути вырулил как раз к ней, не промахнулся.