Нет?
Зря.
А, что случилось? С души от всего воротит? Только в стену смотреть и думать о приближающейся смерти? Да, ребятки, это уже «клиника», связанная с отсутствием женской ласки и с присутствием суицидальных настроений…
Завел движок… Пытаюсь под звук натужно работающего дизеля разобраться во всем этом. Сейчас середина ноября, погода? С ней все в порядке. Моя любимая погода. Что-то со мной твориться непонятное.
За окном дождь. На море, буквально у самых дверей дома, стихия беснуется и бушует. Еще один накат волн и, кажется, что домишко смоет в воду, вместе с дизельной установкой и всеми моральными обязательствами, что накопил в течение всей бездарно прожитой жизни. Эх-ма…
Не знаю, окажись я в Болдино, может быть при свечах и лучине, смог бы запятнать себя литературным трудом, замутить, выдать на гора «дубль два Болдинской осени»? Но, нет. С души воротит, всё плохо. Сижу рядом с бушующим морем, тоскую по-черному и даже зарядку с обтиранием не делаю. Или делаю? Или «обтирание» написал неправильно?
Фиксирую движения в сторону абсолюта… Для чего? Чтобы по вешкам памяти найти дорогу обратно.
…С этого момента, предварительно закрыв под замок верёвки и огнестрельное оружие (ключ выбросил в море) моё здоровьё было сильно подорвано и потрёпано традиционным славянской тоски, хандры и скуки.
* * *
Есть такие люди, чтобы не путаться в понятиях — назовём их парнями, которые к себе что-нибудь притягивают. Например: ложки, вилки, лопаты и другой сельскохозяйственный инвентарь. Обвешаются сверху донизу металлоломом, радуются и кричат во все горло «Даешь, хеви металл!». Нет — ты даёшь! Отвечают им во «Вторчермете»…
Скажем, другие, такие как Чайковский и Моцарт, эти притягивают к себе звуки. Притянут. Выстроят, в только им ведомой последовательности. Люди слушают, плачут или смеются, в зависимости от состояния психики. И все так ладно и складно, что мамочки мои, так хорошо.
Если, к примеру, вспомнить Леонардо или Дали, эти до сих пор притягивают к своим творениям глаза других. Они дружили с цветом, палитрой (прошу не путать с пол литрой — пишется иначе) могли видимые фантазии представить другим так, что дух захватывает. И стоишь рядом с картинкой, и отойти не можешь, такое благолепие на лице и фиалки в нетрезвой душе расцветают… Вытрешь слёзы, да и пойдешь, куда шел, оставаясь ленивым и нелюбопытным невеждой.
Ставя себе в один ряд с этими людьми, вижу, что пока не тяну. Ни с музыкой, не с живописью не дотягиваю, да что говорить, простые железки на груди не держаться. Впрочем, я в других моментах непревзойденный чемпион, т. к. надо не надо, притягиваю к себе разные забавные происшествия и анекдотические веселые случаи. Притягиваю и притягиваю — делов-то куча, но совершенно не понятно почему, именно сам и являюсь непосредственным участником всех этих событий. В них большой сермяжной правды нет, зато навалом беды, перестрелок и других несчастий со сломанными ребрами, выбитыми зубами и горящими скирдами сена.
А еще, прости господи, я, как какая-нибудь Спиноза, люблю думать. Представьте, залезет эдакая подлость в башку, и нечем ее оттуда не вытащишь, не приманишь, чтобы сразу удавить, сничтожить. Оно и понятно, Спиноза — она есть Спиноза. Пока удалишь, измаешься, последние силы отдашь.
А доложу я вам, ясноглазые господа, следующий интим. Особенно хорошо думать, надев халат и развалясь на диване, с черешневым чубуком в зубах. Такое я видел на старорежимных картинках русских художников-передвижников. Эти ребята сумели, поднатужившись придвинуть вековую мечту загадочной русской души, лежать целыми днями и ни черта не делать. Главное чтобы кормили, одевали и к празднику справляли модную обновку — сапоги со скрыпом.
И вот сегодня, в канун своего дня рождения, я уже и забыл какого по счету, все с большой скоростью проносясь мимо вешек славного жизненного пути, приятно осознавать и думать, что здоров и непоколебим, как приснопамятный «Бронетемкин Поносец». Список не полный? Каюсь и дополняю. Сына родил лично. Дом построил. С посаженным деревом незадача, зато засадил крышу озимой коноплей, жду результата. Что ещё, железки в виде пуль тело притягивает, и шутейные неприятности на буйную головушку сыплются и прут по-прежнему сплошным потоком.
ГЛАВА 2 Федя Войтылов
После очередной ударной подтасовки, когда штакетиной или дрыном, серьёзно дали в область уха вроде бы ничего особенного и не произошло. Кого в этой жизни по пьяному делу не били. Однако на этот раз всё оказалось гораздо забавнее, чем было всегда… Сами по судите, начались чудеса и мистика.
Способность предвидеть будущее, он открыл в себе внезапно. Открыл и открыл, мало ли бывает чудес на свете. Махнул рукой и перевернулся на другой бок… Списал всё это на действие перегрузок связанной с бытом коммунальной квартиры.
Временные рамки — ну, полторы, две недели… Три месяца, похоже, что это был его предел. Впрочем, можно подождать, чем черт не шутит, может и дальше сможет закинуть свой взор.
Недавно спас одного мужика с уголовным прошлым, зато сейчас из администрации. Тот случайно мимо проходил, а он с бухты-барахты, с крепчайшего бодуна, возьми и сообщи ему (за шкалик на поправку организма) что такого-то числа не следует садиться в служебный скотовоз… Иначе будет дым, искры и куски человечины в разные стороны. Сам того не осознавая, еще добавил, что через несколько дней хорошо бы, нарушить расписание выхода из подъезда, т. к. с чердака соседнего дома в чиновничью грудь прилетит увесистая неприятность.
Когда все подтвердилось, слуга народа обрадовался, что остался жив и вместе с прорицателем рванул в загранпоездку, его назначил личным секретарем с неограниченными полномочиями.
Это приятное событие из жизни Феди Войтылова, а неприятное это то, что он слышит запах смерти. Говорить об этом неприятно, а носом вдыхать и заявлять еще хуже.
Видит ли он доброе, или только злое и беспощадное? Неизвестно. Судя по внешнему виду, наблюдает только разнузданную дрянь, густо замешанную на крови. Перестал баловаться горькой, с лица спал, осунулся, стал нервничать по пустякам и волновать внешним видом окружающих.
Федя, обдумывая свое житье бытье, задумчиво смотрел на лежащий у него под ногами ковер… Из состояния послеобеденной эйфории его вывели буквы, которые стали причудливо проступать на ворсистой ковровой поверхности… Попытался от видений руками отмахиваться, глаза гардиной протирать, не помогало. Взгляд все время возвращался к тексту.
Буквы были причудливые, но читать их было можно. Конечно, если бы только знать, как, он бы обязательно прочитал.
Ничего не поняв, что это, и к какому месту его пятидесятилетней жизни написанное следует пристроить. Он не долго находился в растерянности.
Не отводя глаз от написанного, наугад протянул руку к журнальному столику, взял ручку и прямо на программе телевидения набросал то, что видел перед собой… Когда переписывал, казалось, его рукой водит некая, неподвластная ему сила… Писал быстро и почему-то справа налево…
После того как записал все до последнего штриха, без сучка и чего то там ещё, давно стоящие без дела и видно без механизма, ценные своей старостью напольные часы пробили шесть раз и умолкли.