Следующим этапом давления можно считать поездку личного адъютанта Гитлера Видемана в Лондон и его переговоры с главой Форин-офис лордом Галифаксом. Далее последовали и встречи самого фюрера с премьер-министром Чемберленом

Почему обрабатывались прежде всего англичане? Договор о взаимопомощи у Чехословакии был с Францией и СССР, и французы попросили английского содействия в склонении чехов к уступке Судет. Видеман оставил интересные записки (изданные на английском как Private Papers, они есть в Библиотеке конгресса США). Итак, англичане «ждут и верят»: большие переговоры наконец умиротворят Гитлера, «канализируют» энергию и динамику рейха.

Видеман: «Фюрер пойдет на полномасштабные переговоры с Великобританией и заключение долгосрочного договора — но только после разрешения центральноевропейской проблемы (присоединения Судет, как следовало из контекста разговора. — И.Ш.)».

Галифакс: «Передайте ему (фюреру), я надеюсь дожить до момента, когда осуществится главная цель моих усилий: увидеть Адольфа Гитлера с королем Англии на балконе Букингемского дворца!»

Какая патетика! Тут, по-моему, есть место даже и для чисто фрейдистских исследований. Этот выход на «балкон». Как известно, главная, центральная любовная сцена в сюжете шекспировской пьесы «Ромео и Джульетта» — это знаменитая «сцена на балконе». И у воспитанного на Шекспире лорда могли отложиться образы... и т.д.

Видеман так пересказывает идеи Галифакса: «Бомбы на Прагу — это война. Нужна другая тактика по Чехословакии. Не надо выстрелов — душите их».

Конечно, это слишком большая ответственность — полагаться в вопросе такой важности (дипломатическая стратегия Великобритании 1938 года) лишь на записки Видемана. Но вот и мнение германского посла в Лондоне Дирксена: «Британцы желали решения вопроса этапами: от автономии к плебисциту, от плебисцита к отделению (Судет). Но при условии отсутствия будоражащих общественное мнение насильственных действий Германии».

ДИЛЕТАНТСКИЕ ЗАПРОСЫ

А кто, собственно?

А кто, собственно, предавал Чехию? Британия или британское правительство Чемберлена?

В иных случаях разделять страну и правительство — чистая софистика, но тут же явно, на каждом шагу видны опасения самого для Галифакса страшного: падения кабинета, отставки. «Первая бомба — и война». То есть опускалось промежуточное звено: первая бомба — и... придет Черчилль (на год раньше), и тогда действительно война (он-то церемониться и рисовать «любовные сцены под балконом» не станет!). Только надо было этой «первой бомбой» рискнуть...

Коллега Дирксена британский посол в Праге Ньютон добавляет исторической концептуальности: «Чехословакия — искусственное создание, не имеющее корней в прошлом». И как, наверно, подразумевается, «не имеющее прав на будущее».

Не надо лишний раз напоминать о мере влиятельности в Британии и мире лондонской газеты «Таймс». А вот ксерокопию ее номера от 7 сентября 1938 года со статьей тогдашнего главного редактора Доусона нужно бы иметь в каждом чешском музее:

«Мы рекомендуем принять предложения, цель которых — сделать Чехию более однородным государством, путем отделения от него чуждого ему населения, живущего по соседству с народом, с которым оно связано расовыми узами».

Официальное заявление Лондона 18 сентября 1938 года: «Следует отдать (Германии) те районы, где немцев более 50% от общего населения. Без этого невозможны гарантии Чехии в ее новых границах». Оно прекрасно дополняется признанием на следующий (19 сентября) день английского военного министра Хор-Белиша: «У нас нет никаких средств выполнения наших гарантий». (То есть смелей, Адольф!)

Английский посол в Лондоне (это уже своеобразная PR- аранжировка): «Если понадобятся оправдания перед определенными кругами, расценивающими это как постыдную капитуляцию перед германскими угрозами, то это можно объяснить нашей постоянной приверженностью принципу самоопределения наций».

Итоговая оценка — пускай и не самого высокопоставленного лица, всего лишь заместителя министра иностранных дел (Галифакса) О. Харви: «Фактически за Германию ультиматум чехам предъявляли мы».

22 сентября правительство агрария Годжи ушло в отставку. Ставший во главе кабинета генерал Сыровы объявил мобилизацию. Внешне эти меры кажутся вполне достойными, но... внутренняя сущность действия может быть совершенно разной. Так и слово «мобилизация» может означать, что 2 миллиона чехов (это величина их отмобилизованной армии) получат винтовки и станут поджидать на своих уникально укрепленных перевалах 2,2 миллиона немцев (а это полная численность немецкой армии). А может «мобилизация» означать и простой словесный аргумент, чтоб попробовать в лондонской прихожей Форин-офиса выторговать еще хоть что-нибудь.

Справка:

К осени 1938 года Германия довела численность армии до 2 миллионов 200 тысяч человек, при 720 танках и 2500 самолетах. Отмобилизованные вооруженные силы Чехословакии насчитывали 2 миллиона солдат и офицеров, при 469 танках и 1582 самолетах. Эта армия базировалась на мощных оборонительных сооружениях и вполне могла оказать более чем достойное сопротивление, но отдала страну без боя.

ДИЛЕТАНТСКИЕ ЗАПРОСЫ

А как, собственно, все было в этом Мюнхене?

К истории собственно последних «мюнхенских дней» можно добавить еще буквально пару строк.

Собрались как-то в Мюнхене англичанин, француз, немец и итальянец (вполне анекдотический зачин), и немец сразу же объявил, что его войска войдут в Судеты вне всякой зависимости от переговоров: 1 октября (через день). И в ночь на 30-е англичанин, француз, немец и итальянец подписали договор, что действительно, «пускай входит». А чешские представители ждали действительно в прихожей. А еще немец и англичанин, там же, в Мюнхене, раз уж приехали, подписали отдельный договор, который некоторые въедливые историки называют «фактическим германо-британским пактом о ненападении»...

А еще известно, что за три дня до того, 26 сентября, немец получил от американца (Рузвельта-президента) письмо с одной очень интересной фразой, которая, в общем-то, к Мюнхену отношения не имела, но была все-таки очень важной фразой, которую мы рассмотрим в главе «Право Большой войны».

Конечно, этой анекдотической версией «Мюнхенского саммита» ограничиться нельзя. Вот воспоминания очевидца, переводчика Гитлера, Шмидта (хотя не исключено, что и в этой хронике вы почувствуете что-то анекдотичное):

«...в Мюнхене произошла также небольшая стычка с Чемберленом. Он настойчиво поднимал один вопрос, который в целом не имел большого значения. Он касался передачи Германии чехословацкой общественной собственности на уступаемой территории. Чемберлен настойчиво добивался ответа на вопрос, кто компенсирует чехословацкому правительству стоимость зданий и сооружений, которые перейдут Германии вместе с территорией Судет. Было очевидно, что в этом случае говорит не премьер-министр и политик, а бывший министр финансов и деловой человек. Гитлер становился все более беспокойным. Наконец Гитлер взорвался. «Наше время слишком драгоценно, чтобы тратить его на такие банальности!» — крикнул он Чемберлену. Это произошло, когда Чемберлен в довершение всего поднял также вопрос, останется ли и скот на судетской территории или некоторое количество домашнего скота не следует уводить на ту территорию, которая останется от Чехословакии...

Проект соглашения, предложенный Муссолини, был тем временем переведен на три языка конференции, и на его основе, с несколькими незначительными изменениями, было выработано знаменитое Мюнхенское соглашение, которое и было наконец подписано между 2 и 3 часами утра 30 сентября...

Около девяти часов вечера Гитлер пригласил всех поужинать с ним в банкетном зале. Чемберлен и Даладье извинились, сказав, что должны позвонить своим правительствам; они были явно не в том настроении, чтобы присутствовать на банкете. Они обеспечили мир, но ценой серьезной потери престижа. Под нажимом Гитлера они пришли к соглашению о том, что союзник Франции должен уступить Германии часть своей территории. Как мы теперь знаем, и Франции, и Англии пришлось оказать на Чехословакию значительное давление, поэтому было вполне понятно, что Чемберлен и Даладье выглядели очень подавленными тем вечером.