Более-менее придя в себя, Альберт с огромным удивлением обнаружил, что пребывает в уборной головного офиса «Белогорпромбанка» и при этом бос и наполовину наг – то есть из предметов туалета имеет лишь брюки и очки. То, что это был офис, сомнений не вызывало: повсюду виднелись фирменные логотипы, слегка раздваивающиеся и покачивавшиеся – когда Альберт отдыхал в Сочи, там вот таким образом буи на волнах качались. А в том, что именно головной, запойный убедился, выглянув в коридор: смутно вспомнилось вдруг, что он тут бывал раньше, до смерти отца – слесарь тутошний на мопед амортизатор подваривал.

– Однако теперь это чужое. Это Войтова собственность, – вслух сказал Альберт и, прислушавшись к своим ощущениям, нашел их настолько омерзительными, что решил немедля повеситься – благо его брючный ремень из хорошей кожи каким-то чудом остался целым и невредимым.

Попытка суицида не задалась с самого начала. Во-первых, в уборной решительно не за что было зацепить ремень. Все трубы утоплены в стенах, ничего нигде не торчит, везде идеально ровная поверхность и стерильная чистота.

– Погодите, я вам устрою, – пробормотал Альберт, и, разбежавшись от двери, прыгнул боком на оконную раму. Рама была выполнена из хорошего пластика, стекло оказалось то ли ударопрочным, то ли вообще не стеклом – но все вместе спружинило и пребольно швырнуло прыгуна на пол.

– Гады! – слезно завопил Альберт, поднимаясь с пола и принимаясь выламывать из стойки керамическую раковину умывальника. – Я вам покажу, сволочи…

– Откройте немедленно! – забухали из коридора в дверь. – Откройте, это охрана!!!

– Охрана?! – поразился Альберт, не переставая выдирать раковину. А как же его тогда сюда пустили вообще? Его же не знают здесь! Тем более – такого пьяного. Войтов, что ли, распорядился? Зря, зря он так!

– А нечего пускать кого попало… Хх-ха! – поднатужившись, наш старатель молодецки рявкнул, вырвал раковину и немедля запулил ее в окно.

– Хлюп! – одна створка рамы, совместно со стеклом, не выдержав варварского обращения, вывалилась наружу. Альберт не замедлил присоединиться: вскочил на подоконник, крепко зажмурился и, протиснувшись в образовавшийся проем, прыгнул.

Полет был недолгим.

– Придется дверь ломать, – раздался голос сверху. – Там задвижка крепкая.

– Может, слесаря? – предложил второй голос. – Жалко дверь.

– Дядя Ваня сказал – немедленно, – возразил первый голос. – Немедленно! А уже минуты три прошло. Нет, придется ломать.

– А может, поговорить с ним? – не оставлял надежд второй голос. – Может, сам откроет?

Альберт разжмурился и посмотрел наверх. Бетонный короб, поверху – толстые прутья решетки, на ней сидят двое в униформе, с уоки-токи в руках, озабоченно смотрят на дебошира. И как это он сразу не вспомнил! Это же цокольный этаж – полуподвал, здесь размещается мастерская и хозяйственные службы. Ай-я-яй! Сорвался феерический полет. В корне задушили красивый порыв, гады приземленные.

– Заточили, сволочи! – всхлипнул Альберт, грозя униформистам изрезанным кулаком. – Чего это вы тут устроили у себя?! Погодите – я до вас доберусь! Я вам всем сделаю!!!

– А ты говорил – откроет! – с чувством глубинного профессионального превосходства сказал первый голос и тут же, без тени сомнения, скомандовал в уоки-токи: – Миша – давай!

Дверь сломали быстро, взяли безболезненно – спрятаться в уборной было негде, а секьюрити оказались втрое здоровее каждый, нежели вандал обалкоголенный, – и по причине легкой победы особенно издеваться над ним не стали: выписали пару поджопников для успокоения, скрутили и притащили к Войтову в кабинет.

– Liberty!!! – воскликнул Альберт, зафиксировав в слегка двоившейся панораме образ дяди Вани. – No pass are ran!!!

– Хорош, – оценил Войтов и, покачав головой, велел ожидавшему у стола толстому здоровяку в деловом костюме: – Домой его. Парный суточный пост. И… Никольского. Пусть выводит.

– У Никольского уважаю только три вещи, – доверительно икнув, сообщил Альберт. – «Музыкант», «Ночная птица» и «Мой друг – художник и поэт».

– Папина кровь, – сказал толстый, делая знак секьюрити, чтобы вели пленного к выходу. – Дядя Коля, покойник, бывало, как переберет…

– Я тебя узнал! – радостно воскликнул Альберт, узрев в лике дородном знакомые черты – это был начальник службы безопасности, за последние два года растолстевший до неузнаваемости. – Ты – наш СБ. То есть – их СБ. Тебе срочно на диету надо. Это большой риск – с таким весом. Можно не дожить до светлого будущего…

– Точно! – утвердился в первом впечатлении начальник СБ. – Папина кровь…

Этот Никольский никакого отношения к музыке не имел. А был он офисным психологом и двое суток добросовестно возился с Альбертом, выводя его из запоя и реабилитируя по какой-то прогрессивной методике.

– Ты скот, ублюдок и вообще полное чучело, – задушевно внушал Никольский мрачно внимавшему аскету (запойного не кормили совсем – только обильно поили китайским зеленым чаем «Тегуаньинь» и каким-то горьким травяным настоем). – Мне сорок два года, у меня двое детей, теща, жена неработающая, европейский диплом, проработал в холдинге семь лет, получаю в месяц четыреста баксов плюс квартальная премия – сто двадцать. Квартиры в Москве у меня нет и не будет никогда, а в твоем возрасте я перебивался на девяносто рублей и был счастлив. А тебе чего не хватает, чучельный ты скот-ублюдок? Триста баксов зарплата – на одного! Хата в Москве, перспективы, капитал. Да положи ты свои сто штук баксов в банк – одних процентов как раз по штуке в месяц выходит! Ну не козел ли? Истерики он тут закатывает! А ты в курсе статистики отстрела богатых людей? Ты знаешь, в каком животном страхе живут эти богатые, как они мучаются да страдают? Это что – жизнь?! Да чего далеко ходить: папаша твой, скот ты этакий, – пройдоха был, хитрющий да умный – каких поискать! А завалили, один черт. Вывод? Да радоваться должен, судьбу благодарить, ублюдок ты козлиный!

С помощью Никольского Альберту удалось восстановить последние два часа из трех суток запоя. Оказывается, запойного обнаружили на крыше пятиэтажного дома номер 23 на Расторгуевой улице, где он гордо стоял на ветру по пояс голый, держась за телевизионную антенну и недвусмысленно покачиваясь. С крыши запойного сняла оперативно подоспевшая милиция, а в отделении дежурил пожилой старшина, который Альберта узнал и сообщил куда следует. Пока его везли в офис, он уснул, но по прибытии ловко вывернулся из рук секьюрити и удрал в цокольный этаж, где и заперся в сортире. Основная же часть запойного времени была безнадежно утрачена, и оставалось только догадываться, какими чудачествами развлек жителей Белогорска наш выпавший из континуума баловник.

Спустя двое суток Альберт позвонил Войтову, горячо поблагодарил за помощь, извинялся за оскверненный туалет и выразил желание пообщаться по существу. Войтов коротко снесся с Никольским, тот заверил – можно, после чего парный пост был снят и Альберта доставили в головной офис.

– Ты потерял пять дней, – заметил Войтов. – И должен торопиться. Время работает против тебя.

– Что мне делать, дядя Ваня? – смиренно спросил Альберт. – Посоветуйте. Ума не приложу, с чего начать.

– Я тебе уже говорил, – пожал плечами Войтов. – Нанять команду сыскарей-профессионалов. Поставить задачу. Определить стимул и сроки. Координировать их деятельность, подстегивать, подбадривать, самому меж тем беспрестанно работать с поступающей информацией. Все расходы оплатит холдинг. Но – по строгой отчетности. На твои развлечения и бредовые затеи я тратить деньги не собираюсь.

– Я не буду развлекаться, – уверил Альберт. – Каждый час оставшегося времени я собираюсь использовать с максимальной продуктивностью.

– Ну-ну, – недоверчиво буркнул Войтов. – Посмотрим. Идеи есть?

– Объявления, – сверкнул очками Альберт. – В первую очередь… Вы не давали объявление о вознаграждении?

– Давали. Сразу после того, как… Сто тысяч долларов за достоверную информацию.