– Тыщ полковник – этих в протокол? – подыгрывает Примус, тыкая «стволом» в мертвых киллеров.

– Ну, конечно, щас все бросим и всех подряд – в протокол! – с издевкой бурчит Март. – Думаю, хлопцы сгорят вместе с гаражом. А, майор?

– Да-да, конечно… Конечно… Я в принципе собрался, – бормочет одутловатый, застегивая портфель, и вдруг на миг замирает. – Это… Так вы что, сейчас меня – с собой?

– Не боись, майор, – плутовато подмигивает Март. – Разберемся. Ты ничего не забыл? Смотри – хоть одна бумажка попадет к людям Сердюкова…

– Нет-нет, тут все, – одутловатый уверенно хлопает по портфелю. – Все, до последней бумажки. Слушайте… А может, мы с вами…

– Обязательно, дорогой, – опять подмигивает Март. – Обязательно договоримся. Как только ты гонорар от Тонкого получишь – так сразу все и порешаем. Только надо будет чуток нашим слухачам отстегнуть – все-таки чуть ли не сутки тебя слушали.

– Да-да, конечно, – облегченно вздыхает одутловатый, доставая из кармана платок и промакивая вспотевший лоб. – Конечно, конечно – это не проблема…

– Первый – Пятому, – докладывает Рекс. – Мы закончили. Все по нулям.

– Спасибо, все на выход, – отвечает Март, останавливая секундомер: время «острой акции» – две минуты тридцать семь секунд. На коррумпированного мента можно потратить еще пару минут, не больше. Потом надо будет уходить – соседушки могут оправиться от шока и начать этак ненавязчиво названивать «подвязанным» в органах людишкам: и чего же это у нас тут деется, кони вы педальные? Почему мы не в курсях? Вы за что деньги получаете?!

Март вновь доверительно подмигивает одутловатому:

– Ну и, разумеется, придется делиться со всеми, кого информировал об этом деле. Знаешь, какие у нас…

– А больше никто и не знает, – беспечно качает головой одутловатый. – Об этом только я, Вася да Николай Николаич…

– Точно? – Март впивается в лицо «следака» острым взглядом. – Больше – никто?

– Конечно! – заверяет одутловатый и вдруг, словно напоровшись на стальной взгляд мнимого собровца, застывает на месте. – Подождите, подождите…

– А некогда, родной, – Март вскидывает «кедр» и давит на спусковой крючок. Одутловатый, отброшенный короткой очередью к стене, медленно сползает на пол, оставляя на свежей извести красные потеки. На лице его застывает гримаса невероятного удивления.

– Спасибо, что ты такой весь из себя конфиденциальный. Нам проще…

…В 9.45 двери конференц-зала, что располагается на втором этаже городского Законодательного собрания, распахнулись настежь и выпустили на волю томившихся на еженедельном отчетном заседании депутатов. В числе прочих конференц-зал покинул румяный симпатичный брюнет, на вид лет около сорока, рослый, статный, модно остриженный, одетый в строгий деловой костюм. В отличие от коллег, плавно растекшихся по кабинетам, брюнет решительным шагом припустил к выходу – тратить на собрание более часа в день он считал если и не преступлением против личности, то по крайней мере неоправданной роскошью.

– Алексан Николаич! Алексан Николаич!!! – помощник депутата Петя Бровкин – сокол зоркий, сын индейца, затаившийся в холле за колонной, отследил-таки стремительное перемещение шефа к выходу и на последних трех метрах перед дверьми застопорился на пути, размахивая папкой с бумагами. Отловил!

– Ну что там у тебя… – недовольно поморщился депутат, выщелкивая из кармана «Паркер». – Только очень, очень быстро! Из-за ваших никчемных бумажек реальные люди могут остаться обездоленными!

Подмахнув несколько документов, Александр Николаевич захлопнул папку, пристукнул ее к Петиной впалой груди крепким кулаком и, обогнув помощника, устремился к двери, бросив на прощание: «Давай, дерзайте, не подведите!»

– Алексан Николаич! – настырно загнусил неугомонный Петя, бросаясь вслед за шефом на улицу и чудом уворачиваясь от хлобыстнувшей с размаху о косяк массивной двери, сработанной, пожалуй, еще до печально известного штурма Эрмитажа. – Алексан…

– Уволю, вредина! – огрызнулся через плечо депутат, не замедляя победного спуска по ступеням парадной лестницы. – Как ты мне надоел!

– Кочеткова! – перспективу увольнения самонадеянный Петя всерьез не воспринимал – он являлся фактическим заместителем вечно занятого депутата по всем вопросам и вполне справедливо полагал себя незаменимым. – Ну Кочеткова же! Уже месяц наседает!

– Кочеткова… Кочеткова… – озабоченно пробормотал Александр Николаевич, останавливаясь у новенького «Opel Omega» цвета «морена» и вынимая из кармана брелок. – А что – Кочеткова?

– Да солдатская мать же! – терпеливо напомнил Петя, не смея досадовать на короткую начальственную память. – Сына в июне призвали – с энурезом, плоскостопием, дефицитом массы тела, псориазом и клаустрофобией…

– Бывают же уроды! – бесхитростно удивился депутат, пикая брелком и вставляя ключ в дверной замок.

– Ну вот – призвали, – продолжал развивать инициативу Петя, – она все военные инстанции объехала – без толку. Теперь уже месяц нас осаждает. Хочет, чтобы помогли. Грозится в Думу… в Комиссию по этике…

– Ну, пошли запрос от моего имени – куда там? Куда-нибудь пошли, в общем, – милостиво разрешил Александр Николаевич, усаживаясь за руль и принимая на затылок обязательную порцию влажных приветствий заждавшегося в салоне трехгодовалого питбуля. – Место, Макс, место! Фу, гаденыш слюнявый!!! Черт… Подпишешься сам – недосуг… Если вдруг какие проблемы – я на стройке молодежного комплекса. А если что-то на самом деле – знаешь, где найти. Все – бывай, с вашими бумажными заморочками некогда живыми людьми заняться!

И отъехал, лихо вильнув за угол – на проспект. Хватит дурью маяться, пора делом заняться! Протащившись минут пять по проспекту, депутат свернул на скоростную магистраль, разогнался, врубил на полную торчавшую первой в деке кассету «Hi-Fi» и, подергиваясь в такт бьющей по ушам системе динамического возбуждения басов, постарался быстренько отряхнуть с себя последние остатки депутатского флера. Депутатство – это декорация, завершающий штрих для полнокровного оформления реноме современного большого человека. А сам по себе он, депутат то бишь, в отчетливо представляемой сути своей – просто-напросто крутой мужик, великий комбинатор и местами даже жиголо.

Знакомьтесь, господа: сорок три года, высок, симпатичен, плечист, румян – отличный семьянин, отец двоих красавцев – студентов МГУ, депутат городского Законодательного собрания, владелец ресторана «У Жоры», ветеран афганской войны, орденоносец и просто человек со связями и крутой парень – Александр Николаевич Караваев. «Opel Omega» – рабочая машина, на приемы и в приличные места господин Караваев выезжает на белом «Мерседесе» с водителем. Все имущество и финансы зарегистрированы на жену, детей и родственников – сам депутат имеет в собственности лишь дачу в Домодедове да подержанные «Жигули» девятой модели. Однако не спешите набирать телефон доверия налоговой полиции: во-первых, они тут ничего сделать не смогут, поскольку все везде давно проконсультировано, «пробито», «заточено» в соответствии с приятными для имущих товарищей прорехами нашего ловко скроенного законодательства; во-вторых, сей румяный тип нам очень даже пригодится – без него в этой истории все получилось бы совсем иначе.

В настоящий момент стряхнувший с себя остатки депутатского флера Александр Николаевич катит на тайную и совершенно секретную встречу с уголовным авторитетом Кротом. На «стрелку» то бишь. Занятно, не правда ли? Депутат – на «стрелку». Ах, да! Депутат остался в здании Законодательного собрания, а на «стрелку» катит просто крутой парень. Заводной музон, в «бардачке» – «ствол» зарегистрированный, на заднем сиденье – живое оружие – питбуль Макс, да и сам по себе господин Караваев – ветеран-орденоносец, крепыш и резкий мужик, прошедший тюремные университеты, кого хочешь голыми руками задавит. И не надо судить предвзято – если слушает «Hi-Fi» в таком возрасте, значит, поверхностный и недалекий тип! Просто Александр Николаевич в музыке – дуб дубом, ему глубоко по тулумбасу, что слушать – лишь бы динамики радостно выбивали ритм да заводной музон стучал в виски, дополнительно взвинчивая эмоции. Можно быть тугоухим и ничего не смыслить в музыке, зато хорошо разбираться во многих других вещах, которые недоступны тонким ценителям Шнитке и Прокофьева.